Приключения Ромена Кальбри - Гектор Анри Мало
Я стоял и ничего не мог ему ответить. Я припомнил все, что я видел накануне, и понял, что Бибош имел полное право назвать меня дураком. Однако надо же было мне все разъяснить.
– Послушай, – сказал я, – если ты рассчитывал на меня в этом деле, то ты ошибся.
На этот раз он не рассмеялся, а рассердился ужасно. Он подумал, что я его обманул, и если он теперь меня выпустит, то я пойду и донесу на него.
– Так нет же! – вскричал он. – Ты не донесешь, потому что не выйдешь отсюда!
– Нет, я уйду, и ты меня не остановишь.
Но он уже набросился на меня. Хотя он был гибкий и ловкий, но я был сильнее него. Борьба наша была непродолжительна: нападение было неожиданным, он успел меня опрокинуть, но я пришел в себя и вскоре уже сидел на нем верхом.
– Отпустишь меня?
– А ты не донесешь?
– Нет.
– Поклянись!
– Даю честное слово…
Я встал.
– Но ты действительно дурак, – сказал он с раздражением, – настоящий дурак. Вот увидишь, как ты будешь жить со своей честностью. Если бы ты вчера не встретил меня, ты бы уже умер, и если ты еще жив, то только потому, что ел краденую ветчину и пил краденое вино. Если ты не отморозил ноги, то только потому, что я дал тебе краденые ботинки, и если не замерз насмерть, то только потому, что на тебе краденое платье.
Ах, это платье, такое хорошее и теплое! Я не думал уже о том, как мне хорошо в нем.
– Дай мне, пожалуйста, свечу, – сказал я.
– Для чего тебе?
– Я хочу надеть свое старое платье.
– Я тебя не упрекаю этим платьем. Я тебе его дарю.
– Но я его не хочу.
Он пожал плечами и повел меня в галерею, где я спал.
Я снял новую теплую одежду, которую мне дал Бибош, и надел свое тряпье. Я не скажу, что почувствовал себя хорошо, но когда я хотел надеть свои ботинки, то увидел, что один из них совсем развалился. Бибош смотрел на меня, не говоря ни слова. Я хотел отвернуться от него – мне было стыдно своей нищеты.
– Ты хочешь быть дураком, и у тебя это прекрасно получается – ты достаточно глуп, – сказал он мягко. – Но то, что ты делаешь сейчас, меня очень трогает, вот тут, – он указал на сердце. – Должно быть, приятно сознавать себя честным человеком.
– Почему же ты не хочешь быть честным?
– Слишком поздно.
– Подумай, когда тебя арестуют и осудят, что скажет твоя мать?
– Моя мать? Ах, если бы у меня была мать… Но не будем говорить об этом.
Я хотел его перебить.
– Нет, пожалуйста, без проповедей! – воскликнул он. – Оставь меня в покое. Я только не хочу, чтобы ты уходил в таком виде. Я понимаю, что ты не хочешь надевать краденое платье, и я хочу предложить тебе то, которое я носил, когда работал в Фалезе. Я за него дорого заплатил своим трудом. Если у тебя есть сердце, ты не должен отказаться от него. Возьми его, пожалуйста.
Я согласился.
– Хорошо, – сказал он с видимым удовольствием, – пойдем, я тебе дам его.
Мы вышли и отправились в город. Он привел меня к дому около заставы, где сдавались меблированные комнаты. Мы вошли в одну из комнат, и он достал из шкафа знакомые мне куртку и панталоны, которые я видел на нем в Фалезе, и ботинки, не совсем новые, но еще достаточно крепкие.
– Ну, теперь прощай, – сказал он, когда я переоделся, – если ты увидишь моих товарищей на улице, постарайся не узнавать их.
Еще не было и десяти часов, когда мы расстались с ним. У меня был целый день впереди, чтобы подумать, где я буду ночевать. Было сухо, я был тепло одет и хорошо обут, не голоден, а потому пока никак не мог сосредоточиться на вопросе о ночлеге, хотя и понимал, что мне необходимо найти пристанище в Париже.
Идти сегодня к Дьелетте было нельзя, и я пошел бродить по улицам. Может быть, какой-нибудь случай поможет мне определиться.
Прошло два часа, а я так ничего и не нашел и ничего не придумал, хотя миновал уже много разных кварталов. Тогда я сказал себе, что будет гораздо лучше, если я пойду случаю навстречу, и направился к Сене. Я решил вернуться на рынок к той доброй женщине, которая дала мне вчера двадцать су. Если она сама не даст мне работу, то хотя бы укажет, к кому можно обратиться.
Сначала она меня не узнала, поскольку я был переодет в платье Бибоша, но когда я ей напомнил вчерашнюю историю, она спросила меня, что я сделал с сестрой. Я рассказал ей все, что произошло вчера. Она была тронута. Потом я ей сказал, что не хочу покидать сестру, хочу остаться в Париже, пока она поправится, а для этого надо работать. Но я здесь никого не знаю, кто мог бы мне помочь, и я подумал… я надеялся…
– Ты решил обратиться к тетке Берсо, – перебила она меня, – и хорошо сделал, мой мальчик. Мне приятно, что ты догадался, что я не из тех женщин, кто позволит ребенку умирать на мостовой; я не богата, но стараюсь быть доброй и не оставлять без помощи тех, кто в ней нуждается.
Она позвала своих соседок, и они составили совет, чтобы придумать, на что я могу быть годен. Это было довольно трудно, так как не было такого обычая, чтобы дети работали на рынке.
Наконец, после долгих совещаний и споров, после того как они раз десять меня переспросили, что я умею делать, им стало ясно, что я умею хорошо писать. Решено было единогласно, что меня надо послать на аукцион, и если только там есть место, меня примут писцом.
Она позвала своих соседок, и они составили совет, чтобы придумать, на что я могу быть годен.
Я не присутствовал при переговорах обо мне. Мне только сказали, что место будет, и на другой день я был водворен с пяти часов утра за пюпитром на рыбном аукционе. Я должен был переписывать маленькие билетики. Для меня это было очень легко. Я писал быстро и четко. Вечером тетка Берсо пришла узнать, довольны ли моей работой? Ей ответили, что все идет хорошо и я могу рассчитывать на тридцать су в день. Это было немного, но так как тетка Берсо
