Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
Я взяла конус для наркоза и сказала самым что ни на есть профессиональным голосом:
– Вы готовы, доктор?
Он никак не мог прийти в себя и пробормотал еле слышно что-то вроде:
– Боже, только бы мне об этом не пожалеть.
Я привязала недоуздок покрепче и придвинула конус из промокательной бумаги к морде коровы. Ей было слишком плохо, она даже внимания не обратила. Я начала капать смесь химических веществ на конус. Корова вдохнула, глаза ее закатились и, наконец, голова упала в солому. Я подняла ей веки, я видела, как доктор Прицкер так делал. Корова даже не мигнула. Теперь надо было держать ее в таком состоянии, капая жидкость равномерно, чтобы она не проснулась, пока он работает. Но не переборщить, а то она совсем не проснется.
– Хорошо, – доктор вроде слегка успокоился.
Он взял троакар, тоненькую трубочку с острым наконечником, и сказал:
– Начнем с этого, может, удастся ее очистить.
Те, кто считает, что хирургия – тонкое искусство, придут в ужас от того, что случилось. Он с силой ткнул острым концом в бок коровы, прямо в ее раздутый желудок. Вышло огромное количество газа, а за ним полилась полупереваренная трава. Жидкость лилась пару секунд, а потом остановилась.
– Черт, – сказал доктор Прицкер, и я была ужасно горда тем, что он забыл извиниться передо мной за то, что произнес плохое слово в моем присутствии. Я уже не была просто девочкой – я была его ассистенткой. – Троакар засорился. Придется вскрывать. Ланцет.
Я подала ему длинный искривленный нож. Он сделал маленький надрез на коже у последнего ребра, а потом надавил на нож сильнее, и разрез увеличился до шести дюймов. Он оттянул кожу и оболочку нижней части желудка. Засунул руку в коровий желудок и принялся выгребать полные горсти какой-то дряни. Сразу стало видно, что желудок сдувается по мере того, как он его очищает.
– Где же это ты, старушка, такого наелась? Никогда ничего подобного не видал.
Затем он решил, что дело сделано. Зашил желудок, а затем и кожу.
– Отлично. Пора ее будить.
Я перестала капать жидкость, но конус пока не снимала – вдруг она начнет буянить. Корова медленно приходила в себя и наконец с трудом поднялась на ноги, стала оглядываться – с интересом к жизни. Спасена!
Я воняла химикатами, и фартук оказался чуток замазан навозом, но ничего дурного со мной не случилось.
– Молодец, Кэлпурния, У тебя настоящий талант к этому делу, – похвалил доктор Прицкер и глянул на меня с хитрецой. – Но мы же не будем рассказывать о том, что произошло, папе и маме?
– Ни за что, сэр!
– Договорились.
На этот раз мы оба вымыли руки в одном и том же ведре, и мыло с полотенцем у нас были общие. И до конца дня я не переставала улыбаться.
Глава 24
Собаки везучие и невезучие
Эти волки хорошо известны из рассказа Байрона о том, как они смелы и любопытны и как матросы, сочтя их из-за этого свирепыми, бросились от них в воду. <…> Так, например, видели, как они вошли в палатку и вытащили мясо из-под головы спящего матроса.
На нас свалилась еще одна собачья беда. Думаете, что-то случилось с койпесом, который жил возле запруды? Вовсе нет. Несчастье обрушилось на папину любимую охотничью собаку, Аякса, а заодно и на дворового пса Гомера. Они, наверно, шарили в кустах и случайно наткнулись на логово гремучей змеи. Я всегда считала: смертоносные твари, вроде гремучих змей, затем и трещат, чтобы предупреждать всех встречных о неизбежной гибели. Подстрекая друг друга, собаки, наверно, увлеклись и опрометчиво решили исследовать, что там такое. Едва дотащившись домой, они без сил свалились на веранде. Следы зубов на мордах и передних лапах яснее ясного поведали печальную историю. Папа был в конторе, Сал Росс сбегал за ним, потом понесся искать доктора Прицкера. К их приходу у собак до неузнаваемости раздуло морды. Аякс со страшным скрежещущим звуком ловил ртом воздух, Гомер скулил от боли.
Доктор Прицкер склонился над Аяксом, потом осмотрел Гомера. Я догадалась: сделать ничего нельзя.
– Мне очень жаль, Альфред, – сказал папе доктор Прицкер. – Боюсь, я бессилен.
Никогда не видела папу в таком горе. Собаки, в особенности Аякс, долгие годы были его верными друзьями. Осенью, в холодные предрассветные часы, прижавшись друг к другу в укрытии, чтобы согреться, папа с Аяксом терпеливо ожидали, пока в небе не раздастся гусиный крик. Они были крепко связаны, папа и Аякс.
Сэмюель достал из повозки старый пистолет доктора Прицкера и зарядил его двумя патронами.
– Я… я сам, – выдавил папа.
– Нет, Альфред, – возразил доктор Прицкер, – позволь уж мне. Уведи детей в дом.
Папа и не заметил, как мы с Салом Россом вышли на лужайку и встали рядом с Гарри и Ламаром.
– Марш домой, все! – скомандовал папа.
Кивнул доктору Прицкеру и пошел следом за нами. Дома он сразу же направился к буфету и налил себе виски. Прозвучал первый выстрел. Я вздрогнула. Папа одним глотком допил виски. Никогда раньше он не пил спиртное среди дня. Грянул второй выстрел. Папа молча вышел из комнаты. Слышно было, как он медленно, с трудом поднимается по лестнице.
Я видела через окно, как Сэмюель заворачивает трупы в мешковину и относит в повозку. Хорошо еще, что Тревиса нет дома. Наверно, он на реке, с койпесом.
Не помню, кто рассказал Тревису о гибели Аякса и Гомера. Знаю только, что это была не я.
Папа долго не мог прийти в себя. Как-то за ужином доктор Прицкер случайно – совершенно случайно – обронил, что собака Олли Крачера, ретривер по кличке Присцилла, принесла шестерых отменных щенят. Все здоровенькие, ни одного недоноска, и через несколько дней их уже можно будет разбирать.
– Я сам подумываю взять одного, – добавил доктор.
– Щенята! – завопил Джей Би. – Я тоже хочу щеночка! Можно нам тоже?
– Почему бы нет? – мама ободряюще улыбнулась малышу, потом папе и Тревису. – Вы же не будете возражать против щенка? Можно будет в субботу сходить посмотреть. Замечательный план!
– Замечательный! Замечательный! – подхватил Джей Би.
Папа грустно улыбнулся и сказал, что идея хорошая, а Тревис молча продолжал есть. Странно! Я попыталась перехватить его взгляд, но он упорно отводил глаза. Это не к добру.
Как я и думала, после ужина он догнал меня на веранде и горячо зашептал:
– Кэлли, мне нужна твоя помощь! Я хочу привести Грязнулю домой. Самое подходящее время для новой собаки, даже мама это признает.
– Да, но она имела в виду чистокровную охотничью собаку.
– А чем Грязнуля хуже? Он всю жизнь охотится на кур.
– Молчи, ни одной живой душе не говори, хотя проблема, конечно, не только в этом.
– Ты нам поможешь? Замолвишь за него словечко?
Братишка был вне себя от беспокойства. Он чуть не плакал.
– Кэлли, ты объяснишь им, что Грязнуля не какой-нибудь дикий зверь? Он может жить в доме.
– Ладно, постараюсь. Сделаю что смогу. Но понимаешь, Тревис, не так-то уж тут ко мне прислушиваются.
Брату явно полегчало.
– Спасибо, Кэлли. Завтра пойдем его навестить. Что-нибудь придумаем.
Мы пошли в дом. Пора было ложиться спать. Возможно, Тревис хорошо спал этой ночью, но меня он ухитрился заразить своим беспокойством. Я лежала во тьме, строя планы, как убедить родителей принять Грязнулю.
Назавтра мы с братом отправились вниз от запруды через густые заросли по оленьей, а может, и по койпесьей тропе. Грязнуля вышел из-за кустов и был явно рад нас видеть. Он заметно похорошел, шерсть так и лоснилась. Тревис даже снабдил его ошейником.
– Видишь? – спросил Тревис. – Правда красавец?
– Правда, – согласилась я. – Он выглядит гораздо лучше.
– Он настоящий рабочий пес, на днях крысу поймал. Глянь на эти болячки у него на боках. Я промывал их водой с мылом, но они никак не заживают, – Тревис придержал пса за ошейник. – Грязнуля умница, хорошая собака. Не бойся, все наладится.
Я поближе рассмотрела открытую ранку и легонько прощупала пальцами края. Грязнуля только слабо взвизгнул. Рана неширокая и, кажется, застарелая. Эх, мне бы один из зондов доктора Прицкера – исследовать, что там внутри. Я погладила Грязнулю, и он снова лизнул мне руку. Простил причиненное беспокойство, умничка.
– Ранки такие маленькие, почему же они не заживают? – спросил Тревис.
– Маленькие, да глубокие. Там осталось что-то внутри, поэтому раны и не заживают. Наверно, дробинки.
– А ты можешь их найти?
– Это целая операция. Сначала надо найти инородное тело, потом выскоблить рану или прижечь каленым железом, и тогда все заживет.
– И ты смогла бы это сделать?
– Я могу давать наркоз, если доктор Прицкер проведет операцию.
– А ты его попросишь? Спорим, он согласится. Я заплачу ему из моих карманных денег. Грязнуля гораздо больше понравится маме без болячек.
– Ладно, спрошу, – я критически осмотрела Грязнулю. – После того как он поправится, надо будет устроить ему ванну с душистым мылом, ну, тем, которое мама достает для гостей. Так он станет еще лучше.
