Евгений Наумов - Коралловый город
— Говорил, говорил! — бесновался Крадимигом. — Не отвертишься! Твои слова я записал. Вот они! — Он заглянул в листок и прочитал: — «Я не знаю ни одного бандита…»
— Довольно! Видите, вы сами подтверждаете мою невиновность. Да, я не знаю ни одного бандита.
— Что же это такое? — очумело бормотал Спрут, вновь и вновь перечитывая запись. — Я ведь ясно слышал, что он сказал, будто знает всех бандитов. А записано, что не знает ни одного! Это какое-то мошенничество!
— Успокойтесь, — сказал Мичман-в-отставке. — Слово сказанное иногда сильно отличается от слова написанного…
— Но я все равно тебя арестую! — упрямо стукнул дубинкой по камню Крадимигом. — Там разберутся.
— Не надо его арестовывать, — попросила Смешинка. — Ведь он не сделал ничего дурного. Он рассказал нам все, что знает.
— Слишком много он знает! — сверкнул глазами Крадимигом. — А ты, девочка, не мешай…
Сжимая в руке маленький пучок перьев старого аиста, Смешинка шла впереди и думала, как освободить ни в чем не повинного Мичмана. Попросить царевича Капельку! Но он целиком доверяет Лупибею и не захочет вмешиваться в его дела. Для него главное — танцы, балы, веселье… А Смешинке так не хотелось сейчас веселиться!
Она вышла из развалин и зажмурилась. Из-за громадного Голубого дворца струился свет поднимающегося где-то над морем солнца. Даже развалины в его лучах не казались такими уж мрачными. Утро озаряло Коралловый город.
Настороженно озираясь, появился Крадимигом, подталкивая бедного Мичмана-в-отставке. Одно щупальце его лежало на кобуре с пистолетом.
И вдруг откуда-то сверху на его каску обрушился увесистый камень. Оглушенный ударом. Спрут упал как подкошенный.
Раздались крики, шум, и в одно мгновение Смешинка и Мичман-в-отставке были окружены свирепыми колючими рыбами в масках из красной филлофоры.
— Те самые бандиты… — шепнул девочке Мичман-в-отставке.
— Сдавайтесь! — крикнул бандит, у которого маска была завязана на затылке бантиком. — Эй ты, девчонка, и ты, старикашка! Слыхали?
Смешинка повернулась к нему спиной и презрительно бросила:
— С таким грубияном я не желаю разговаривать!
Бандит с бантиком закипятился. Но Мичман-в-отставке невозмутимо произнес:
— Хорошо, хорошо. Но кому сдаваться?
Бандит с бантиком, размахивая пистолетом, закричал — Ты что, не узнаешь меня? Я грязный Ерш!
— Так его называют Лупибей да и другие стражники. — задумчиво сказал Мичман-в-отставке. — В народе его зовут иначе: Храбрый Ерш. И если ты хочешь быть на него похожим, то тебе нужно добавить к своему наряду еще кое-что. — Он наклонился к лежавшему Спруту и достал из-под каски «вещественное доказательство». — Вот, возьми, ты, кажется, потерял это.
Бандит растерянно смотрел на колючую коронку с веревочками, которую протягивал ему Мичман-в-отставке. Его собственный жалкий спинной плавник вдруг испуганно затрепыхался.
— А то посмотришь на тебя, — продолжал Мичман-в-отставке, — и подумаешь, что ты не Храбрый Ерш, а вылитый Пузанок, нарядившийся бандитом.
— Нет, я Храбрый Ерш! Храбрый Ерш! — визгливо закричал бандит с бантиком. Но тут сверху донесся голос:
— Кто там треплет благородное имя Храброго Ерша?
Обвинения Храброго Ерша
Все подняли головы и увидели, что на выступе коралловых зарослей появился встопорщенный колючий силуэт.
— Храбрый Ерш! — ахнул кто-то.
Да, это был действительно Храбрый Ерш. Он, улыбаясь, воинственно размахивал чем-то длинным, плоским, черным. Бандит с бантиком, дрожа, принялся поднимать пистолет, но Храбрый Ерш взмахнул чем-то черным, и оно, со страшной скоростью разрезав воду, выбило у бандита пистолет и вонзилось в грунт. То была гимнотида, или рыба-Нож. Храбрый Ерш мастерски владел ею, и это знали все.
Вдруг из-за развалин выскочили три перемазанных незнакомца и завопили:
— Держи их!
— Хватай!
— Не пускай, честное слово!
Услышав это. Смешинка так и прыснула. Она сразу же догадалась, что это те незнакомцы, которых она кормила остатками от пиршества в Голубом дворце. Видно, «честное слово» так им понравилось, что они к месту и не к месту принялись щеголять им.
Но бандитам было не до смеха. Визжа от ужаса, они бросились бежать.
А три чумазые рожицы, смыв грязь, оказались Барабулькой, Бекасиком и Бычком-цуциком. Смеясь, Бычок-цуцик оглушительно свистнул вслед убегавшим.
Храбрый Ерш, оттолкнувшись от скалы, плавно опустился вниз к Смешинке.
— Я слышал от своих друзей, что вы добрая, — хмурясь, сказал он. — Но, наверное, очень глупая.
— Почему? — удивилась Смешинка. Храбрый Ерш настолько понравился ей своей смелостью, что она даже не обиделась.
— Потому, что водитесь с царевичем и особенно с этим ужасным Лупибеем.
— Царевич и Лупибей совершенно разные… — начала девочка.
— Одна компания! — оборвал ее Храбрый Ерш. — Царевич — бездельник, который любит лишь веселье, а Лупибей — его верный слуга. Эх, узнал бы мудрый Великий Треххвост, что творится в городе! Он бы взгрел их как следует!
Смешинка в нетерпении прервала его:
— Вы не видели старого аиста?
— А, это та странная рыба с большими, как у Ската, плавниками? — оживился Ерш. — Мы случайно слышали, как Лупибею докладывал Дракончик-шпиончик, что эта странная рыба говорит дерзкие речи, ругает стражу. И Лупибей поклялся отомстить ему. Мы хотели предупредить старого аиста, но не успели…
Мичман-в-отставке успокаивающе погладил девочку по плечу:
— Не волнуйся, Смешинка, твой друг вернется, когда ему захочется. Он сказал это перед тем, как исчезнуть.
— Правда? Значит, он вернется? И я снова увижу старого доброго Остроклюва? — засмеялась Смешинка.
Своим смехом она заразила Бекасика, потом захихикала Барабулька, за ней хохотнул Бычок-цуцик, и, наконец, веселье коснулось и Храброго Ерша. Его колючки пригладились, рот растянулся, и весь он стал добрым и симпатичным. Улыбался и Мичман-в-отставке, глядя на всех.
— Хорошо смеется тот, кто смеется первым, — сказал он, покачивая головой. — Много ума не надо, чтобы все время быть злым и надутым, а вот первым засмеяться и подарить веселье другим…
— Давно мы так не смеялись, — сказал Бычок-цуцик. Храбрый Ерш при этих словах помрачнел.
— Не печальтесь! — объявила Смешинка. — Скоро все жители города будут смеяться и радоваться.
— С чего бы это? — насторожился Храбрый Ерш.
— Я научу их.
Барабулька пришла в восторг:
— Вот здорово, честное слово! Мы будем смеяться! Но Храбрый Ерш насупился и так посмотрел, что Барабулька забулькала от испуга.
— Ах вот как… — процедил он, поворачиваясь к Смешинке. — Ты научишь жителей смеяться? А кто тебя об этом просил?
— Царевич, — девочка недоумевающе смотрела на него. — Он и пригласил меня в Коралловый город, чтобы я научила жителей смеяться. А то они какие-то унылые.
— Ага! — Храбрый Ерш даже подскочил от ярости. — Так вот зачем ты приехала сюда! Теперь все понятно!
— Что тебе понятно?
— Я ошибся. Ты не такая, как царевич или Лупибей. Нет, — голос бунтаря выражал презрение: — Ты хуже! Ты во сто раз хуже, чем Лупибей, чем все эти Спруты, чем Дракончики-шпиончики, чем Прилипалы и Прихвостни, чем Пузанки, Ротаны, Горлачи, хуже, чем самый гадкий Слизень!
Сначала Смешинка добродушно улыбалась, потом побледнела, улыбка исчезла с ее лица…
— За что? За что ты так меня оскорбляешь? — спросила она дрожащим от возмущения голосом.
Но Храбрый Ерш молча отвернулся от нее.
— Поясни мне. Храбрый Ерш, — вмешался Мичман-в-отставке, — почему милая девочка Смешинка кажется тебе такой плохой?
— Потому что она будет учить всех смеяться в то время, как жители стонут и плачут от горя и страданий. Зачем нам ее смех? Он будет только на руку этим восьмируким и десятируким, которые захватили власть в Коралловом городе! Да знаешь ли ты, какую клятву дал я себе в тот день, когда Спруты и Каракатицы наводнили наш прекрасный город?
— Какую же?
— Не смеяться нигде и никогда до тех пор, пока хоть одно их щупальце находится в городе. Вот! А она заставила меня нарушить клятву.
— И ты думаешь, что если все время будешь мрачным, то этим поможешь жителям города? — задумчиво опросил Мичман-в-отставке.
— Я не должен забывать, как страдают морские жители, — упрямо твердил Храбрый Ерш. — И всегда должен воевать, чтобы плохо было всем тем, кто заставляет их постоянно страдать. А если я буду весело посмеиваться, то мне и воевать расхочется!
— Че-пу-ха! — отрезала Смешинка. — Когда я научу жителей смеяться, то им легче будет переносить страдания, легче жить. И они с веселой улыбкой будут…
— … гнуть свои спины на поработителей? — с возмущением крикнул Храбрый Ерш. — Нет, не бывать этому! Мы заставим тебя убраться из нашего города!
