Ирина Сабурова - О нас
* * *
"... Вы мне вроде -- я о Вас, как о матери, вспоминаю -- писал Сергей. -- Так вот: такая уж язва в желудке, что на операцию ложиться надо. Операция, говорят, легкая, но хочется все таки сказать два слова, которые давно собирался, чтобы Вы знали: "Спасибо. Я понял ..."
Потом пришло совсем короткое письмо -- от жены. Операцию сделали прекрасно -- но через два дня Сергей умер от воспаления легких.
Все таки -- это был не напрасный вечер. Такое не бывает -- напрасным.
-------
13
По общему мнению Юкку Кивисилд, Викинг, с его энергией, самостоятельностью и прочее, должен был бы эмигрировать одним из первых, как только переселение началось. Не только эмигранты -- во многих странах многие люди переселялись, начинали жизнь, ставшую относительно нормальной и мирной, заново. Многие страны раскалывались, воздвигались новые границы. Переселение шло и в Палестине, и в границах могущественнейшей когда то империи, расшатанной теперь Великобритании, в Африке и в обеих Германиях, в Алжире и Индонезии. Пресловутая наша эпоха революций и войн, атомный век, -- эпоха эмиграции не тысяч, а миллионов людей. Французские эмигранты, бежавшие от гильотины, тысячи всего, вкрапливались кое где часто блестящими точками, в незыблемую тогда еще жизнь дружественных монархий, и при всей бедности, возбуждали своей редкостью сожаление и любопытство. Но не слишком много сожаления и понимания осталось для голландских плантаторов и французских колонизаторов, строивших Индонезию и Африку, военных всех колониальных армий и Иностранных легионов, оккупационных и бывших действующих войск на Дальнем и Ближнем Востоке, на Севере и Юге, на Востоке и Западе, оставшихся теперь за флагом, для бывших остовцев, власовцев, балтийцев, чехов, югославов, венгров, немцев ... Только Север Европы не был затронут переселением -пока. Но век еще не кончился, и быть может, скандинавам предстоит то же самое... от эмиграции не страхует и английский Ллойд!
Редкость привлекает всегда, а когда цифры доходят до десятков миллионов, новизна пропадает -- интерес тоже, и трагедии со столькими нулями рассыпаются на столько же песчинок...
-- С одной стороны, я не хотел бы расставаться с Европой -- говорил Юкку. -- Я -- прирожденный традиционалист, а традиции здесь, хотя и поколеблены здорово, но на мой век еще хватит. Но на море мне полагается быть, и свет повидать тоже хочется. Канада понятнее всего балтийцам, по климату и природе. Земляки тоже есть. Вот, спишусь, и тогда...
Списывался он несколько лет, особенно не торопясь. Для чего ехать непременно без гроша? Лес рубить можно начать и с границ собственного участка, -- была бы пачка долларов в кармане. "Пачку" он принимал всерьез, а не в шутку. У Юкку было два счастливых качества, за которые его не любили многие: романтический талант и практическая трезвость упорства человека, считающего, что главное в жизни -- работать и мыслить. Первому качеству завидовали, но могли еще кое-как простить, потому что любой талант дается не за какие нибудь заслуги, а неизвестно почему. Но второе было уже несомненно заслугой, и приводило многих просто в бешенство. Действительно: вместо того, чтобы распускаться в надрыве вообще, усугубляемом изгнанничеством в особенности, в мечтаньях не менее бесплодных, чем воспоминания -- а следовательно, по своеобразной логике таких натур, спиваться более или менее бурно -- этот, всего-навсего какой то там рыбак из картофельной республики, действительно работал, и ему везло ... О том, что при добросовестности и энергии "везет" так или иначе -- умалчивалось. Как, разумеется, не прощалось и того, что Юкку никогда не отказывался поставить желающим бутылку водки -но никогда не ставил -- и не принимал сам -- второй, а как только начиналась настоящая "беседа", поднимался, расправлял плечи и категорически заявляя, что ему надо еще сегодня сдать спешный заказ -- уходил, несмотря ни на какие уговоры. Это раздражало, понятно, в особенности тех, кто предпочитал "махнуть рукой на все" и размахнуться вообще, по широте своей натуры и значения. Размах кончался обычно на дне бутылки.
Заказов у Юкку было много. Как только стали выходить газеты, он предложил в самую крупную свои карикатуры. Они пошли. Как только стали выходить иллюстрированные журналы, он поставил на хвост так хорошо знакомых ему рыб, одел их в пальто и юбки -- и они, с совершенно по человечески глупо вытаращенными обалделыми глазами заплясали на страницах журналов, переживая необыкновенные, но весьма злободневные приключения.
Купив на гонорар от первого же крупного заказа масляные краски и холсты -- как только их можно было достать, он, наконец то после войны смог писать и картины. Они продавались. Потом ему предложили роспись отстраивающегося мореходного училища. Потом... и так шло дальше. Юкку не брезговал ничем -тоже в противоположность многим, считавшим ниже своего достоинства взяться за ремесло -- и время от времени даже охотно чертил диаграммы для пропагандного института, Остинформа, хотя главным его занятием в этом институте было пожалуй устройство в него своих друзей, которых убеждал, что пока что лучше иметь хоть какую работу, а там видно будет...
Впрочем, действительных друзей Юкку уговаривать не пришлось. Демидова ухватилась сразу, за привычное дело: править и корректировать статьи, предназначавшиеся для разных изданий Института, -- и, получая регулярное жалованье, рискнуть взять на выплату старый линотип для своей, в маленькой компании, типографии. Таюнь вспомнила, что во время войны выучилась писать на машинке -- и оказалось, что пишет не хуже других, только грамотнее. Через несколько месяцев она уже строчила, как пулемет, часто оставаясь на сверхурочную работу -- и осторожно влезала в один долг за другим, чтобы перестраивать и приводить в порядок свою усадьбу. Пани Ирена, как и повсюду, скромно предложила переводы с китайского -- и хотя над ней смеялись, что она -- бумажный тигр, но она стала действительно не бумажной, а парадной лошадью всего заведения. Может быть она была единственным человеком, вздохнувшем о Разбойнике: с его организаторскими способностями, с его наглостью ярко-синих глаз он мог бы заведывать здесь хозяйственным отделом -- в таком то громадном доме! Но Владек-Разбойник уже не сидел, а лежал в тюремном госпитале, и кажется, вряд ли выйдет -- и куда?
Некоторые из поэтов, -- одни в промежутках, другие срываясь реже, и только третьи, самые немногие -- терпеливо -- стали работать тоже, дружно сходясь на одном: возмущении статьями коллег, самими коллегами, и, разумеется начальством, то есть хозяевами организации, почему то считавшими, что устроив институт, обходящийся в громадные деньги, они могут распоряжаться в нем по собственному усмотрению, а не руководствуясь личным мнением служащих, получающих деньги не за это мнение, а за работу.
Институт "Остинформ" занимал целое здание. Этажи, коридоры, кабинеты с коврами, клетушки стеклянных перегородок, и все стены в архивных полках. Работа шла кругами, захватывая все больше новых отделов, подотделов и секций, с общей целью: сбор сведений о Советском Союзе для его изучения. Здесь выпускался толстый ежемесячник с данными советской статистики и статьями специалистов -- на четырех языках; еженедельник научного и другой политического характера -- на двух; ежедневные бюллетени с обзорами печати и последними новостями -- на трех. Все издания рассылались для осведомления только по разным учреждениям всех стран мира -- от радиостанций и университетов до контр-разведок, затем известным специалистам всякого рода, и в продажу не поступали. Общество, тратившее всю эту массу бумаги, труда, подсобных материалов, стоивших громадных денег, носило невинно-теоретическое название, не обманывавшее никого: всем было известно, что хозяевами были американский государственный департамент и западно-германское министерство. Общий стиль не коммерческого, а казенного учреждения становился ясным даже самому наивному человеку.
Обширный персональный отдел проверял каждого служащего -- что не мешало, конечно, проникать советским агентам. Многие не понимали, почему мелкие сообщения, выуживавшиеся из советских провинциальных газет, могут заинтересовать кого нибудь и складываются в разбухающий с каждым годом архив. Но где то -- большей частью не здесь, в центре только сбора информации -- все эти сведения поступали тому, кому следовало: ученым, журналистам, политикам, специальным комиссиям, кое что и в секретные сферы: для учета, обработки, изучения, дальнейших комментариев для широкой публики, и прочего и прочего...
Служащие разделялись по категориям -- негласным, а неписанные законы крепче остальных. Фактическим начальством были, разумеется, американцы. Хозяйственной и технической частью заведывали немцы. Остальными работниками были эмигранты всех национальностей и сроков. Среди них нередко появлялись самые "новейшие", только что перешедшие на Запад. Они обычно вспыхивали метеорами. К сожалению, интеллигентные люди среди них попадались редко. Но с бывшими сержантами или вроде того сперва тоже возились, устраивали на удобные места, на которых они могли бы научиться чему нибудь, получая хорошие деньги; начальство хлопало их по плечу, приглашало в ресторан. Через некоторое время звезда многих закатывалась из-за слишком уж явной неспособности и пьянства. "Помощники редакторов" скатывались в шоферы или рабочих, или -- возвращались назад, на горячо любимую родину. Таких тоже было увы, немало -- к вящему злорадству тех, на кого не обращали внимания.
