Ирина Карнаухова - Повесть о дружных
Только за дверью учительской ребята опомнились, завизжали, затараторили, взволнованно побежали в класс.
Письмо читалось и перечитывалось, носилось из класса в класс, пересказывалось в домах, зачитывалось в читальне. Потом Алеша разрисовал для него рамочку и ребята повесили его в классе.
На другой день они написали ответное письмо бойцам и обещали им учиться хорошо, заботиться о семьях фронтовиков и друг о друге. Нюра переписывала письмо три раза, пока решили, что в таком виде его можно послать бойцам.
Марья Дмитриевна дала для письма большой, красивый конверт.
Таня пошла в Холмы
- Валя Веселова!
- Здесь!
- Климов!
- Есть!
- Теплых!
- Тут!
Таня вызывает ребят и отмечает в журнале отсутствующих. Сегодня что-то малолюдно в классе. Да и то видно,- быть метели. Ветер так и стучит в окна, так и хлещет по стеклам мокрым снегом.
- Нюра Валова!
- Нету.
Таня забеспокоилась.
- Кто знает, почему нет Нюры?
- Я знаю,- говорит Манька,- мы за ней зашли, а она болеет. Красная вся, не ест ничего. Ее мамка вторые сутки домой не приходит, потому как на ферме отел начался. А ребята хнычут. Мы в избу Дров занесли и печку затопили. Беда! Наверно, помрет!
- Что ты! - ужасается Таня.
- Балаболка! - машет рукой Саша.
- Да вы Александре Степановне сказали, что Нюра захворала? спрашивает Миша.
- Нет, мы не успели, в школу торопились.
- Ну, после уроков пойди и скажи ей, чтоб домой поспешала, а то Нюре одной плохо.
Прозвонил звонок.
Тане не до уроков. Никак она не может рассчитать, сколько стоит печенье и сколько сахар. Думает Таня только о Нюре. Как она там, бедная? Ведь четверо малышей, надо их напоить, накормить. Одна круглая Тонька чего стоит! Тане так жалко, так жалко Нюру! Слезы накипают у нее в глазах.
- Чижик,- толкает ее в бок Миша,- у тебя ошибка в делении.
- Ну и пусть ошибка, пусть! Может, Нюра там и правда умирает... А мы обещали бойцам заботиться друг о друге. И у Нюры тоже отец на фронте...
После уроков Таня не успевает посоветоваться с сестрой. Елена Павловна быстро уходит в учительскую,- сегодня педсовет.
Тогда Таня обращается к ребятам.
- Дружные,- говорит она,- мы должны сейчас же пойти помочь Нюре, нельзя же ее так оставить.
Но ребята с сомнением поглядывают в окна.
- Я сегодня в школе останусь,- говорит Манька.- Метель будет.
- И я хотел...
- И я...
Ребята растеряны,- ведь Нюре помочь нужно.
Таня взрывается:
- Вот вы какие "дружные"! В лес по ягоды ходить, в лапту играть, сказки слушать... А как товарищ в беде, так всей вашей дружбе конец! А кто обещал радоваться вместе и помогать в беде? Ну, так я одна пойду.
- Да подожди ты, Чижик,- урезонивает Миша.- Сейчас я побегу, скажу Александре Степановне.
- Александра Степановна уехала в луга за сеном,- говорит Алеша,вернется к вечеру.
- Вот что, ребята,- говорит Миша,- я пойду Власьевне скажу. Она что-нибудь придумает, может, лошадь достанет; и я с ней съезжу.
- И я тогда поеду,- говорит Манька,- там ведь по хозяйству помочь надо, ты сам не сумеешь.
- А мы и ночевать сможем,- говорят сестры Веселовы.
Но Власьевны в сторожке не оказалось.
- Подождем часик, педсовет кончится, и мы всё скажем Марье Дмитриевне,- решает Миша.
Но Таня уже вся горит. Ей кажется, что Нюре надо помочь сейчас же, сию минуту, нельзя ждать целый час.
Она вызывает Маньку в коридор:
- Маня, ей очень плохо?
- Очень, ой, очень,- говорит Манька и поджимает губы.
- Вот что,- говорит Таня,- ты молчи, Маня, а я пойду сейчас... Будешь молчать?
- Ага...
Таня натягивает на себя шубейку и выскакивает на крыльцо.
Ох, и неуютно же на дворе!
Тучи совсем навалились на землю, порывами налетает злой ветер, тревожно гудят ели в лесу.
Таня плотнее запахивает шубейку и идет к воротам.
Манька в одном платье выбегает на крыльцо.
- Чижик, подожди меня, Чижик! Я пойду с тобой, только оденусь.
Но Таня уже не слышит ее...
* * *
Буран налетел внезапно. Закрутились по дороге белые смерчи, затрещали сосны, изгибаясь в дугу, сыпля вниз сухой, колючий снег. Ели судорожно размахивали лапами. Снег закручивался кольцом вокруг их черных ног. Обжигающий студеный ветер захватывал дыхание. Таня поворачивалась к нему спиной, отдыхала и снова пускалась в путь, если можно было говорить о пути в этом густом колючем, белом молоке, которое кипело вокруг нее.
Сухой снег забивался за ворот шубейки, в рукава, в валенки, и некуда было от него спрятаться. Ноги увязали в сугробах; в двух шагах ничего не было видно.
Таня наткнулась на дерево, оцарапала щеку, остановилась. Метель выла по-волчьи, свистела, звенела, грохотала. На щеках нарастала ледяная корка. Таня то и дело стирала ее уже совсем мокрой варежкой. Ресницы заиндевели, стыли ноги...
Вернуться? Но где-то уже близко должны быть Холмы, а там Нюра, лежащая в жару, одна, беспомощная, Нюра, которой Таня давала клятву дружбы...
И Таня снова упрямо двигалась вперед, увязая в сугробах, борясь с развевающимися полами шубейки, останавливаясь, чтобы перевести дыхание...
Метель кончилась так же внезапно, как началась.
Куда-то дальше улетел разъяренный ветер. Еще дрожа, выпрямились сосны. Ели, освобожденные ветром от своих снежных покровов, расправили усталые сине-зеленые лапы. На чистом небе проглянули колючие холодные звезды. Поземка, слабея, еще крутилась у ног, запорашивая валенки. Вот и она улеглась. Таня вытерла мокрое лицо концом платка, стряхнула шубейку, осмотрелась и сразу поняла: сбилась с дороги. Во рту стало сухо, засосало под ложечкой.
"Ну, ничего, ничего,- уговаривала она себя.- Я не могла отойти далеко от проселка. Он где-то здесь, совсем рядом. Направо, вон за той сосной.
Уходя в снег по колени, с трудом выдирая из сугробов задубевшие валенки, Таня побрела направо. Но лес там становился гуще, снег глубже, проселка не было.
"Я ошиблась, мне нужно налево",- думала Таня и поворачивала налево.
Сосны равнодушно смотрели на маленькую, петляющую по снегу девочку.
"Только не пугаться, только не пугаться,- убеждала себя Таня.- Сейчас я вспомню, как нужно в лесу находить путь: "Путь нужно находить по звездам, по мху и по годовым кольцам на пнях..." Сейчас я посмотрю, где север, где юг - и найду дорогу".
Таня говорила вслух, чтобы не слышать тяжелой зимней лесной тишины. Звезды не помогли Тане. С трудом нашла она Большую Медведицу, долго всматривалась в начищенный серебряный ковш, но это ничего не сказало ей о дороге. Мох? Годовые кольца? Но где это найдешь под метровым снегом? Раздвигая ветви, Таня где-то потеряла варежку и дышала теперь на правую руку и отогревала ее на груди.
Ноги у Тани дрожали, сердце стучало часто-часто, губы запеклись.
"А все-таки я не боюсь,- говорила себе Таня.- Вот нистолечко не боюсь. Я иду правильно. Ну, еще десять минут, еще полчаса, и я выйду к Холмам".
Луна встала над лесом и залила снег синеватым светом. Она казалась веселой и улыбающейся, эта луна, которая твердо знала свой путь.
И тут Таня испугалась: на белом искрящемся снегу она увидела свою красную варежку! Значит, она кружила на одном месте.
Сразу стало нечем дышать. Девочка прислонилась к сосне, распустила платок.
Она даже не подняла варежку. Больше она не может ступить ни шагу, ни одного шага, ни самого маленького, так и будет стоять под сосной.
Но ведь ее найдут; конечно, найдут. Наверно, Миша сказал Леночке и Власьевне сказал. Они приедут за ней на лошади, и она ляжет в сено и будет спать, спать, спать...
А пока можно посидеть на пеньке. Таня с трудом стряхивает с себя дремоту. Нет, спать нельзя. Если заснешь, замерзнешь. Надо думать о чем-нибудь... Вот... Нюра... бедная Нюра... она больна... она лежит в постели и, наверно, спит, спит, спит... Таня падает с пенька в пушистый снег, подкладывает руку под голову... сосны строго смотрят на лежащую у их ног девочку.
Тревога
Манька вернулась в школу. Ребята уже разошлись. Миша убирал класс, поджидая Власьевну и Марью Дмитриевну.
На душе у Маньки было беспокойно: сказать Мише или не сказать?..
- Миша,- решилась она,- а Миша...
- Чего тебе?
- Чижик ведь ушла...
- Куда ушла?
- В Холмы, к Нюре...
Миша страшно рассердился:
- Да как же ты ее отпустила! Почему не сказала мне или Саше?!
- Она не велела...
Миша не стал больше расспрашивать, он бросил уборку и побежал вниз к ферме. Может быть, Александра Степановна вернулась, она возьмет лошадь и догонит Таню.
Александра Степановна и впрямь вернулась. Она сгружала сено с дровней и не успела еще распрячь лошадь. Услыхав сбивчивый и взволнованный рассказ Миши, она досадливо сморщилась.
- Уж эта языкатая! Вечно Манька наплетет невесть что. Я как за сеном ехала, домой завернула. Ничего у Нюры страшного. Насморк да кашель. А и жару нету. Зря только подружка к ней побежала.
В это время рванул студеный ветер. Александра Степановна и Миша с тревогой посмотрели на небо.
