Ирина Карнаухова - Повесть о дружных
Ребята горячо поддержали Лену Павловну, хотя только Таня и Саша понимали, в чем дело: надо было показать кузнецу, что Алешина работа не баловство, не детская забава.
Саша подолгу беседовал с Алешей, уговаривал его, доказывал, сердился, и Алеша согласился рисовать. Он уже загорелся, думал, прибегал советоваться.
А ребята засели за газеты, искать сюжеты для Алешиных картин. Чего только они не прочитали! О каких замечательных людях, о каких подвигах на фронте и в тылу!..
Но вдруг Саша пришел к Лене Павловне и сказал взволнованно:
- Алеша плачет.
- Отчего? Что случилось? - взволновалась Леночка.
- Рисовать не может,- мрачно ответил Саша, ожесточенно снял кепку и швырнул ее на табуретку.- Бумаги нет,- Саша загнул один палец.- Кисточки все повылезли,- Саша загнул другой палец,- красок нет...- и он кулаком погрозил кому-то в окно.
- Да-а...- протянула Леночка,- нехорошо.
Молчание повисло в маленькой комнатке.
Таня на цыпочках, чтобы не мешать Леночке думать, прошла в угол комнаты и полезла в свой чемоданчик. Она долго рылась в своих сокровищах книжечках, бумажных кучках, ленточках - и вытащила круглую, не размытую еще краску и с торжеством положила ее на стол:
- Вот!
Саша разочарованно повертел кружочек и сказал со вздохом:
- Золотая... Что ею рисовать станешь?..
- Ну, вот что,- сказала Леночка,- раньше времени унывать не стоит. Ты, Саша, поговори с ребятами. Пусть каждый у себя пороется, а кисточки мы сделаем сами из волос. Я всегда в детстве делала. Пусть Миша настругает хороших гладких палочек, волосы мы к ним привяжем ниткой, да еще смажем нитку столярным клеем,- вот и будут кисточки. О бумаге я сама позабочусь.
Таня, под горячую руку, сразу бралась за дело. И вот уже вечером мелькают ножницы, кипит в консервной баночке столярный клей, а Таня стрижет и стрижет свои вихры и делает для Алеши кисточки.
Нюра, забежавшая к концу дня, в ужасе остановилась на пороге.
- Ты что наделала, Чижик?
- Пятнадцать кисточек,- торжественно возгласила Таня.
- Да ты на себя посмотри!
Таня подскочила к зеркалу.
Действительно! Крутые завитки были во многих местах выстрижены неровно, а над лбом красовалась прямо-таки лысинка.
- Ой, достанется от Леночки!
- Ну и поделом! Без толку сделано! Давай-ка щетку! Может, как-нибудь зачешу!
И верная подружка стала смачивать и укладывать причудливыми волнами непокорные вихры. Кое-какие разрушения были скрыты, но лысинка над лбом продолжала сиять. Это бы еще ничего, но когда Нюра подошла к столу, то стала так смеяться, что косы прыгали у нее на спине и слезы выступили на глазах.
- Чижик,- говорила она, захлебываясь от смеха,- ты думаешь... этими... запятыми рисовать можно?
И правда, кисточки завернулись крутыми локонами, и на столе лежали пятнадцать запятых на палочках! Ну, что ж... Неудача.
А Леночка написала длинное письмо в город, где учительствовали Мира с Колей.
И вот через неделю четвертый класс получил посылку.
Петр Тихонович сам подкатил к школе, вызвал старосту класса Нюру Валову, приказал ей расписаться в растрепанной толстой книжке и торжественно вручил ей ящичек, на котором было написано: "Пионерам четвертого класса Бекрятской школы от пионеров 7-й школы Кировского района города".
Не дыша, все сгрудились около Миши, пока он осторожно вскрывал ящик, тщательно вынимая и откладывая в сторону тонкие гвоздики.
Сверху лежало письмо:
"Дорогие ребята! - писали незнакомые друзья.- Наша учительница Мира Николаевна рассказала нам, какую вы затеяли интересную выставку и что у вас не хватает бумаги и красок. С бумагой у нас тоже плохо. Но мы устроили сбор и посылаем вам всё, что набрали. А красок, конечно, мало. Напишите нам, как пройдет выставка.
С пионерским приветом 4-й отряд 7-й школы".
Бумага была разная: и листочки, вырванные из тетради, и куски обоев, и почтовые листики, и два куска великолепной плотной белой бумаги. Краски были только трех цветов: черная, синяя и зеленая.
- Ну, теперь действуй,- сказал Саша Алеше, передавая ему ящичек. А Алеша растерянно смотрел на три кружочка краски, лежащие у него на ладони, и глаза его медленно наполнялись слезами.
- Без красной и желтой мне ничего не сделать,- протянул он жалобно.
Ребята снова приуныли.
На помощь пришла Власьевна.
- Забеги ко мне, Чижик, завтра с утра. Может, горю вашему и поможем. Баночек мне собери побольше да передник подвяжи.
Таня чуть свет побежала к Власьевне. В сторожке уже топилась печь, на столе шумел самовар. Власьевна в большом рабочем переднике, стоя на лавке, срывала с вязки крупные луковицы.
- Лови, Чижик!
Круглые луковицы, блестя шелковыми боками, словно мячики, летели сверху в ладони Чижика.
- Клади на стол. А теперь очищай луковицы, а я в кладовушку побегу.
Таня чистит луковицы, и слезы набегают ей на глаза, в носу щиплет-щиплет. И смешно, и досадно.
Вот уже белые, словно яички, лежат луковицы на столе. Таня смахивает шелуху в передник и направляется в сени. На пороге она сталкивается с Власьевной. Та, как Дед Мороз, заиндевевшая, румяная, а в руках какие-то ветки, травинки.
- Ты куда, Чижик, не одевшись, бежишь? Мороз лютой!
- Да я только в сенцы, шелуху выбросить,- бойко отвечает Таня.
Власьевна грозно хватает Таню за плечо.
- Стой! Шелуху?! Люди добрые, она шелуху побежала выбросить! Клади на стол!
Таня испуганно высыпает на стол груду шелухи. Власьевна кладет веники, сухие пучки, ветки. Некрасиво стало на столе. Таня недоуменно поглядывает и молчит.
- Ведь из этого и будем делать,- говорит Власьевна и перебирает венички и шелуху.
- Из этого?
- Ну, конечно.
- А что будем делать? - окончательно теряется Таня.
- Да краску же!
"Ну и ну!" - Таня недоверчиво мотает головой.
- Не верится? Вот гляди: вот зверобой-цветок, в поле растет, желтенькие цветочки такие. Из него будет красная краска. А вот это конский щавель. Хороша трава - и от боли в животе помогает, да и краску нам дает коричневую. А из луковой шелухи желтую изготовим. А ты "фыр-фыр!" побежала выбрасывать!
Таня сконфужена.
- Ну, за дело берись!
Таня заметалась по кухне, помогая, а может быть, и немного мешая Власьевне. Она толкла в ступке какие-то корешки, растирала цветочки зверобоя, засыпала в котелок шелуху.
Закипели в печке настои в банках и баночках. Власьевна мешала их, подливала какие-то снадобья, нюхала, смотрела на свет, даже пробовала на вкус. Двери на улицу пришлось распахнуть,- из них клубами валил синеватый пар.
Алеша, Саша и Миша стояли у крылечка, не решаясь зайти в сторожку.
Поздно вечером Власьевна прогнала Таню.
- Иди, иди уже, больше тебе здесь делать нечего. Теперь она до утра выпариваться будет.
- Кто "она"?
- Да краска же.
Таня с сомнением посмотрела на белые ободранные луковицы, на сушеную травку и пошла домой. Ребят у крыльца уже не было.
А утром, перед звонком, Власьевна зазвала к себе Алешу, и он вышел от нее сияющий, держа три стаканчика, полные чистыми и яркими красками красной, желтой и коричневой.
* * *
И вот настал День Красной Армии.
Выставка в трех классах школы была готова уже накануне. Елена Павловна сама сбегала к Ивану Евдокимовичу, пригласила от имени школы все правление колхоза, весь сельсовет. По правде сказать, взрослые посмеивались, отмахивались от ребят.
- Ну что вы там навыставляли!
- Куда еще я пойду!
Но на другой день все были настроены празднично. Утром в читальне слушали по радио приказ по армии и флоту. То и дело переводили глаза с приемника на карту, а около карты стояла Галина Владимировна и перекалывала красные флажки. И флажки заалели в Чехословакии, в Венгрии, в Германии.
И чем больше становилось флажков в освобожденных странах, тем больше радовались люди, тем ярче, казалось, светило солнце.
Колхозники подходили к карте, огрубевшими от работы пальцами вымеряли,- много ли осталось до Берлина.
- Нет, немного, немного, товарищи,- говорила Галина Владимировна.
Можно ли было после этого отказаться, когда Марья Дмитриевна пригласила:
- Школа просит вас посетить выставку в честь Красной Армии, устроенную четвертым классом под руководством Елены Павловны.
Конечно, конечно, все пойдут.
И колхозники пошли в школу.
У дверей каждого класса, подтянутые, серьезные, стояли навытяжку мальчики в красных галстуках, приветствуя гостей пионерским салютом.
В классах колхозников встречали девочки, водили по выставке, объясняли. Взрослые входили, посмеиваясь, снисходительно улыбаясь, а потом переставали смеяться.
Тут действительно было на что посмотреть.
В первом классе была представлена наша Родина. Висели на стенах картинки из жизни разных народов СССР. Стояли на столах макеты тундры, тайги, степной полосы, юга.
Неслись по белому полю, мимо крохотных кожаных чумов, нарты, запряженные оленями. Пальмы раскачивали бумажные листья. Белые украинские хатки лепились вокруг светлого пруда, сделанного из обломка зеркала.
