Элинор Портер - Поллианна взрослеет
– Да, – вздохнула миссис Чилтон, – все держится на ее непосредственности. Ты сам знаешь, дорогой.
– Да, знаю, – утвердительно кивнул мужчина.
– Конечно, она знает, что и ты, и я, и полгорода – все играют в ее игру, и что мы счастливы в жизни именно потому, что играем в нее.
Голос миссис Чилтон задрожал, она сделала паузу. Затем продолжила:
– Но если бы, вместо того чтобы просто оставаться собой, она сознательно определила бы свою миссию, она уже не была бы той радостной наивной девчушкой, которую отец научил играть в радость. Она превратилась бы в самодовольную проповедницу, как писала та медсестра. Это было бы неизбежным.
– Итак, что бы я ей ни сказала, она не услышит, что призвана ободрить миссис Керю, – с решительным видом вставая и откладывая свое рукоделие, подытожила миссис Чилтон.
– Я всегда знал, какая ты мудрая, – одобрил ее слова муж.
Поллианне сообщили на следующий день. Вот, как это было:
– Милая моя, – начала тетя, оставшись в то утро наедине с племянницей, – хотела бы ты эту зиму провести в Бостоне?
– С тобой?
– Нет. Я решила ехать с твоим дядей в Германию. Но миссис Керю, хорошая знакомая доктора Эймса, пригласила тебя к себе на всю зиму. И я склонна отпустить тебя к ней.
Поллианна расстроилась.
– Но тетечка Полли, в Бостоне не будет ни Джимми, ни мистера Пендлтона, ни миссис Сноу – никого из моих знакомых.
– Не будет, милая. Но они тоже не были твоими знакомыми, пока ты не приехала сюда и не познакомилась с ними.
Лицо Поллианны озарила улыбка.
– А что, тетя Полли, это правда! Наверняка, в Бостоне есть свои Джимми, и мистер Пендлтон, и миссис Сноу, которые только и ждут, чтобы я с ними познакомилась. Правильно я говорю?
– Правильно, дорогая.
– Тогда мне есть чему порадоваться. Я думаю, тетя Полли, ты теперь умеешь играть лучше меня. Вот мне и в голову бы не пришло, что там люди ждут знакомства со мной. Да еще сколько их! Я некоторых видела два года назад, когда мы были там с миссис Грей. Мы там стояли целых два часа по дороге с Запада. Там, на вокзале, один человек, очень славный, подсказал мне, где можно напиться воды. Думаешь, он там еще бывает? Я бы охотно с ним подружилась. А еще была очень славная леди с маленькой девочкой. Они живут в Бостоне. Они сами так сказали. Девочку зовут Сьюзи Смит. Возможно, я могла бы с ними познакомиться. Как думаешь, я могла бы? И был там еще мальчик, и еще одна дама с малышом. Но те живут в Гонолулу, поэтому их я вряд ли там встречу. Ну и, наконец, там живет миссис Керю. Тетя Полли, а кто такая миссис Керю? Она наша родственница?
– Вот беда-то, Поллианна! – воскликнула миссис Чилтон полушутя-полуотчаянно. – Ты надеешься, что кто-то способен угнаться за твоими рассуждениями, когда ты каждые две секунды мысленно перескакиваешь из Бостона в Гонолулу и обратно! Нет, миссис Керю нам не родственница. Она сестра мисс Уэтерби из Санатория. Ты помнишь мисс Деллу Уэтерби из Санатория?
Поллианна всплеснула руками.
– Она ее сестра? Сестра мисс Уэтерби? Ох, тогда она замечательная. Потому что мисс Уэтерби была замечательная. Мне ужасно нравилась мисс Уэтерби. У нее были морщинки-смешинки в уголках рта и глаз, а еще она рассказывала прекрасные истории. Я была с ней всего лишь два месяца, потому что она прибыла в санаторий незадолго до того, как я выписалась. Мне сначала было обидно, что она не была там все это время. Но со временем я была даже довольна, потому что, если бы она была с нами все это время, было бы гораздо труднее с ней расставаться, чем когда мы с ней были знакомы такое короткое время. А теперь я буду как будто бы снова с ней, потому что я буду с ее сестрой.
Миссис Чилтон вздохнула и закусила губу.
– Поллианна, деточка, ты не можешь быть уверена, что они настолько уж похожи друг на дружку.
– Тетечка Полли, они же сестры, – возразила девочка, широко открывая глаза, – а сестры, я думаю, должны быть очень похожи между собой. У нас в Женском благотворительном обществе было две пары сестер. Две сестры были близнецами. Так те были так похожи друг на друга, что ты бы ни за что не определила, которая из них миссис Пек, а которая миссис Джонс. Ну, пока у миссис Джонс не выскочила бородавка на носу. Тогда уж мы легко их стали различать, потому что сразу смотрели на бородавку. Я так и сказала миссис Джонс, когда она как-то стала жаловаться, что, мол, люди ее часто называют миссис Пек. А я ей говорю: они бы не ошибались, если бы обращали внимание на бородавку, как вот я делаю. А она отчего-то ужасно рассер… расстроилась. Хоть я, право, не знаю, чем она была так недовольна. Я думаю, ей бы радоваться, что нашелся способ так легко их различать. Тем более что она была председателем Комитета и любила, чтобы ей отдавали должное почтение, представляя гостям или на торжественных ужинах. Но она почему-то спасительной бородавке не радовалась. Я даже слышала впоследствии от миссис Уайт, что миссис Джонс делала все возможное, чтобы только избавиться от бородавки, и готова была ради этого даже ежа за пазухой носить. Впрочем, я себе не представляю, каким образом подобное может помочь. Тетя Полли, а еж за пазухой действительно помогает от бородавок на носу?
– Деточка! Конечно же, нет. Поллианна, ты как заведешь речь о своем Женском благотворительном обществе, тебя прямо невозможно остановить!
– Тетя Полли, правда? – виновато спросила девочка. – Так тебя это раздражает? Честное слово, тетечка, я не хотела тебе досаждать. А если даже тебе надоедают мои воспоминания о Женском благотворительном обществе, ты можешь этому радоваться. Ведь когда я вспоминаю о Женском благотворительном обществе, ты можешь быть уверена, что я счастлива оттого, что меня больше с ними ничего не связывает, и у меня есть своя собственная родная тетя. Тетечка Полли, правда, тебе это приятно?
– Да, да, дорогая, конечно, приятно, – улыбнулась миссис Чилтон, вставая и выходя из комнаты.
Ей вдруг сделалось неловко из-за тех остатков своего давнего раздражения по поводу безграничной радости Поллианны по любому поводу.
На протяжении нескольких последующих дней, пока велась переписка по поводу зимнего пребывания Поллианны в Бостоне, сама девочка, готовясь к отъезду, наносила прощальные визиты своим друзьям в Белдингсвиле.
В Вермонтском городке Поллианну знали сейчас практически все. И практически все играли в ее игру. Те немногие, кто от этого еще воздерживался, возможно, еще не до конца понимали, в чем заключается игра в радость. Теперь же Поллианна ходила из дома в дом с известием о том, что зиму она проведет в Бостоне. И все отчетливее повсюду в городке по этому поводу выказывалось разочарование – везде: от кухни в доме тетушки Полли до большого дома на Пендлтонском холме, где обитал мистер Джон Пендлтон.
Нэнси решительно высказала всем, кроме своей хозяйки, что лично она считает поездку в Бостон полнейшей бессмыслицей. Со своей стороны, она бы скорее пригласила мисс Поллианну к своим, на Кулички. И пусть бы тогда миссис Полли ехала в эту свою Гармонию или куда там ей еще захочется.
Мистер Джон Пендлтон с Пендлтонского холма сказал, по сути, то же самое. Но он не побоялся выразить свое мнение миссис Чилтон прямо в глаза. Что касается Джимми, двенадцатилетнего мальчика, которого Джон Пендлтон приютил в своем доме, потому что так хотела Поллианна, и которого он теперь усыновил, потому что так захотелось ему самому… так вот, Джимми был просто возмущен и не замедлил свое возмущение выразить.
– Ты только-только вернулась, – упрекал он Поллианну таким тоном, к которому прибегают мальчики, пытаясь скрыть свою все еще детскую чувствительность.
– Вот тебе раз! Да я здесь еще с конца марта. И, наконец, я уезжаю-то не навсегда, а только на эту зиму.
– Что с того? Тебя не было почти целый год. И если бы я знал, что ты сразу уедешь, я бы сроду не помогал устраивать тебе встречу с транспарантами, и оркестрами, и всем остальными, когда ты возвернулась из своей Санатории.
– Джимми Бин, очнись! – воскликнула Поллианна, ошеломленная этой тирадой, и продолжила с некоторым превосходством, происходящим из оскорбленного чувства собственного достоинства. – Во-первых, я не просила встречать меня «с оркестрами и всем остальным», а во-вторых, ты допустил две ошибки в одном-единственном предложении. Санаторий, это слово мужского рода. А «возвернулась», так тоже не говорят. По крайней мере, звучит как-то неуклюже, мне кажется.
– Кому какое дело до моих ошибок?
Поллианна взглянула на паренька с осуждением.
– Тебе самому, кажется, не было безразлично. Летом ты просил меня исправлять тебя каждый раз, когда ты говоришь неправильно, ведь мистер Пендлтон хотел, чтобы ты научился говорить грамотно.
– Если бы ты, Поллианна Виттьер, выросла в приюте, где у тебя ни одной родной души и где никто тебя знать не хочет, а не среди старушек, которым больше делать нечего, как тебя воспитывать да обучать грамотной речи, ты бы тоже не знала какое слово какого рода, а может, и похуже ошибки допускала бы.
