Молли имеет право - Анна Кэри
Вот бы я посмотрела, как сама тётя Джозефина стирает себе платье, живя в тесноте, без водопровода и без гроша за душой. Уж конечно, она ни разу в жизни даже платочка не постирала: всё отправляет в ту же прачечную, что и мы. А кружева заставляет горничную отбеливать вручную. Не слишком ли высокомерно с её стороны попрекать других нежеланием мыться?
— Ты что-то притихла, — сказала Нора, когда мы подошли к её переулку.
— Думала про тётю Джозефину, — рассеянно ответила я.
— Ну перестань. Подумай лучше, как нам отпроситься на тот большой митинг.
— А я уже подумала. Уговорю Филлис взять нас с собой.
Судя по всему, моя гениальная схема Нору не впечатлила.
— С чего ты взяла, что она согласится, раз уже отказалась? Я так понимаю, она считает, что мы слишком этим увлекаемся и, если попадём на митинг, твои родители тотчас же обо всём узнают. И что же может заставить её передумать?
— Шантаж, — самодовольно бросила я.
Да, согласна, слово отвратительное, но работает же!
Вечером, после того как отец дочитал очередную захватывающую историю о приключениях Питера Фицджеральда (тот спрятался от бандитов в каминную трубу, но теперь горничная, не подозревая о Питере, собирается разжечь под ним огонь), я зажала Филлис в углу.
— Мне нужно с тобой поговорить.
— В самом деле? — устало переспросила Филлис.
— Да. Я хочу, чтобы ты взяла нас с Норой на субботний митинг.
— Сколько можно повторять? Нет и ещё раз нет. Ни одну из вас я с собой больше не возьму. Это слишком рискованно.
— Но почему? — возмутилась я. — Мы же всей душой поддерживаем движение.
— Вам всего четырнадцать.
— И что? Это нам не мешает. В конце концов, если мы победим, то через семь лет сможем голосовать.
— Какая чудовищная перспектива. От одной мысли, что вы получите право голоса, хочется раз и навсегда бросить весь этот суфражизм. Хотя, может, ты и права…
— Ещё как!
— Но я совершенно не хочу отвечать за вашу парочку. На митинге могут возникнуть беспорядки. Или вдруг эти ужасные хибернианцы явятся…
Об этом я не подумала. Но даже если так, мне всё равно хотелось туда попасть.
— Тебе не придётся за нами приглядывать, мы вполне способны сами о себе позаботиться.
— Если тебя отвезут в больницу в карете скорой помощи, родители первым делом обвинят меня, — сказала Филлис, явно несколько преувеличивая: скорая помощь после протестных акций не понадобилась ещё ни одной суфражетке (насколько мне известно). — Даже того, что я взяла тебя на митинг в парке и в «Фермерское подворье», хватит, чтобы в октябре меня не отпустили в университет.
Я как знала, что именно это она и скажет. Поэтому глубоко вдохнула и, выпрямившись во весь рост (всё ещё на три дюйма ниже Филлис), театрально объявила:
— В таком случае у меня нет выбора. Если не возьмёшь нас с Норой на митинг, я всё расскажу нашим престарелым родителям.
— Нет! — в ужасе отшатнулась Филлис.
— Определённо да, — подтвердила я. Хотя на самом деле, конечно, не стала бы: уж слишком это низко, подло и жестоко. Оставалось надеяться, что Филлис поверит в реальность моих угроз и блеф не вскроется. — Да ладно, Филлис! Мы не станем ввязываться в неприятности. Вот честное слово!
— Ты просто чудовище, — простонала Филлис.
— Ну пожалуйста, Филлис, — заныла я. — Всего один митинг. При первом же намёке на беспорядки мы улизнём из зала и поедем домой. Ты же знаешь, даже эти ужасные древние хибернианцы не станут бить девушек. По крайней мере, не моего возраста, — во всяком случае, я на это очень надеялась.
— Я подумаю, подлая ты мелкая тварь.
Но я совершенно уверена, что она нас возьмёт. Сейчас отправляюсь спать с неприятным осадком из-за всего этого шантажа, но на что не пойдёшь ради доброго дела? Попрошу Бога простить меня, когда стану молиться.
Позже
Я проснулась в четыре утра (о чём узнала, рассмотрев в свете уличного фонаря часы на каминной полке) и больше не могла заснуть, поскольку чувствовала себя ужасно виноватой из-за этого шантажа. Знаю, «не шантажируй» не входит в число десяти заповедей, и сомневаюсь, чтобы я когда-либо видела что-нибудь подобное в катехизисе, но, скорее всего, это просто настолько ужасно, что Бог даже не подумал предостеречь нас (хотя, полагаю, то же можно сказать и об убийствах, а они определённо хуже шантажа). В любом случае, есть это в Библии и катехизисе или нет (возможно, в Библии и есть, я её всю не читала), Бог явно не одобрил бы то, что я сказала Филлис. Так что в глубине души я знаю, что совершила смертный грех.
В общем, я решила, что было бы нечестно попасть на такой важный и нужный митинг столь гнусными средствами, поэтому с утра, во время завтрака, пока все уплетали тосты, а мама напоминала, что сегодня днём уйдёт к миссис Шеффилд обсудить ход сбора средств на благотворительность, я с самым значительным лицом обернулась к Филлис, давая ей понять, что хочу поговорить. Так что, когда все вышли из-за стола, она уже поджидала меня в холле.
— Что тебе нужно? Очередная порция шантажа?
Я задержала дыхание: кому приятно признавать свою ошибку, даже если знаешь, что иначе нельзя?
— Наоборот. Я ужасно переживаю из-за того, что пообещала всё про тебя рассказать. Ты, пожалуйста, знай, что я бы никогда этого не сделала.
Филлис вскинула бровь. Только одну — уж и не знаю, как она это делает. Я и
