Джеймс Гринвуд - Маленький оборвыш
Не знаю, должно быть, пиво это было очень крепким, или оно с непривычки так сильно подействовало на меня, но я вдруг пришел в такое возбужденное состояние, что с трудом мог себя сдерживать. Я совершенно перестал бояться своих врагов и был готов встретиться лицом к лицу даже с мистером Бельчером, конечно, если с ним не будет двухствольного ружья.
В эту минуту я проходил мимо маленького оружейного магазина, и мне пришло в голову, что человек, которого преследует весь свет, непременно должен ходить вооруженным. Я вошел в магазин и купил страшный с виду старый пистолет за два шиллинга и три пенса. Вечером я нашел, что ужасно неудобно таскать это оружие в кармане панталон, и потому продал его в ту же лавку за один шиллинг и четыре пенса. Таким образом мои дорого добытые восемнадцать шиллингов и четыре пенса все разошлись по мелочам. Я продал красивый шелковый платок с птицами за восемнадцать пенсов и через три дня стоял посреди улицы таким же бедняком, каким был в ту минуту, когда наблюдал за толстой леди, прислонясь к фонарному столбу против богатого фруктового магазина. И вот…
Впрочем, читатель сам легко догадается, как пошла моя жизнь. Труден только первый шаг – сделав его, я уже не останавливался. Я старался убедить себя в том, что я несчастный, всеми покинутый ребенок, что все меня преследуют и ненавидят, что я поневоле должен поступать нечестно, чтобы не умереть с голоду. При втором воровстве я уже жалел, что в кошельке нашлось всего только четыре шиллинга, а при третьем и сам не помню, что чувствовал, так как за ним скоро последовало четвертое, пятое и так далее.
Однако я недолго вел жизнь карманного вора, никак не больше двух месяцев. Сколько денег мне удалось украсть за это время, не помню, знаю только, что я разбогател до того, что смог взамен старой одежды, данной мне Ильфордской полицией, купить себе очень приличное платье. Я не ночевал больше в съестной лавочке, а поселился на улице Уентфорт.
Глава XXVI. Я знакомлюсь с Джорджем Гапкинсом, и он берет меня к себе в ученики
В один июльский вечер я прохаживался по Чипсайду. Так как у меня теперь был приличный костюм, я смело появлялся на больших, богатых улицах, поглядывая по сторонам с беззаботным видом мальчика, вышедшего погулять. Я заметил джентльмена, внимательно разглядывавшего что-то в чулочном магазине. Это был один из тех джентльменов, от которых карманным ворам хорошая пожива: он был так толст, что когда наклонился, фалды его сюртука сильно оттопырились и карман выставился самым соблазнительным образом.
Нельзя было упустить такого удобного случая. Я ощупал карман, в нем лежало что-то твердое четырехугольное. Я запустил в него руку и через секунду вытащил красивый кожаный бумажник. До сих пор мне удавалось таскать кошельки, деньги, просто положенные в карман, деньги, завернутые в бумагу, но ни разу не попадался мне под руку бумажник. Дрожа от восторга, я быстро свернул в соседнюю улицу, осторожно открыл бумажник при свете фонаря и увидел в нем несколько сложенных купюр и целую кучу золотых монет. Это так поразило меня, что я стоял секунд пять неподвижно, закрывая бумажник полой своей куртки и не зная, на что решиться. Вдруг чья-то рука легла на мое плечо.
– Не вздумай бежать, – произнес голос человека, явившегося как будто из-под земли, – от меня не убежишь.
Я готов был клясться, что никто не следовал за мной от Чипсайда; появление этого незнакомца как гром поразило меня. Я быстро бросил бумажник в водосточную трубу и повернулся, вполне уверенный, что меня задержал или полицейский, или обокраденный мной джентльмен. Но я ошибся: меня держал за ворот незнакомый мне господин, одетый очень нарядно, с блестящим перстнем на пальце. Он поднял брошенный мной бумажник и спокойно положил его к себе в карман, точно свою собственность.
– Правду говорят, что дуракам счастье, – заметил он, продолжая держать меня за ворот и увлекая за собой в темную улицу.
– Послушайте, сударь, – заговорил я жалобным голосом, не помня себя от страха, – ведь я нашел его, право, нашел, только он мне не нужен, возьмите его, коли хотите, может, вы его потеряли…
– Нашел, конечно, нашел! – насмешливо проговорил незнакомец. – Неужели же заработал! А ты на кого работаешь? – спросил он вдруг резким голосом, когда мы уже прошли пол-улицы.
«Он, должно быть, принимает меня за какого-нибудь честного мастерового», – мелькнуло у меня в голове.
– Я работаю, – проговорил я прерывающимся голосом, – у одного коробочника около Уайтчепеля.
– Что ты врешь! – вдруг сердитым голосом закричал незнакомец. – Сейчас говори правду! Ты живешь у Симмондса или у Тома Мертинса?
– Не знаю я никакого Симмондса и Мертинса! – закричал я, несколько оправившись от испуга. – Пустите меня, берите себе бумажник, только меня оставьте в покое.
– Я тебе сверну шею, если ты не станешь отвечать, – грозным голосом пообещал незнакомец. – Говори, на кого ты работаешь!
– Да ни на кого, сам на себя!
Незнакомец выпустил из рук воротник моей куртки и несколько секунд смотрел мне прямо в глаза.
– Послушай, мальчик, – сказал он, наклоняясь ко мне и говоря почти шепотом, – не думай, что меня можно обмануть. Говори правду: если у тебя есть хозяин, это не беда, если нет, скажи, и я, может быть, окажу тебе услугу.
– А вы не полицейский, не сыщик, не что-нибудь такое? – спросил я.
– Я полицейский? – воскликнул незнакомец и громко расхохотался. – Ах ты, простота! И с таким умом берется за воровство! Ты давно занимаешься этим делом?
– Два месяца.
– И ни разу не попадался?
– Ни разу.
– Ну, тебе удивительно везет! Такой простофиля должен был попасться на первом же разе! Надо взять тебя в руки. Пойдем-ка со мной!
По тону его голоса было ясно, что он на самом деле намерен взять меня в руки. Мне это вовсе не представлялось приятным. Я боялся его не меньше, чем полицейского.
– Благодарю вас, сэр, – сказал я. – Я не хочу, чтобы меня брали в руки.
– Не хочешь? – свирепо воскликнул он. – Мне нет дела до того, что ты хочешь или чего не хочешь! У тебя до сих пор не было хозяина, а теперь будет! Иди за мной, а когда мы придем домой, я с тобой поговорю.
Он вышел на улицу Поультри, потом завернул в один переулок, затем в другой, в третий, пока не дошел до улицы Кит. Он не держал меня, а между тем я следовал за ним, и мне даже не приходило в голову бежать, такой страх внушал он мне своим решительным и повелительным обращением.
Когда мы дошли до половины улицы Кит, он постучал в дверь одного дома, и нам отворила нарядно одетая молодая женщина.
– Я не ждала тебя так рано, Джордж, – сказала она ласково, целуя незнакомца.
– Я привел нам нового жильца, Сьюки, – ответил он, указывая ей на меня.
Это, по-видимому, ей было неприятно.
– Неужели тебе еще не надоели жильцы, – недовольным голосом проговорила она. – Наверное, и этот проживет у нас не дольше того!
– Конечно, если он вздумает играть со мной штуки! А что, чай готов?
– Готов. Иди.
Мы вошли в очень хорошо меблированную комнату, на столе около камина стоял чайный прибор. Джордж бросился на диван и лежал на нем молча, заложив руки за голову, пока молодая женщина не принесла чайник с чаем и блюдо поджаренной ветчины с яйцами. На меня она смотрела по-прежнему недружелюбно.
– Не суйтесь под ноги, если не хотите, чтобы вас обварили! – сердито заметила она, проходя мимо меня с чайником.
– Ты будешь пить чай? – спросил у нее Джордж.
– Нет, я уж пила.
– Ну, так убирайся к черту! – грубым голосом сказал он.
Она вышла из комнаты, сердито хлопнув дверью.
– А ты, – обратился Джордж ко мне, – хочешь чаю?
– Нет, благодарю вас, сэр.
– Ну, все равно, я буду пить и говорить, а ты сиди и слушай. Откуда ты?
Этот вопрос был для меня неожиданным. Как объяснить ему, откуда я? Из Клеркенуэла, из Кемберуэла, или из Уентуортской улицы? Джордж заметил мое смущение.
– Коли тебе не хочется говорить этого, так не говори, – сказал он, – мне все равно. Мне надо только знать, есть ли у тебя настоящий дом? Есть ли у тебя отец и мать?
– Я убежал из дома и туда не вернусь.
– Отчего?
– Оттого, что меня там до смерти изобьют.
– Ах, вот оно что! Ну, это отлично, тебе и не нужно идти туда. Ты будешь жить здесь.
– Здесь?
– Да, я тебя беру в ученье. Я дам тебе стол и квартиру, а ты должен работать на меня.
– Что же я буду делать?
– Да то же, что делал уже два месяца и на чем я поймал тебя сегодня. Не скажу, чтобы ты был искусен, но ты мне понравился, из тебя может выйти прок, если тебя немножко подучить. До сих пор тебе везло, но на одно счастье нельзя рассчитывать, надо стараться приобрести и мастерство. Ты меня, конечно, не знаешь, но спроси у любого полицейского, кто такой Джордж Гапкинс, и каждый скажет тебе: это известный воспитатель воров, как его не знать! Вот я и хочу взяться за твое воспитание.
