Святослав Сахарнов - Повести и рассказы
- Из винтовки её, что ли, ударить? - сказал Гриша. - Чего это она? Сама, дура, пришла... Ты посторожи!
Он повернулся, чтобы идти в избу за патронами - стрелять белух было его работой, - но вдруг остановился, и его выгоревшие редкие брови сошлись у переносицы. Теперь он пристально всматривался в другое пятно - небольшое коричневое, - которое раскачивалось среди пологих, потерявших силу волн, медленно ползущих от камней по мелководью к берегу. Оно не стояло на месте, а с каждой волной смещалось, приближалось к нам.
- Ишь куда его занесло! - сказал Гриша Ардеев, и я понял, что случилось: небольшой полярный дельфин - белушонок в непрозрачной мутной воде потерял мать, перескочил через каменную гряду и теперь, оказавшись на мели, гибнет...
- Ишь куда его занесло! - сказал Гриша. - Детна!*
_______________
* Д е т н а (поморское) - белуха с детёнышем.
Белуха беспокойно металась, пытаясь отыскать проход между камнями; вода с каждой минутой убывала: шёл отлив.
Высокая волна перекатила через гряду, подхватила белушонка, понесла, и вдруг он остановился. Пятно больше не двигалось - маленькое животное оказалось на мели.
Азарт охотника боролся в Грише с жалостью.
- Перевернёт ведь, - пробормотал он, и я понял, что он говорит про нас с ним и про лодку.
- Авось не перевернёт. Попробуем?
Мы столкнули на воду карбас - узкую низкобортную лодку, торопливо загребая короткими вёслами, отошли от берега. Завели мотор. Описав дугу, оказались рядом с камнями. За спиной у меня кто-то шумно выдохнул, я обернулся и успел заметить в серой, покрытой грязными пенными шапками воде молочную погружающуюся спину.
Второй раз белуха вынырнула у самого борта. Из воды показались белый крутой лоб, похожая на шар голова, короткий, безгубый, длинный, как птичий клюв, рот. Зверь выбросил из дыхала с тонким свистом струю брызг, перевернулся и, не погружаясь, поплыл. Он плыл прямо на камни, где ещё недавно был проход и откуда теперь стремительным потоком уходила вода.
- Вот шальная, осохнет ведь! - сказал Гриша и, круто положив руль на борт, пересек зверю путь.
Лодка и белуха разошлись, едва не задев друг друга, карбас проскочил вперёд, Гриша заглушил мотор. Тут же пронзительно заскрипел о камни окованный железом киль. Пришедшая следом волна приподняла нас, и карбас, перемахнув через камни, закачался на тихой воде.
Мы подгребли к белушонку. Здесь было совсем мелко, Гриша перевалился через борт, по пояс в воде, подошёл к животному. Белушонок лежал обессилевший, на боку, изредка ударяя хвостом.
- Верёвку давай! - крикнул мне Гриша.
Он накинул петлю на хвост белушонку, вдвоём мы подтащили коричневое обмякшее тело к борту, привязали. Вторую петлю пропустили под плавники. Дождавшись волны, столкнули карбас с мели и, часто работая вёслами, погнали его назад к камням.
Белуха была тут. Она вертелась у самых бурунов, то и дело выставляя из воды голову. Нижнюю челюсть она ободрала о камни - тонкие красные струйки бежали к горлу.
Нам повезло: лодка попала между двумя большими камнями, мы проскочили в щель между ними и очутились на открытой воде. Прежде чем очередной пенный вал успел швырнуть нас назад, мотор взвыл и карбас понёсся от камней.
Белуха плыла следом, не погружаясь.
Я увидел, что верёвки, которыми был привязан белушонок, натянулись втугую.
- Стой! - закричал я. - Стой, Гриша! Мы задушим его.
Ардеев сбросил обороты и вырубил винт. Мотор работал теперь вхолостую. Блеснул нож - Ардеев перерезал верёвки, дельфинёнок очутился на свободе.
- Мы, кажется, убили его.
Гриша пожал плечами. Невдалеке от нас всплывало огромное белое тело мать спешила к сыну. Он стал тонуть, она поддела его лбом, удерживая у поверхности воды.
Ветер относил нас. Привстав, мы смотрели во все глаза - что будет? Наконец мне показалось, что белушонок шевельнулся. Мать ещё раз подтолкнула его, затем они погрузились и всплыли уже в стороне.
- Будет жить, - сказал Ардеев.
Когда они показались в следующий раз, белуха выставила из воды голову, и до нас донёсся неторопливый, низкий, похожий на гудок паровоза свист.
Потом они поплыли - мать впереди, детёныш чуть поотстав. Плыли и становились всё незаметнее.
- Пошли домой?
- Пошли.
Карбас повернул и небыстро, вместе со слабеющими волнами побежал к берегу.
В избе наше отсутствие не прошло незамеченным.
- Чего это тебя в море носило? Бензин лишний? - спросил бригадир.
- Да так... - нехотя ответил Гриша.
Из окна, около которого лежал на нарах бригадир, были хорошо видны и берег и море. Бригадир недобро посмотрел на Ардеева, хотел что-то добавить, но не сказал ни слова.
Я тоже молчал: я знал, что охотники не одобрят нашего плавания такая огромная белуха была хорошей добычей...
Осенью я вернулся на Большую землю, а ещё через год охота на дельфинов была запрещена.
Но сперва ей изменили такие люди, как Гриша Ардеев. И я рад, что был свидетелем его измены.
З В Е Р И М И К У М И
ГОСТИНИЦА
Изогнутое в виде подковы здание гостиницы на вершине холма. Внизу, прямо под окнами, небольшое озеро.
Здание обнесено оградой. Столбы, проволока. На проволоке металлические пластинки. Ветер шевелит их, пластинки ударяются о проволоку и звенят.
Я подошёл и тронул пальцем пластинку. Сторож, подметавший асфальт, крикнул:
- Осторожно, бвана!
Я отдёрнул руку.
- Нельзя! - сказал сторож и обвёл рукой пространство вокруг дома. Звери - там, мы, люди, - здесь!
Он был стар, этот служащий африканского заповедника, и весь блестел. Блестела узкая бритая голова. Сверкали чистые крепкие зубы. Мигали медные пуговицы на форменной куртке. Морщинистое чёрное лицо светилось весельем. Он стоял, опираясь на метлу, у его ног тихонько наигрывал перевязанный верёвочкой транзисторный приёмник, который он то и дело переносил на новое место. Он шёл, размахивая метлой, - музыка брела следом.
Перед гостиницей на бетонной площадке стоял укреплённый на тумбе большой бинокль. Рядом табличка: "Три минуты - шиллинг". В тумбе щель. Я бросил туда монету. В тумбе что-то щёлкнуло, открылись стёкла бинокля. Строгий часовой механизм начал отстукивать секунды.
Я припал к окулярам. На поверхности жёлтого озера чернели две точки. Коряги? Берег был пуст. Я повернул бинокль - ни в лесу, ни на равнине никого не было. Никого.
НОЧЬ
Наступил вечер, мой первый вечер в Микуми. Солнце упало за горизонт. Небо как-то вмиг потемнело, в нём вспыхнули огромные, как фонари, звёзды. Они залили землю голубым светом. Снова стала видна белая, словно облитая молоком, дорога, чёрные холмы с редкими, похожими на зонтики деревьями, стеклянное блестящее озеро.
С озера грянул лягушачий хор.
В ответ ему в кустах заскрипели цикады, пронзительно вскрикнула птица.
Звёзды светили вниз и скользили к закату - небо, неторопливо поворачиваясь, сваливало их за горизонт.
На востоке разгоралось жёлтое зарево - всходила луна.
Я стоял на дороге.
Кто-то невидимый, маленький прошлёпал по асфальту. Должно быть, лягушка. А вот ещё одна...
И вдруг я услышал, что неподалёку от меня кто-то дышит. Громко и неторопливо: "Пф-фф-фф! Пф-фф-фф!"
Дышало какое-то крупное животное. Может быть, корова или бык?
Мне даже показалось, что дышат не за оградой, а в ограде.
На всякий случай - кто их знает, этих африканских животных? - я ушёл в гостиницу, в номер. Мало ли что...
ДЖОН ПАНТАЛЕОН
Когда я поднялся, раннее утро гасило в лиловом небе последние звёзды. У небольшого, открытого, выложенного кафелем бассейна перед гостиницей стоял сторож. В руках у него вместо метлы теперь был сачок.
Сторож опускал сачок в воду и доставал оттуда лягушек.
- Доброе утро, - сказал я. - Как работа?
Сторож кивнул. Оранжевые лягушки шлёпались на асфальт и уползали в траву.
Из травы грянула музыка - приёмник стоял теперь там.
Я присел на борт бассейна.
- Джон Панталеон, - сказал старик и постучал себя пальцем по груди. Меня зовут Джон Панталеон. Я работаю здесь уже семь лет.
- Долго. А из каких вы мест?
- С севера.
Старик улыбнулся.
Ещё одна лягушка сорвалась с сачка, ударилась об асфальт и заковыляла прочь. Я понял: когда проснутся люди и придут купаться - бассейн должен быть чист.
У дороги росло дерево, на нём висел зелёный, похожий на зелёную дыню плод.
- Папайя! - сказал Джон Панталеон. - Осталась всего одна папайя. Её показывают приезжим. Будет большой скандал, если дыню сорвут. Джон не допустит этого!
Кончив ловить лягушек, сторож перенёс приёмник под дынное дерево и, примостившись под ним, задремал. Он сидел, привалясь к тонкому стволу, а из маленькой пластмассовой коробочки у его ног неслись барабанная дробь и выкрики певца.
Приехала машина - она привезла на кухню мешки с мороженым мясом. Джон Панталеон приоткрыл один глаз.
- Будет большой скандал, если дыню сорвут, - повторил он и снова заснул.
