Ирина Карнаухова - Повесть о дружных
И вот уже весь громадный двор школы покрыт пельменями. Они лежат на столах, на дверях, на бочках и просто на разостланных на снегу простынях, как будто со всего мира слетелись на этот двор сотни белых птиц. Ребята шныряют по двору, им поручено защищать пельмени от воробьев, веселых зинзиверов, от кошек и собак.
Замороженные, звенящие, как льдинки, пельмени складывают в коробы и отправляют в район.
* * *
Велика и необъятна наша Родина. От границы до границы неделями бегут поезда; дымят пароходы в южных и северных морях; карабкаются автомобили по горным дорогам; качая головами, бредут по пескам верблюды. И в тайге, и в горах, через тундру и через луга пролегли тысячи дорог, проселков и троп.
И зимой в морозы расцветают на привалах тысячи костров. Кони всхрапывают, засунув морды в торбы с вкусным овсом. Котелки кипят над огнем. Путники вынимают из мешков стучащие, как камешки, пельмени, сыплют их в котелок, и вот уже душистый пар вьется в морозный воздух и озябшие люди расстегивают воротники, распахивают полушубки и хвалят заботливых хозяек. Всюду на месте пельмени: дома за круглым столом, и на общем празднике, и в снежном пути...
Но как милы они бойцу на чужой земле, где пахнут пельмени родиной и домом!.. Бережно принимают мужские ладони из рук старшины коробок с материнской стряпней. Он полон не просто пельменями, он полон заботой и лаской, драгоценным приветом Родины!
Дорогие гости
Власьевна получила короткое письмо:
"Мать, пишу из госпиталя, не бойся, уже поправляюсь. Рядом со мной на койке Андрей Николаевич. Лену Павловну не пугай, он тоже на поправку идет. Кабы не он, не видала бы ты меня, мать, живым. Носило бы меня по дну студеного моря. Сама его за меня обнимешь. Обещали на две недели нас отпустить домой. Жди, мать, телеграммы, готовь пироги с морковью да затопи пожарче баню.
Обнимаю тебя, твой сын Дмитрий.
Марушку предупреди, чтоб куда-нибудь не уехала".
Власьевна не одних Марушку и Лену, а всех предупредила.
К Леночке прибегала она каждую минуту, смотрела на нее преданными глазами, будто не Андрей, а она, Лена, спасла Митеньку где-то в студеном море.
А Лена ночами ну просто не давала Тане спать! Все вскакивала и в окно глядела. Завернется в платок, продышит проталинку в заиндевевшем стекле и смотрит-смотрит. А то вдруг начнет чайник кипятить.
Галина Владимировна застучит в стенку:
- Спи ты, неугомонная! Что возишься?
- Пурга большая. А вдруг они сейчас приедут, озябшие, голодные...
- Ну, кто это, на ночь глядя, по пурге из района выедет?
- Все-таки...
Дни томительно тянулись в ожидании. Власьевна, Леночка и Марушка встречали Петра Тихоновича в самых неожиданных местах.
- Нет телеграммы?
- Да нет,- сердился Петр Тихонович,- была бы, я и сам прибежал.
И вот, в воскресенье телеграмма пришла.
С полудня Лена и Власьевна стояли на горе и до ломоты в глазах всматривались вдаль. Проезжала по проселку машина, ползли телеги, все мимо...
Власьевне надо было идти убирать классы, Лене - проверять тетрадки.
Миша подошел к расстроенным женщинам.
- Вы идите,- сказал он мягко,- а мы здесь подежурим по очереди. Не бойтесь, не проглядим.
И дружные засели на ограде. И все-таки то Лена, то Власьевна выскакивали на крыльцо.
- Не видно?
- Не видно, не видно...
На ступенях правления тоже маячила девичья фигурка. Марушка все глаза проглядела.
А когда уже перестали ждать, дежурившая Манька заверещала пронзительно на всю деревню:
- Ой, ой, ой, ой, скорей, скорей!
Из-за амбарушка вынырнули сани. С них соскочили две черные фигуры и направились к школе.
Леночка и Власьевна без слов поняли Маньку и, натягивая на ходу шубейки, толкая друг друга плечами на узкой тропинке, проваливаясь в снег, бросились навстречу.
Власьевна бежала впереди. Вот она уже добежала до моряков, распахнула руки.
Леночка остановилась: Власьевна обнимала Андрея, целовала обветренные щеки, гладила по плечам и сквозь слезы говорила:
- Да родной ты мой, да спасибо тебе за сына, да дай на тебя поглядеть...
Лена поколебалась мгновение и крепко обняла Митеньку.
Тут Власьевна опомнилась:
- Да что же это я! - И освободила Андрея. Обнимая сына, она горестно всхлипнула:
- А Ванюшка-то, Ванюшка!
Митенька крепко прижал к себе мать.
Андрей подошел к Леночке:
- Здравствуй, родная моя!
Леночка спрятала лицо у него на груди.
Таня стояла на горе и кривила рот.
"Ну вот, увидала Андрея своего и про меня забыла... А я, может, замерзла... У меня, может, кашель будет. А ей, конечно, всё равно..."
В это время Андрей спросил:
- А где ж это Чижик? Здорова ли?
- А вон она там, на горе она... вон смотрит...- затараторила Манька.
- Ну, пойдем к ней.
Неизвестно откуда набрались ребята. Окружили тесным кольцом приезжих и, не спуская восхищенных глаз с ладных фигур в черных бушлатах, с бравого Митеньки, с подтянутого Андрея, двинулись вместе со всеми к школе.
Моряки
Ребята стайкой ходили за моряками. Стоило где-нибудь появиться черной шинели, чтобы из каких-то неведомых щелей, из-за амбарушков, из-за заборов, с чердаков и прямо из земли вырастали Петька, Миша, Алеша, выскакивала Манька, ковылял Климушка. Сначала они держались в отдалении, потом подходили ближе, потом окружали плотной стеной. Расспросам, рассказам, восхищению конца-краю не было.
Два дня Таня не хотела мириться с существованием Андрея. Смотрела на него хмуро, исподлобья, отвечала коротко. Но Андрей как будто не замечал этого. Относился к ней ласково, спокойно, как к сестренке. Все ей первой рассказывал, всюду звал с собой. И Таня смягчилась.
Она стала смотреть на него, как на свою собственность, и страшно задавалась перед ребятами. Ведь она одна могла держать Андрея за руку, надевать его офицерскую шапку, начищать рукавом ордена.
Ребята начали ходить как-то странно: широко расставляя ноги, раскачиваясь, "палубной походкой". От фуражек вдруг у всех оторвались козырьки. На курточках и отцовских гимнастерках появились подворотнички. Речь запестрела словами: "полундра", "травить", "на берег".
Леночка каждую свободную минуту проводила с Андреем, а Митенька не выходил из правления колхоза, где в это время приостанавливался стук счетных костяшек.
Марья Дмитриевна на неделю освободила Власьевну от всех работ, и Власьевна с самого утра и до позднего вечера хлопотала у печки, то и дело выскакивала на крыльцо и кричала зычным голосом:
- Сынки, Митенька, Андрюшенька, самоварчик кипит, шаньги остынут!
Она грозно врывалась к Леночке в комнату и говорила возмущенно:
- Сидят! Скажите, люди добрые, сидят! Беседуют! А пироги перепревать должны?..
Она посылала Таню к Марушке:
- Поди, скажи: мать велела сейчас же идти! Холодец на столе. Уже два часа не евши сидит! Так и отощать можно!
Андрей, тихо улыбаясь, добросовестно ел холодец, заедал его пирогами, закусывал шаньгами, запивал молоком...
- Ничего,- говорил он Леночке шепотом,- я выдержу, у меня желудок здоровый.
А Митенька иногда возмущался:
- Да что ты, мать! Мы ведь не голодные. У нас на флоте хорошо кормят. Знаешь, что такое флотские щи? Ого-го!
Тут Власьевна становилась горячей:
- Флотские щи?! Да ты как смеешь матери такие слова говорить! Да я тебе таких щей наварю, что самый главный ваш не кушал!
И варила.
Андрей был хорош со всеми ребятами, но Мише он уделял особое внимание. Частенько Таня заставала их за разговором. Страстное и серьезное желание Миши стать моряком нравилось Андрею, и он многому научил Мишу за это время.
- Будешь моряком, Миша, будешь,- обнадеживал он мальчика,- кончай только семилетку на отлично. Приедешь ко мне, я тебя в училище устрою.
Миша смотрел на Андрея с обожанием.
Но недолго длилась такая праздничная жизнь. Уже на четвертый день Митенька пришел к Леночке и Андрею и сказал, переминаясь с ноги на ногу:
- Отпустите, Елена Павловна, Андрея Николаевича со мной.
- Куда? - встревожилась Леночка.- Куда отпустить?
- Да видите ли... девушки-то наши в лесу сосны валят с темна до темна, трудно им... Пока мы здесь, надо бы им помочь.
Андрей уже натягивал валенки.
- Конечно, старшина, неужели не поможем? Леночка, есть у тебя какой-нибудь ватник?
С тех пор Леночке стало спокойнее в школе. Ребята не пялили глаз в окно, слушали внимательнее. Голос Власьевны не разносился по всей округе, извещая о новых достижениях кулинарного искусства.
К полудню девушки прогоняли моряков из лесу:
- Идите, идите уже...
- Довольно помогли...
- Вас ведь к нам на поправку прислали, а вы за работу взялись.
- Поработали - и хватит!
Приходилось подчиняться. Моряки возвращались в деревню, и тут уж Власьевна строго охраняла их покой и не пускала к ним ребят.
Только вечером в домике у девушек становилось шумно и весело. Чуть не вся деревня собиралась на кухне.
