Девочка и призрак - Ханна Алкаф
Хуссейн пожал плечами:
– Другие не видят особого смысла слоняться здесь посреди дня. Они спят. Даже по ночам общественная жизнь в этих краях весьма скудна. Время от времени в полнолуние закатывают вечеринку. Но на этом всё. – Он снова вздохнул. – Стариков у нас хватает. Скука смертная, по правде сказать. Ого, это же каламбур! – Призрак громко рассмеялся, довольный собой.
Сурайя вежливо улыбнулась.
– А дети здесь есть? – поинтересовалась она, изо всех сил пытаясь говорить легко и непринуждённо, словно это не было вопросом жизни и смерти.
Хусейн нахмурился.
– Не так много, – ответил он. – Видишь ли, это процветающий городок. Детская смертность здесь явление редкое. Есть пара-тройка малышей (мертворождённые, наипечальнейшие создания, хотя тётушки постарше обожают с ними нянчиться); несколько утопленников; одна жертва автомобильной аварии…
– Не проводишь меня к ним?
– Эм… Су? – словно по волшебству, возле неё возникла Цзин. На лице подруги читалось беспокойство. – Ты знаешь, что разговариваешь сама с собой?
– Не хочется тебя пугать, Цзин, – сказала Сурайя, протягивая ей шарик, пока Розик запрыгивал к хозяйке на плечо. – Но… это не так.
Последовал приглушённый вздох, затем сдавленное:
– Крууууууууууууууууть.
– Смотрю, мы обзавелись компанией.
– Ты его видишь?
Кузнечик пожал плечами:
– Мы из одного теста.
– Как родственники.
– С очень дальних веток одного дерева.
– И по чему же ты скучаешь больше всего? – спросила Цзин, совершенно серьёзно обращаясь к ветке дерева. – По Наси лемак или Роти чанай?[22]
Сурайя выхватила шарик из рук Цзин, не обращая внимания на её протесты:
– Хусейн, отведёшь нас к детским могилам?
– Легко. – Одним плавным движением призрак спрыгнул с дерева и отряхнул свою бесплотную пятую точку от несуществующего мусора. – За мной, леди. И для галочки, – бросил он через плечо, – ответ: Наси лемак. С хрустящей жареной курочкой сбоку. Ммм.
Маленьких могил было три: Интан, четыре года; Ахмад, два года; Лияна, два года.
– Это всё? – спросил Розик.
– Ребятишек здесь не так много, – ответил Хусейн, чуть ли не извиняясь. – Возможно, есть ещё пара-тройка, могу проверить… – Он почесал призрачную голову. – А зачем вам вообще на них смотреть? По правде сказать, видеть в наших рядах малышню весьма удручающе.
– У нас есть причины. Ты не мог бы… не мог бы их позвать? – У Сурайи вспотели ладони. Казалось, шарик вот-вот выскользнет из руки.
Хусейн бодро отсалютовал:
– Как пожелаете, миледи. – Он подошёл к могиле Лианы, двух лет от роду, и постучал по надгробию. – Ассаляму алейкум, сестричка. Проснись, у нас гости.
Поначалу ничего не произошло, и Цзин незаметно ткнула Сурайю под ребро:
– Что-то должно случиться, да?
Хорошо, что шарик держала Сурайя: взгляд Хусейна был таким ледяным, что Цзин заработала бы обморожение.
– Терпение, – произнёс он натянуто. – Всему своё время. Вы хоть раз пробовали разбудить двухлетку? Думаю, вряд ли. – Он повернулся обратно к надгробию и снова постучал – в этот раз чуть сильнее. – Проснись, сестричка!
Если приглядеться, можно было заметить, как у самого подножия могилы едва заметно зашевелилась почва. Затем из-под земли стала медленно подниматься фигура, сквозь которую Сурайя видела очертания тянущихся по кладбищу могильных плит.
Призрак маленькой девочки потёр глаза, недовольно посмотрел на Хусейна и спросил:
– ЧТО?
– Она разговаривает, – заметил Розик негромко. – У неё есть язык.
– Это не та, – У Сурайи ухнуло сердце. – Она не та, кого мы ищем.
Малышка сверкнула на неё глазами:
– Тогда зачем вы меня РАЗБУДИЛИ?! – Не сказав больше ни слова, она тут же снова опустилась под землю.
– Прошло неплохо, – широко улыбнулся Хусейн. – Следующий?
Они проверили всех: Интана, четырёх лет от роду; двухлетнего Ахмеда и Хайрула, шести лет – его могила укрылась в тенистом углу, про который Хусейн вспомнил не сразу. Они даже побывали у Мелати, восьми лет, и у двенадцатилетней Марьям. Последняя, когда они спросили про язык, выразительно закатила глаза и высунула его изо рта, чтобы показать им, после чего исчезла (бросив Цзин: «У тебя дурацкие очки»).
– Ничего не выйдет, – заметила Цзин сердито, поправляя очки на носу. – И мои очки НЕ ДУРАЦКИЕ! – крикнула она вниз, словно призрачная грубиянка могла её слышать.
– Что теперь делать, Розик? – спросила Сурайя тихо.
– Я… я не знаю.
– Куда же подевалась мудрость веков, а? – Она попыталась рассмеяться, но смех прозвучал вяло, а Розик даже не улыбнулся в ответ.
Цзин позади них продолжала бросать недовольные взгляды туда, где только что была Марьям.
– Да что она вообще понимает, – бормотала она.
– Ты уж её прости, – сказал Хусейн весело. – Марьям всегда не в духе. Видишь ли, её редко навещают. Семья раньше жила здесь, но, когда она умерла, все переехали. Слишком много болезненных воспоминаний и тому подобного. Они приезжают лишь раз в несколько месяцев, или около того. Хотя, когда не живёшь там, где похоронены дорогие тебе люди…
– Именно, – произнесла вдруг Сурайя, и все повернулись к ней. – Мы не обязательно умираем там, где живём, – пояснила она. – Ведьма… моя бабушка… ты говорил, что она часто переезжала, верно? Нам нужно выяснить, где она жила прежде.
– Это, конечно, здорово – но как мы это сделаем? – Цзин показала на продолжающий гудеть телефон. – У нас не так много времени. И уже темнеет.
Настроение у Сурайи совсем упало.
Глава двадцать девятая. Дух
ОНИ СИДЕЛИ на обочине за кладбищем: призрачная фигура Хусейна, рядом Цзин, Сурайя и Розик. Трое из них отбрасывали в слабеющем солнечном свете длинные тонкие тени.
Призрак смущённо прокашлялся:
– Так, эм. Понятия не имею, какую странную загробную охоту вы затеяли, но было очень весело.
– Тебе было весело?! – Цзин рассеянно почесала кожу там, где кончался гипс, и Сурайя толкнула подругу, чтобы та прекратила.
– Ну, знаешь… Ко мне не так часто приходят.
– Почему? – Голос Сурайи был мягким. Розик знал: ей отчаянно не хочется причинять Хусейну боль. За время, проведённое с Сурайей, он точно понял одно: ей невыносимы чужие страдания – даже страдания задир, отравлявших ей жизнь.
Розик видел, как призрак пожал плечами. Он пытался храбриться, но у него ничего не получалось.
– Однажды мои родители перестали приезжать. Прошло уже очень много времени. Наверное, они умерли и теперь захоронены где-то далеко от меня.
Несуществующее сердце Розика ёкнуло. Ему было жаль призрака, тоскующего по семье, с которой он давно разлучился. А ещё жаль себя, хотя он бы ни за что в этом не признался. В каком-то смысле ведьма была семьёй Розика (всё-таки она его создала и долгое время была единственной, кого он знал). Ему бы хотелось, чтобы её судьба волновала его больше, чем было в действительности.
