Блистательная Эллада - Константин Владиславович Рыжов
Лаий и Эдип
Детство и юность Эдипа прошли в Коринфе, в семье царя Полиба. Все относились к Эдипу как к природному царевичу. Но однажды на пиру он поспорил с каким-то подвыпившим коринфянином и тот в порыве раздражения сказал ему:
— Не следует тебе величаться передо мной, Эдип! Я — родовитый человек, знаю всех своих предков. А кто ты? — безродный подкидыш, найденный в киферонских лесах!
— Не может этого быть! — возмутился царевич. Он пошел к царице и рассказал о том, что услышал.
— Поменьше слушай болтунов! — с досадой отвечала ему Перибея. — Тогда не придется задавать глупых вопросов!
— Это не ответ, — возразил Эдип. — Можешь мне поклясться, что я твой сын?
Но Перибея отказалась давать клятву и ушла, сославшись на какие-то срочные дела. Ее уклончивость показалась царевичу подозрительной. «Неужели это правда, и пьянчужка меня не обманул?» — ужаснулся он.
Несколько дней Эдип ходил сам не свой и не мог думать ни о чем другом. «Нет! Это невыносимо! — сказал он наконец. — Я должен знать правду! Отправлюсь в Дельфы и вопрошу оракул. Бог откроет мне глаза!» Так он и поступил. Если бы он знал, какой ответ его ожидает! Когда Эдип вошел внутрь дельфийского храма, Пифия обратилась к нему со следующими словами: «В загадке, которую ты тщетно силишься разгадать — вся твоя судьба! И эта судьба ужасна. Знай, Эдип, что ждет тебя впереди: ты убьешь своего отца и женишься на собственной матери. От этого брака родятся преступные дети, проклятые богами и ненавидимые людьми. И все сказанное обязательно исполниться в свое время, как бы ты не старался противиться року». Проговорив эти ужасные слова, Пифия замолчала и знаком велела потрясенному Эдипу удалиться вон…
По выходе из священного храма царевич с трудом собрался с мыслями. Что же ему теперь делать? Он живо представил доброго величественного Полиба, глубоко чтимого и уважаемого согражданами. Неужели он когда-нибудь убьет его? Потом он вспомнил свою мать — ласковую, заботливую Перибею. Как она может сделаться его женой? «Немыслимо! — воскликнул Эдип. — Я должен бежать!» Он решил не возвращаться в Коринф и никогда больше не встречаться с Полибом и Перибей. Вместо того, чтобы идти к морю, где находился его корабль, Эдип повернул в другую сторону и избрал для бегства первую попавшуюся дорогу. Как позже выяснилось, эта дорога вела в Беотию. Таким образом, вместо того, чтобы бежать прочь от своей судьбы, он быстро двинулся ей навстречу…
Случилось так, что как раз в это время с небольшим числом спутников и возничим Полифонтом в Дельфы отправился царь Лаий. В Фокиде, на узкой горной дороге фиванцы столкнулись с Эдипом. Если бы Лаий и Эдип узнали друг друга, их история имела бы совсем другой исход! Но увы, этого им было не дано. Встреча отца с сыном получилась совсем не родственной! «Прочь с дороги!» — закричал Эдипу Полифонт. Он воображал, что именно так должны обращаться к прохожим царские возничии. Где-то в другом месте его грубость вполне могла сойти ему с рук, но Эдип сам был царевичем и не любил, когда с ним так обращались. Он гневно сдвинул брови, сжал в руках копье и молча продолжал путь. «Экий невежа!» — рассердился Полифонт и хлестнул Эдипа бичом. Лучше бы он этого не делал! Не помня себя, царевич пронзил обидчика копьем. Фиванцы не успели даже слова сказать, а Полифонт уже лежал мертвый у колес своей колесницы. Видя это, Лаий пришел в ярость. «Убийца! — завопил он. — Вот тебе! Получи!» Царь ударил Эдипа тяжелым посохом по голове, и в тот же миг, сраженный копьем, упал рядом со своим возничим. Остальные слуги, бросив убитого хозяина, разбежались кто куда…
Так свершились пророчества, данные Лаию и Эдипу. Оба они знали, что им суждено, оба пытались бороться с судьбой и оба не сумели уйти от тяготевшего над ними проклятия.
Юность Геракла
После смерти Лаия власть в Фивах перешла к брату его жены — Креонту, сыну Менекия. Геракл к этому времени уже вырос и превратился в крепкого могучего парня. Он был наголову выше всех своих сверстников, глаза его сверкали огнем, а силищу он имел такую, что легко вырывал из земли вековые деревья. Сразу чувствовалось, что отец его не простой смертный!
Горожане поначалу простодушно восхищались мощью Геракла, но потом стали жаловаться его отцу Амфитриону, что тот чуть не до смерти бьет и калечит их детей — не со зла, конечно, а просто от своей необузданности. Родители отослали Геракла пасти стада на Киферон и наказали впредь вести себя осторожнее. Тут у юноши пошли совсем другие забавы! Рассказывали, что какой-то злой шутник по имени Термер, поубивал множество беотийцев, вызывая их на бой головами. Череп у него был крепкий, словно каменный. Однако Геракл не побоялся сразиться с ним и раскроил ему голову, словно куриное яйцо. В другой раз он отправился на гору Геликон, выследил там грозного киферонского льва, наводившего ужас на всю округу, и убил его одним ударом огромной дубины. Шкуру этого льва Геракл накинул на плечи, а голову с зияющей пастью надел как шлем.
Но все это были детские шалости по сравнению с тем, что случилось дальше. Как-то отправившись на охоту, Геракл натолкнулся на глашатаев орхоменского царя Эргина, которые явились в Фивы за очередной данью.
— Зря мы пошли этой дорогой, — громко сказал он своим товарищам, — не будет нам удачи, раз мы встретили стервятников Эргина!
— Попридержите ваши языки, дуралеи, — крикнули им минийцы, — благодарите лучше нашего господина, что он берет с вас дань скотом! Другой на его месте давно поотрубал бы вам руки заодно с ушами!
Говоря так, они думали, что имеют дело с простыми поселянами или пастухами. Но Геракл живо показал им, кто он есть на самом деле. Выхватив у одного из послов меч, он отрубил всем минийцам руки, носы и уши, повесил окровавленные конечности им на шеи и велел отнести эту дань своему царю.
Когда Креонт узнал о проделке Геракла, он пришел в ужас. И было с чего! По требованию Эргина фиванцы выдали в Орхомен все свои мечи и копья и теперь не могли снарядить даже небольшого отряда.
