С. Гроув - Золотое снадобье

В углу изображался компас с указующей стрелкой и надписью при ней: «В будущее». Еще там имелись горы Одиночества, лес Сожаления и тому подобные названия. Спасибо и на том, что был четкий путь обозначен, да и у того оказалось столько развилок!.. Начинался этот путь в Авзентинии. На оборотной стороне карты я обнаружила несколько строк мелким почерком и вот что прочла:

Беззвучные, мы в сердце вопием; молча плачем, скрывшись в тенях; безгласные, о прошлом мы глаголем.

Найди нас по обе стороны протяженности в одиннадцать лет. Пускаясь в путь неведомый, проводника прими, что прибудет при свете полной луны. С ним ступай на дружбы луга, а погибнет повозка – на козлиную голову путь продолжай. Спутник твой будет без вины осужден; возговори тогда, правду реки, ибо правда и ложь равно ведут в крутую расщелину слез.

Там еще много чего было сказано. Всякие объяснения, как мне выбирать путь на развилках и в разных странных местах, чтобы в итоге обрести мамины земные останки. Ориентиры на карте были невразумительны, пояснения – туманнее некуда, но откуда начинать и чем все кончится, я с горем пополам поняла. Убрав свиток в карман, я развернула повязанный синим. Он очень напоминал мой собственный, только все надписи были на каком-то неведомом языке.

Так и вышло, что, заполучив две вожделенные карты, я вернулась домой и стала ждать.

В следующее же полнолуние карта выполнила свое обещание: я услышала шаги человека, пробиравшегося к моему дому. На засушливой равнине всякий шаг отдается гулко и разносится на целую милю. Он был еще далеко, когда я расслышала не только шаги, но даже и голос. Человек пел – негромко, как бы про себя. Я не поняла языка, только то, что песенка была задорная и веселая.

Я открыла дверь и при свете полной луны наблюдала за его приближением. Подойдя ближе, он увидел меня и широко улыбнулся. Его песня продолжала звенеть у меня в ушах… Он был средних лет, темнобородый, с животиком, он вызвал у меня мысль об отце, которого я никогда не знала: может, это мой отец пришел ко мне в час нужды?..

«Меня зовут Бруно Касаветти, – с легким поклоном сказал он по-кастильски. – Гранадские монахи утверждали, что здесь меня приютят на ночлег! Я могу заплатить золотом… – он подмигнул, – а могу песнями! Либо тем и другим! Скажи, найдется у тебя постель для немолодого путника с тяжелым мешком?»

19

Завоевание Нетти

Партия Новых штатов была основана в середине столетия одним парламентарием, желавшим предложить прогрессивный подход к внутренней и внешней политике. Впервые эта партия заявила о себе больничной реформой 1864 года, установившей высокие стандарты ухода за пациентами госпиталей, лечебниц и домов призрения по всему Новому Западу.

Инспектор Роско Грей проживал неподалеку от улицы Ист-Эндинг, в квартале, носившем название Железный Пятицентовик – из-за скандального давнишнего дела, связанного с разоблачением фальшивомонетчиков. В небольшом, очень опрятном домике хозяйствовали двое слуг, мистер и миссис Калькатти, настолько сроднившиеся с домом, что долгие отлучки инспектора, по долгу службы вынужденного пропадать на городских улицах иной раз по несколько суток, проходили без видимых последствий. А командовала всеми и всем дочь инспектора – Нетти, шестнадцати лет от роду.

Трое взрослых обитателей дома надышаться на нее не могли. Во-первых, она еще в нежном возрасте осталась без матери. Во-вторых, такую прелесть, такую душечку не обожать было попросту невозможно.

Иные люди считали, что инспектор очень замкнулся и посуровел после смерти жены. Так вот, для него Нетти была и луной, и солнцем, и звездами. Когда к исходу долгого и трудного дня он возвращался домой, стоило ему услышать, как дочь играет на пианино, и камень сваливался с души. Угловатое лицо полицейского, с грустными глазами и тонким носом, обрамленное коротко подстриженной русой бородкой, так и озарялось… Ну а мистер и миссис Калькатти, без сомнения самая добрая и любящая чета во всем Пятицентовике, поклоняться готовы были земле, по которой ступала их Нетти. Эта милая супружеская пара крайне редко расходилась во мнениях, но если уж такое случалось, то наверняка из-за Нетти. Если у одного хватало глупости каким-то образом ее разочаровать, второй тотчас горой вставал за любимицу.

Надо же такому случиться – накануне вечером произошла именно такая ссора. Инспектор отсутствовал допоздна, будучи занят новым расследованием: ему поручили дело о тяжком убийстве премьер-министра Блая. Так вот, Нетти собралась за поддержкой и сердечным теплом к своей подруге Анне. Миссис Калькатти сочла долгом заметить, что было уже почти девятнадцать часов, то есть отец вряд ли одобрил бы отлучку в столь позднее время. Нетти расплакалась. Мистер Калькатти пришел в ужас и в негодовании поставил супруге на вид, что лично сопроводит драгоценную Нетти хоть к Анне, хоть на край света, если понадобится!

Следует заметить, что, по мнению некоторых соседей, Нетти была… как бы выразиться… слишком уж милой. Портниха Агнес Дюбуа, жившая через два дома, закатывала глаза, когда Нетти проходила мощеной улицей, неся увитую лентами корзинку и распевая мелодичную песенку. А портнихин приятель, учитель музыки Эдгар Блант, дававший Нетти по пятницам уроки игры на фортепьяно, в упор не понимал, почему все ему завидовали, почему считали его работу «большой привилегией». Ученица, по его мнению, была средненькая, к тому же слишком старательная. Ну а портнихина соседка, библиотекарша Мод Эверли, вовсе не находила ничего восхитительного в девушке, посвящавшей слишком много времени своей внешности и слишком мало – чтению книг.

Конечно, это все были прискорбные исключения: в стаде не без паршивой овцы! В целом обитатели Пятицентовика, не говоря уж о ближнем круге знакомых инспектора Грея, держались очень высокого мнения о милой Нетти. Эта чудесная улыбка, синие глаза, водопад темных кудряшек, тонкий мелодичный голосок!..

Правду молвить, первое впечатление, произведенное ею на Тео, было несколько иного свойства. Он увидел ее с улицы через окно: она прилежно играла гаммы, да еще с таким самодовольным выражением на лице, что Тео сказал себе: «Тоже мне, принцесса!» И про себя улыбнулся.

План созрел в его голове еще накануне вечером, как только инспектор Грей покинул дом тридцать четыре по Ист-Эндинг. Все просто: он решил держать руку на пульсе расследования, сведя дружбу с дочкой инспектора. Он всенепременно докажет, что убийство Блая от начала до конца спланировал Бродгёрдл. И как только Тео раздобудет улики, изобличающие депутата, уж он позаботится, чтобы те попали прямо к инспектору. Шадрака и Майлза сразу отпустят. Жизнь вернется в правильную колею… и он никогда больше ни словечка не услышит о Гордоне Бродгёрдле!

План требовал терпения. А вот хитрости, чтобы проскользнуть мимо полисменов, дежуривших возле дома, не потребовалось никакой. В библиотеке имелось окно, полицейские на дежурстве маялись скукой… Тео всего лишь дождался неизбежного – стражи порядка сошлись поболтать на углу. Каждый держал в поле зрения порученную ему дверь, но что делалось в тылах дома, не мог видеть ни тот ни другой. Тео выпрыгнул на узкую клумбу, живо сиганул последовательно через два забора, в итоге приземлившись во дворе дома на Ист-Ринкл, – только его и видели.

Через час, вызнав адресок, он стоял перед домом в Пятицентовике.

Еще около часа он наблюдал за домом, убеждаясь, что инспектора в самом деле не было дома. Минут через двадцать после того, как Нетти заиграла свои гаммы, он постучал в окошко. Нетти тотчас прервала игру и оглянулась. Мило покраснела и робко улыбнулась ему.

В ответ на улыбку Тео дружелюбно помахал ей рукой. Нетти подошла к высокому створчатому окну и открыла его.

– Привет, – сказал Тео и заулыбался до ушей.

– Привет, – ответила Нетти, убирая темную кудряшку, упавшую на глаза.

– Услышал вот, как ты играешь, – продолжал он, – и удержаться не смог. Решил – точно помру, если прямо сейчас не увижу, откуда такая чу́дная музыка раздается!

Нетти захлопала ресницами:

– Ой, да какая музыка, я просто гаммы играла…

– В самом деле? Просто гаммы? А ты еще что-то умеешь?

Нетти обрадованно закивала:

– Конечно!

Она вернулась к стулу перед пианино и принялась немного нервно рыться в нотах. Найдя нужные, она мимолетно улыбнулась в сторону раскрытого окна, поставила ноты на пюпитр и заиграла. Это был вальс Шопена, довольно длинный притом. Исполняя его, Нетти определенно достигла пределов своих технических умений и выразительного мастерства, однако храбро добралась до конца, оставив на своем пути кучку звукового мусора в виде неверно сыгранных нот.

Пока Нетти играла, Тео потихоньку перелез подоконник и оседлал стул с мягкой обивкой. Пропустил мимо ушей надругательство над Шопеном, обозревая комнату. Убранство определенно отвечало вкусам Нетти. Маки на всех обивках, занавеси в кружевах, фарфоровые статуэтки на изящных приставных столиках… В одном углу виднелось кожаное потертое кресло и при нем – скамеечка для ног, заваленная книгами: отцовский сторожевой пост. Грей своих рабочих материалов точно тут не держал, рассудил про себя Тео. Но может быть, в глупенькой головке Нетти все необходимое сохранялось?..