Герцель Новогрудский - Дик с 12-й Нижней
- Майк, а Майк! - начал Белый жалобным и льстивым голосом. - Слышишь, Майк? Ладно уж тебе: пошутил и будет. Давай, Майк, заходи. Давай поговорим. Мы знаешь сколько с тобой денег заработаем? По пяти долларов в день будем зарабатывать... Слышишь, Бронза?
- К вечеру, к вечеру, Белый, сейчас не до разговоров, - ответил Майк.
Мысль о том, что коротышка Бронза, как младенца, обвел его вокруг пальца, взбесила Белого. Он стал ругаться. Ругался долго и умело. Майк слушал. Лицо его выражало полное удовлетворение. Когда ругают тебя потому, что ты оказался сильнее, потому, что больше с тобой ничего нельзя сделать, - это даже приятно.
Наконец Белый выдохся. Майк подождал еще немного. Убедившись, что ничего интересного больше не дождаться, он сказал:
- Ну, до свиданья, Белый, до вечера! - и пошел к выходу.
Фрэнк услышал его удаляющиеся шаги. - Постой, Бронза, вернись! - крикнул он. - Я не могу здесь оставаться до вечера! Мистер Фридгол велел пораньше прийти! Я еще ребятам насчет "Трибуны" ничего не передал!..
Бронза остановился:
- Ты не передал, я передам. Ребята куда нужно, туда придут. А ты отдыхай. Можешь даже выспаться на полке.
- "Выспаться, выспаться..." Подлец ты, Бронза, вот что я тебе скажу! Я еще не ел с утра...
- Не ел? - Бронза вернулся, просунул в отдушину над дверью два больших, сложенных вместе куска хлеба с маслом из земляного ореха. - На, черт с тобой, знай мою доброту!
Фрэнк поймал брошенный через отдушину хлеб.
- Я тебе это попомню, Бронза, я с тобой еще посчитаюсь! - крикнул он. - И сигареты отдай, черт!.. С сигаретами почему уходишь?
Но Майк не слышал ни угроз Белого, ни его напоминания о сигаретах. Он уже выходил из подвала во двор. Он спешил: надо повидать ребят, надо узнать, все ли придут сегодня, как уговорились; надо проверить, не дошел ли до них слух об экстренном выпуске "Трибуны".
Майк очень опасался этого. Если бы его опасения оправдались, он просто не знал бы, что делать: не сажать же опять кого-то под замок? Но, к счастью, обошлось. Все ребята, какие были на пустыре, занимались своими делами, о "Трибуне" никто не вспоминал
Глава двадцатая. "ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК! ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК!"
СВЯТОЙ ГОЛОС ВЫРАЖАЕТСЯ ПО-МАТРОССКИ
Подходил вечер пятницы - тот вечер, который решал судьбу Дика. Но Дик об этом ничего не знал. После неудачи с миллионером он совсем приуныл: похоже, что надеяться больше не на что. Завтра ему сделают операцию.
Закрыв глаза, Дик лежал на своей кровати в четырнадцатой комнате лечебницы "Сильвия", которая по-честному - тринадцатая, и думал. Вернее, убивал время впустую. Думать ни о чем не хотелось. Мысли приходили в голову пустые, нескладные.
Вдруг послышались женские шаги. Над ним кто-то остановился, тронул за плечо:
- Вставай, Дик! Что это ты разоспался?
- Ма!
- Какая ма? - рассмеялась миссис Джен и присела на край кровати.
Дик открыл глаз, окинул взглядом комнату. А ему-то на минуту показалось, что он дома!..
Вслед за сиделкой в комнату вошел Том. Вместо привычной больничной пижамы на нем был мешковатый, но крепкий костюм. Из-под широких брюк виднелись грубые ботинки с тупыми носками. Могучую шею обтягивал толстый воротник вязаного свитера.
- Куда это вы собрались, мистер Томас? - удивилась сиделка. - Кто вам выдал костюм?
- В церковь, Джен, в церковь! - весело ответил моряк. - На меня снизошла благодать, меня потянуло на вечернее молебствие.
- В церковь? - Миссис Джен с сомнением покачала головой. - Что-то не похоже, мистер Томас, чтобы вы ходили в церковь.
- Не верите? - Том улыбнулся. Блеснули два ряда новых зубов. - Ай-яй-яй, Джен! У человека молитвенное настроение, человек спешит на свидание с богом, а вы ему не верите. Нехорошо, очень нехорошо!.. Вот и мисс Сильвия тоже сначала не верила. Но я ей сказал так: "Мисс Сильвия, вы видите перед собой великого грешника. Вы видите перед собой человека, который уже много лет не был в церкви, который погряз в грехах. Я забыл о существовании бога. Но со вчерашнего дня что-то со мной случилось, что-то все время тревожит меня. Мне все кажется, будто я слышу внутренний голос... Знаете, такой особенный, святой голос. И он без конца нашептывает мне: "Сходи в церковь, Том! Сходи, скотина, в церковь, не губи, гад, свою бессмертную душу".
- Вы так и сказали мисс Сильвии: и про гада и про скотину? - усомнилась сиделка.
- Сказал, ей-богу, сказал, - побожился моряк. - Я и объяснение ругани дал. По-моему, объяснил я, у божественных сил к каждому свой подход есть. Божественные силы знают, с кем как нужно разговаривать. Со мной вот божественный голос разговаривал по-матросски. Да так умело, такие словечки загибал, что я даже повторить их стесняюсь. Но зато пронял... До самого сердца дошел. После святых слов меня так и потянуло в церковь, так и потянуло.
- Что же мисс Сильвия? Поверила? Сверкнули искусственные зубы. Том улыбнулся:
- А как же! Мисс Сильвия в божественных делах очень тонко разбирается. Она сказала, что в святом голосе, позволившем себе всякие выражения, проявилась божественная мудрость, ибо только бранными словами можно было разбередить мою заскорузлую в скверне и грехах душу; она сразу поняла, что было бы грешно воздвигать препятствия на моем пути к господу. Ваша хозяйка, Джен, заявила так: "Идите, мистер Ауд, обязательно идите в церковь. Я не усматриваю в этом нарушения правил нашей лечебницы. По моим понятиям, посещение церкви больными важнее лекарства, а забота об исцелении тела начинается с заботы об исцелении духа. Идите, мистер Ауд, идите и молитесь за свою бессмертную душу. Если вы услышали бога - бог услышит вас".
- Да-а, - неопределенно протянула сиделка. - На мисс Сильвию это похоже... Но меня, мистер Том, вы не проведете. Я в святое сквернословие не очень верю. И в то, что в церковь идете, - тоже.
- Напрасно, Джен.
Миссис Джен рассердилась настолько, насколько могла рассердиться при своей доброте:
- Ладно, не уверяйте! Мне до ваших выдумок дела нет. Раз вы предупредили мисс Сильвию, раз она знает - значит, все в порядке. Желаю вам, мистер Ауд, хорошо провести вечер.
- Спасибо.
Миссис Джен вышла. Дик смотрел на своего соседа по палате. Сейчас от него за милю несло морским духом. Именно так матросы выглядят, когда сходят на берег.
- Что, Дик, не узнаешь?
- Да, совсем другим стали. Куда вы идете?
- Для мисс Сильвии - в церковь. А тебе расскажу завтра. - Том дотронулся до плеча Дика: - Ты не скучай, все будет хорошо.
- Я не скучаю, - вздохнул Дик. - Только завтра... - Дик отвернулся к стене. - Что завтра?
- Сами знаете. Завтра операция...
Моряк отнесся к напоминанию о предстоящей операции до обидного равнодушно. Он словно не верил в нее. Пробормотав что-то неопределенное, вроде:
"А-а!.. Да-да... Ну ничего, обойдется", - он щелкнул Дика по носу и ушел.
КИОСК НА КОЛЕСАХ
Том сговорился с инженером-прачкой Кингом Блейком встретиться возле станции подземки. Там и встретились. Старенький грузовичок стоял у обочины тротуара. В кабине сидел Блейк. Его черные руки спокойно лежали на баранке руля.
- Хелло, Блейк!
- Здравствуйте, Ауд!
Том забрался в кабину, сел рядом с инженером-прачкой-водителем. Машина тронулась.
Ни Том, ни Кинг не подумали о том, что в Нью-Йорке в конце рабочего дня автомобилем может пользоваться только тот, кому некуда спешить. А они спешили. Они очень спешили. Им надо было попасть в типографию. Однако время проходило, а до типографии оставалось все так же далеко. Машина двигалась медленнее любого пешехода. Справа, слева, позади, впереди - всюду, куда ни посмотреть, улицу заполняли тысячи автомобилей. Словно бизоны в громадном стаде, они фыркали, дрожали от нетерпения, на разные лады гудели и со всех сторон напирали на старенький грузовик. Тот тоже не давал себя в обиду, тоже фыркал, издавал гудком хриплые звуки, скрежетал тормозами, в общем, старался вовсю. Но это мало помогало. Поездка, по-настоящему говоря, превратилась не в поездку, а в стоянку с перерывами: полминуты движения - десять минут стоянки, полминуты движения - десять минут стоянки...
Том из себя выходил, он проклинал все на свете, он готов был оставить машину и пойти пешком. Но попробуй оставь!.. Для этого надо было найти на улице место, не занятое другой машиной. А тут дюйма свободного нигде не было; тут стадо автомобилей заполняло пространство от края одного тротуара до края другого; тут туман в воздухе стоял от бензинового перегара.
На город спустились сумерки, а моряк и инженер все еще были кварталах в десяти от типографии. Застряли перед светофором. Кинг уверял, что это последний, что дальше больших задержек не будет.
Улицу заполняли все те же привычные звуки - шум людской толпы, выкрики продавцов, зазывная музыка радиорепродукторов возле кино и ресторанов, тяжелое дыхание моторов. Но вот в сложном уличном оркестре возникли новые звуки. Они неслись издалека и с каждой минутой становились явственнее. Сначала ничего нельзя было понять, слышны были только звонкие мальчишеские голоса, выкрикивавшие что-то неразборчивое. Потом в криках мальчишек можно было уловить уже одно привычное для уха нью-йоркца слово - "экстренный"... Потом стало слышно наконец все, что хотели возвестить миру мальчишки. Они кричали:
