Д.О.П. (Департамент Особых Проектов) - Борис Борисович Батыршин
Оказавшись наверху, Геннадий метнулся в соседнюю комнату. Мелькнула мысль, что надо было достать пистолет – но в доме больше никого не было. Он прислушался: во дворе тихо, лишь щебечет в кустах какая-то птичья мелочь. Тело била крупная дрожь – казалось, даже на улице слышно, как стучат его зубы. Ноги и руки сделались ватными, бельё буквально плавало на теле. Он ухватился за спинку стула, сел, пристроив рядом на полу драгоценный саквояж. Вытер лоб и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, изо всех сил стараясь унять нервную дрожь.
«Так… Исчезновение дворника быстро заметят – как же, фигура примелькавшаяся! – и начнут искать, пусть и не сразу. Значит надо скрыть следы нечаянного преступления…»
Геннадий проделал ещё несколько вдохов-выдохов – трясучка слегка унялась, пот больше не заливал глаза. Он встал и осторожно, стараясь не оступиться на крутых ступеньках, спустился в подвал. Здесь стоял сладковатый до тошноты запах свежей крови – такой густой, что легко перебивал подвальную сырую затхлость. Геннадий подхватил мёртвое тело под мышки, отволок в дальний угол и завалил всяким хламом. Засыпал землёй кровавую лужу на полу, выбрался наверх и, надрываясь, взгромоздил на люк тяжеленный комод.
«…то так себе тайничок. Если полиция станет обыскивать дом – надут, никуда не денутся…»
Дверь, ведущая на заднее крыльцо, скрипнула, приоткрываясь. На дворе никого, в огородах тоже. Хоть в этом повезло… Взгляд упал на стоящую на столе «Летучую мышь» – фитиль ещё теплился. Повинуясь внезапному порыву, Геннадий схватил лампу, и с размаху запустил её в стену. Жалобно зазвенело стекло, плеснуло жёлтым пламенем – тогда он захлопнул дверь и опрометью кинулся сквозь кусты и дальше, по тропинке, через высохший ручеёк на зады соседнего переулка. Остановился, переводя дух, оглянулся – дыма пока не видно. Ничего, то ли ещё будет…
Он тщательно отряхнул шинель, осмотрел на предмет кровавых пятен – ни одного… Перехватил поудобнее саквояж и пошагал по переулку, с трудом удерживаясь от того, чтобы пуститься бегом.
Уже подходя к вокзалу, Геннадий увидел несущуюся по улице процессию. Впереди галопом скакал, трубя на ходу в рожок, верховой в начищенной до солнечного блеска медной каске с гребнем. За ним тарахтели по брусчатке, две линейки, на каждой в два ряда сидели топорники в медных гребнястых касках и куртках из грубого сукна с медными же пуговицами – лица у всех суровые, усатые, встревоженные. За линейками катила телега с пожарным ручным насосом и ещё одна, с водяной бочкой и раздвижной лестницей на высоких козлах. Замыкала кортеж рессорная пролётка, с которой надрывно гудел колокол – в него с упоением звонил очередной суконно-медный усач. Прохожие останавливались, озирались и долго смотрели вслед этому великолепию. Собаки надрывались брёхом, мальчишки бежали вслед, оглашая улицу криками и заливистым свистом.
Геннадий тоже остановился и обернулся – в полуверсте, над крышами поднимался, становясь на глазах гуще, столб дыма. Он спрятал злорадную усмешку – ну, теперь то вам тут точно будет не до меня! – и, не оглядываясь, зашагал к зданию вокзала. Саквояж приятно оттягивал руку, напоминая, что теперь он «вооружён и очень опасен» – так, кажется, назывался старый, ещё советских времён, фильм-вестерн по книге американца Брета Гарта?
«…вот теперь посмотрим, дражайший господин Дробязгин, кто кому будет указывать, что делать…»
VII
Санкт-Петербург,
штаб-квартира Д. О.П.
Конец мая 1888 г.
– Проходите, Вильгельм Евграфыч! – Каретников посторонился, пропуская спутника.
Евсеин буркнул что-то невнятное и мимо адъютанта в новеньком, с иголочки, мундире проследовал в кабинет. Месяц назад высочайшим указом для сотрудников Департамента Особых Проектов была введена собственная форма, тёмно-синяя с серебром. И по цвету и по покрою, и по составу амуниции она заметно отличалась от прежней, жандармской – человек понимающий без труда угадывал в ней характерные черты совсем другой эпохи. Перетянутый в поясе китель с накладными, на английский манер, карманами на груди и боках, узкие бриджи, ременная портупея и висящая на ней плоская кожаная кобура, скрывающую автоматический пистолет – новинку, недавно освоенную Тульским оружейным заводом. Патроны к нему (а так же к пистолету-пулемёту, сконструированному по образцу знаменитого ППС-43, что находился на стадии армейских испытаний) начали производить на Тульских патронных заводах – бывшем заводе Гилленшмидта, где с 1886-го года осваивали выпуск медного листового проката для массового производства гильз. На начинку патронов шёл французский «белый порох» Вьёля, но до Каретникова доходили слухи о том, что на Охтинском пороховом заводе уже прошли испытания первой промышленной партии отечественного пироколлодийного пороха – на два с лишним года раньше, чем в известном ему варианте истории. Работа научно-технического отдела Д.О.П. приносила первые, и весьма значительные, плоды.
Что до изделия тульских оружейников адъютанта (по сути, это была слегка видоизменённая копия старого доброго ТТ) – то оно получило официальное наименование «ТАП-88», «тульский автоматический пистолет, 1888-го года выпуска». Пока что ТАПы выдали только сотрудникам Д.О.П. и офицерам Санкт-Петербургского и Московского жандармских дивизионов. Тамошние острословы уже успели приклеить к новинке не слишком почтительное прозвище «тапок», и Каретников подозревал, что оно останется за пистолетом надолго.
Барон при виде визитёров поднялся им навстречу.
– Присаживайтесь, господа – вот сюда, к камину. В ногах, как известно, правды нет. Григорий, друг мой, – он обернулся к адъютанту, – скомандуй-ка нам чаю, да поскорее!
Впервые оказавшись в святая святых Д.О.П. а, Евсеин принялся с любопытством озираться по сторонам. Не меньше четверти комнаты занимал монументальный, резного дуба письменный стол. Серебристый «МакБук» с надкусанным яблоком на откинутой крышке смотрелся на нём чужеродно, даже дико.
Его спутник повёл себя более сдержано. Каретникову уже не раз приходилось бывать здесь на правах одного из заместителей Корфа, так что он устроился в большом кожаном кресле возле письменного стола и извлёк из плоского ящичка бледно-зелёную сигару. Провёл ею под носом, наслаждаясь изысканным ароматом, щёлкнул крошечной серебряной гильотинкой и потянулся к громоздкому, похожему
