Молли имеет право - Анна Кэри
Когда наутро я сообщила об этом Норе и Стелле, Нора совершенно со мной согласилась.
— Кроме того, — заявила она, — я уверена, что суфражеток было бы ещё больше, если бы девушки знали, что происходит на самом деле, а не слышали ту чепуху, которую говорят взрослые, только читающие газеты.
— Думаю, я могу быть одной из них, — потупилась Стелла.
Мы удивлённо уставились на неё.
— Ну, может, я не настоящая суфражетка, — поправилась она. — Не думаю, что мне нравится бить окна, приковывать себя к перилам и ходить с огромным плакатом: ни на что подобное я бы не согласилась.
— Что ж, это честно, — кивнула я.
— Но я считаю, что у женщин должно быть право голоса. В смысле, это же логично, правда? Посмотрите на профессора Шилдс или мать Антонину — они ведь ужасно умные. Если кто и должен голосовать, то именно они.
— Совершенно верно! — воскликнула Нора. — Браво, Стелла.
— Но про битьё стёкол я правда очень-очень серьёзно, — сглотнула Стелла, словно ожидала, будто мы немедленно потащим её в Дублинский замок и вложим в руку кирпич.
— Не переживай, — успокоила её я. — Поверь, мы тоже не собираемся ничего бить.
Хотя… есть одна штука, подумала я (но вслух, конечно, не сказала). Не то чтобы мне действительно нравилось бить окна, но настоящего дела всё-таки хотелось. И я рассказала Норе и Стелле, какого именно.
— В субботу Филлис собирается в центр, будет продавать журналы. Она говорила, где-то в районе Сэквилл-стрит. Почему бы нам после школы не пойти взглянуть? Вдруг сможем чем-нибудь помочь?
— А ты уверена, что она разрешит? — спросила Нора.
— Нет, если мы спросим заранее. А если просто придём, уверена, она не откажется. В конце концов, мы ведь спасли её на последнем митинге.
— Мне из школы не выбраться, — с явным облегчением вздохнула Стелла.
— Не волнуйся, я на тебя и не рассчитывала.
— А мы с тобой, думаю, вполне могли бы, — обрадовалась Нора. — Отлично, давай попробуем!
В общем, субботним днём и мама, и миссис Кэнтвелл были на удивление рады хотя бы на пару часов от нас избавиться, особенно когда мы обе сказали, что идём друг к другу в гости. Поэтому мы смогли отправиться в центр, едва закончились уроки.
— Как думаешь, где она? — спросила Нора, когда мы добрались до Ратленд-сквер.
— Ну, явно не в переулке — место должно быть людное. Может, даже прямо на площади.
Мы обошли всю Ратленд-сквер, но Филлис не обнаружили — только мальчишку-газетчика, торговца спичками и шарманщика. Но долго искать не пришлось: мы увидели её, как только свернули на Сэквилл-стрит. Филлис стояла возле отеля «Грэшем», держа в руках экземпляр «Ирландского гражданина». Через плечо у неё висела сумка на длинном ремне, откуда торчала ещё пачка журналов.
— Поддержите борьбу ирландских женщин за право голоса! — кричала Филлис. — Покупайте «Ирландского гражданина»!
Потом она взглянула в нашу сторону, и, увидев выражение её лица, я вдруг засомневалась, так ли уж хороша была моя затея.
— А ты что здесь делаешь? — сейчас её голос больше напоминал шипение. — Опять шпионишь?
Мне это показалось ужасно несправедливым, особенно после того, что случилось на прошлой неделе.
— Ты же сама мне сказала, что сегодня будешь продавать журналы! Вот мы тебя и искали, а вовсе не шпионили. И кроме того, мы же помочь хотим!
— Ох, ради всего святого… — вздохнула Филлис.
— Да брось, Фил! — воскликнула я. — Ты уже могла убедиться, что мы и в самом деле хотим помочь Лиге. А на прошлой неделе мы не дали миссис Шеффилд тебя застукать. Может, мы, я не знаю, хоть сумку подержим или вроде того?
Сумка действительно выглядела очень тяжёлой — возможно, поэтому Филлис чуть смягчилась.
— А что, если кто-то из знакомых увидит? — спросила она. — Какая-нибудь очередная мамина подруга? А то и вовсе тётя Джозефина?
— Сама же знаешь, по субботам тётя Джозефина в центре не появляется, она ненавидит толчею. Кроме того, разве к тебе всё это не относится? Ты ведь не хочешь, чтобы родители знали, чем ты занимаешься, но тем не менее пришла.
— Сколько раз тебе повторять: я готова рискнуть, но только сама! И дело вовсе не в том, что я не ценю твою помощь на прошлой неделе. Но тогда мы едва успели, и, если это случится снова, я не хочу, чтобы ты была рядом.
— Ну Филлис, пожалуйста, — заныла Нора.
— А если кто спросит, мы скажем, что журналы у тебя отобрали силой, — добавила я. — Или вообще где-нибудь украли.
Филлис тяжело вздохнула, но всё-таки сняла сумку и поставила её у моих ног.
— Ладно, можешь присмотреть за ней, пока я схожу в уборную. Но если бы мне не нужно было отойти, я бы ни за что так не поступила, — и, достав из кармана пальто многократно сложенный листок, она бросила на него быстрый взгляд.
— Это что у тебя?
— Список уборных. Всё, стой здесь и присмотри за сумкой. И. Не. Вздумай. Что-нибудь. Продать. Я вернусь минут через десять.
И не успела я спросить, что такое список уборных, как она уже мчалась по Сэквилл-стрит в направлении моста. Мы с Норой переглянулись.
— И что теперь? — спросила она.
— Боюсь, придётся сделать так, как она велела, — печально сказала я. Какая всё-таки досада — стоять на улице с сумкой, полной суфражистских журналов, и ничего не делать! Хотя, едва я подумала о том, чтобы в самом деле протянуть незнакомому человеку журнал и попросить его купить, у меня от волнения свело живот, так что, наверное, оно и к лучшему.
— Как считаешь, ты смогла бы заставить себя их продавать? — спросила Нора, явно размышлявшая о том же самом.
