Георгий Скребицкий - От первых проталин до первой грозы
- Ах, оставь, пожалуйста, эти пятнадцать рублей! Я бы охотно ей и ещё приплатил, чтобы она этого чёрта назад забрала.
- Ну что ж, это дело,- встрепенулась мама.- Я сейчас схожу к ямщику Дагаеву и найму его. Пусть завтра же утром отвезёт эту милую птичку обратно...
До вечера попугай обобрал ещё две яблони. Но, когда начало темнеть, он спустился вниз и сам залез в свою клетку.
Этого мама только и ждала. Она заперла дверцу и торжественно принесла пленника домой.
Ночь он проспал спокойно, даже не подозревая того, какое путешествие его вновь ожидает,
Но едва забрезжил рассвет, попочка бодро проснулся и на весь дом заявил, что пора вставать и нести его в сад. Мама встала, встала и тётка Дарья, и они вдвоём отнесли клетку с попугаем к Дагаеву. А тот отвёз баловника к его прежним владельцам.
С попугаем мама послала и записку, в которой благодарила за подарок, но уверяла, что у нас слишком мала квартира, чтобы мы имели возможность забавляться такой милой птичкой.
Внизу мама приписала: "Клетку тоже возвращаем в целости и сохранности".
На следующее утро мама сходила к Дагаеву и спросила, нет ли ответа, не просили ли чего-нибудь передать.
- Нет!-отвечал возница.- Сама барыня, как увидела, что я птицу ей в дом несу, так расстроилась, так расстроилась, что даже и говорить со мной не захотела...
Вот и увезли у меня мой подарок, моего озорного попочку. А мне, признаться, всё-таки было жалко с ним расставаться.
СЕРЁЖА ПРИЕХАЛ
Незаметно бежало лето. В начале августа приехал из Москвы Серёжа. Я даже сразу не узнал его, так он загорел и возмужал.
Серёжа приехал весёлый, рассказывал, как ловил рыбу, как поймал сам двух лещей. Один здоровенный такой, еле-еле в ведро уместился.
Я тоже рассказал ему, как поймал сачком щуку, как собираю бабочек и жуков. Но к моей коллекции Серёжа отнёсся вполне равнодушно.
- Охота была разных мушек, таракашек ловить! - небрежно сказал он.
И вот ведь что удивительно: только сказал он это, и все мои бабочки и жучки мне самому показались такими ничтожными!
Зато Серёжа с большим интересом слушал историю с мотоциклетом.
- Эх, жаль меня здесь не было! Я бы его обязательно наладил,- сказал он.
Я охотно поверил, что уж Серёжа наверное бы наладил мотоциклет и его не пришлось бы, как мама говорит, продать за гроши.
Про попугая Серёжа сказал очень коротко:
- Охота была столько возиться. Стукнуть разок по головке - сразу бы богу душу отдал.
Потом Серело рассказал мне самое важное и интересное. В деревне, где его мама снимала дачу, жил один знакомый охотник. И он дал Серёже несколько раз выстрелить из настоящего ружья.
- Но ведь оно как в плечо отдаст, так с ног и слетишь,- сказал я.
- Глупости!-ответил Серёжа.- Отдаёт, конечно, здорово. Нужно крепче на ногах стоять, тогда и не слетишь. Я даже грача застрелил,- небрежно добавил он.- Тот действительно, как тряпка, с дерева слетел.
После этих рассказов я почувствовал, что пропасть, разделявшая нас, раздвинулась ещё больше и Серёжа в своём превосходстве стал для меня почти так же недосягаем, как Кока Соколов.
Даже сам Михалыч одобрил рассказы Серёжи о том, что тот стрелял из настоящего ружья.
- Молодчина! - сказал он и, немного помолчав, таинственно добавил: - Ну да, я тоже кое-что для вас приготовил, скоро привезут.
Вот тут сразу исчезло всё различие между "взрослым" Серёжей и мной. Мы оба бросились к Михалычу, умоляя не мучить и рассказать, что именно должны для нас привезти. Но Михалыч, как всегда, только посмеивался и ничего не хотел сказать. Ужасная у него была эта манера. Уж лучше бы и не начинал говорить, если сказать не хочет. Однако ничего не поделаешь - приходилось ждать,
В первые же дни после приезда Серёжи мы с ним сбегали и на реку половить пескарей, и в ближайший лесок за грибами. Только грибами Серёжа мало интересовался. Зато он мне в лесу показал такое, от чего я сразу даже опомниться не мог. Только мы пришли на поляну, Серёжа сел на пенёк и вдруг, совсем как Михалыч, сказал:
- Ну что ж, дружище, покурим, пожалуй?
Я думал, что это он так, понарошку. Раньше мы с ним сорвём, бывало, одуванчик, расщепим конец стебля на четыре части, возьмём в рот и начнём приговаривать: "Бабка, бабка, завей кудри, бабка, бабка, завей кудри!" Потом вынем стебелёк изо рта, а четыре кончика и правда в колечки завились. Чем дольше приговариваешь, тем круче завьются.
Это у нас и называлось "покурить".
Но на этот раз Серёжа никаких одуванчиков рвать не стал. Он полез в карман и вытащил _оттуда коробочку настоящих папирос и спички.
Я с изумлением смотрел, что же будет дальше. А Серёжа преспокойно взял папиросу в рот, зажёг спичку и закурил.
- Я даже через нос дым пускать могу,- сказал он. И пустил струйку дыма.
Правда, при этом он так закашлялся, что даже весь покраснел и слезы на глазах выступили. Но он быстро оправился и спокойно сказал:
- Крошка табаку в горло попала, ужасно небрежно теперь набивают гильзы.
- Серёжа, а откуда у тебя папиросы? - робко спросил я.
- Как - откуда? У папы взял.
- У Михалыча? А он знает?
- Дурак!-отрезал Серёжа, презрительно взглянув на меня. И тут же добавил: - Ты ещё не вздумай ему рассказать, с тебя этого хватит.
- Нет, я ничего не скажу,- уныло ответил я. Но почему-то всё молодечество Серёжи, его умение курить мне вдруг показалось совсем не так уже заманчиво. Какой же он взрослый, если потихоньку таскает у Михалыча папиросы и боится, что его поймают? Нет, лучше уж подождать, пока вырастешь, будешь такой, как Кока; тогда закуришь при всех, никого не боясь, не стесняясь. А курить так, украдкой, да ещё чужие, как воришка, совсем неинтересно. Я, конечно, не сказал Серёже то, о чём подумал, но он как будто и сам догадался. Он покровительственно похлопал меня по плечу и насмешливо проговорил:
- Эх ты, пупочка-мумочка! Пойдём грибки искать.
Ну и что ж, что "пупочка-мумочка", а всё-таки я в этот раз нашёл три белых гриба, а Серёжа ни одного.
МЫ ЗАВЕЛИ СОБАКУ
Мы с Серёжей ложились спать. Вдруг дверь отворилась, и вошёл Михалыч, а следом за ним - большая, красивая собака, белая с тёмно-коричневыми пятнами на боках. Морда у неё тоже была коричневая, а огромные уши свисали вниз.
- Откуда она? Это наша будет? Как её звать? - закричали мы, вскакивая с постелей в одних рубашках и бросаясь к собаке.
Пёс, немного смущённый такой бурной встречей, всё же дружелюбно завилял хвостом и позволил себя погладить. Он даже обнюхал мою руку и лизнул её мягким розовым языком.
- Вот и мы завели собаку,- сказал Михалыч.- Ну, а теперь марш по кроватям! А то придёт Сама, увидит, что в одних рубашках бегаете, и задаст нам.
Мы сейчас же залезли обратно в кровати, а Михалыч уселся на стул.
- Джек, сядь, сядь здесь! - сказал он собаке, указывая на пол.
Пёс сел рядом и подал лапу.
- Здравствуй, здравствуй! - сказал Михалыч, потряс лапу и снял её с колен, но Джек сейчас же подал её опять.
Так он "здоровался", наверное, раз десять подряд. Михалыч делал вид, что сердится, снимал лапу. Джек подавал опять, а мы смеялись.
- Ну, довольно,- сказал наконец Михалыч.- Ложись.
Джек сейчас же послушно улёгся у его ног и только искоса поглядывал на Михалыча да слегка постукивал по полу хвостом.
Шерсть у Джека была короткая, блестящая, гладкая, а из-под неё проступали сильные мускулы. Михалыч сказал, что Джек - охотничья собака, легавая. С легавыми собаками можно охотиться только за дичью - за разными птицами, а на зайцев или лисиц нельзя.
- Вот попривыкнет немного к нам, мы и пойдём с ним уток стрелять. Ну, а теперь живо ложитесь спать,
а то уже поздно.
Михалыч окликнул Джека и вышел с ним из комнаты.
На следующее утро мы с Серёжей встали пораньше, напились поскорее чаю и побежали гулять с Джеком.
Пёс весело бегал по высокой, густой траве, между кустами, вилял хвостом, ласкался к нам и вообще чувствовал себя на новом месте, как дома.
Набегавшись, мы решили идти играть в "охотников". Джек тоже отправился с нами. Мы сделали из обруча от бочки два лука, выстрогали стрелы и пошли на "охоту".
Посреди сада из травы виднелся небольшой пенёк. Издали он был очень похож на зайца. По бокам у него торчали два сучка, будто уши.
Первый стрельнул в него Серёжа. Стрела ударилась о пенёк, отскочила и упала в траву.' В тот же миг Джек подбежал к стреле, схватил её зубами и, виляя хвостом, принёс и подал нам. Мы были этим очень довольны. Пустили стрелу опять, и Джек опять принёс её нам.
С тех пор Джек каждый день принимал участие в нашей стрельбе и подавал нам стрелы.
Очень скоро мы узнали, что Джек подаёт не только стрелы, но и любую вещь, которую ему бросишь: палку, шапку, мячик... А иногда он притаскивал и такие вещи, о которых его вовсе никто не просил, Например, побежит в дом и принесёт калошу.
- Зачем ты её принёс? Ведь сухо совсем! Неси, неси назад!-смеялись мы.