Вон Ли - Как Ённам счастье рисовал
С рассветом у помещика на кухне загремели посудой - готовили завтрак. До мальчика доносились запахи рыбного бульона и кипящего кунжутного масла. "Вкусную еду, наверно, готовят", - подумал он. Солнце уже поднялось высоко, но кормить Ённама никто и не собирался. Ему мерещились кушанья, которые дома всегда готовила мама: белоснежный варёный рис, от которого тонкими струйками поднимался пар, и разные приправы к рису. Он стал вспоминать, как, бывало, капризничал за столом, отказываясь есть. Как иногда мамины угощения падали на пол, а он их не подбирал, делая вид, что не заметил этого. "В нашем посёлке вообще не было голодных. А здесь хоть умри с голоду, никто не пожалеет", думал Ённам.
Только после полудня появился помещик.
- Ну, щенок, будешь слушаться?
Мальчик отвернулся, не желая с ним говорить. Хозяину же показалось, что тот раскаялся и обещает быть послушным.
- Живо возьми чиге, поднимись на сопку и принеси дров!
Толстяк развязал мальчика и ещё дал ему подзатыльник. Ённам стоял, словно не слышал хозяйского распоряжения.
- Отправляйся, тебе говорят! - затопал ногами помещик.
Мальчик сделал шаг и зашатался, едва не рухнув на землю от головокружения. Хозяин смилостивился и кивнул в сторону кухни: поди, мол, поешь, а потом пойдёшь за дровами. А сам разлёгся досыпать на террасе.
На кухне Ённаму дали комок слипшегося варёного ячменя, сбрызнутого соевым соусом. Проголодавшись, он съел застревавший в горле холодный ячмень, надел на плечи чиге (заплечные носилки, корейское приспособление для переноски груза на спине. - Пер.), взял топор и побрёл на сопку. Никогда в жизни не приходилось ему собирать и носить хворост. Вместо сухого валежника он нарубил сучьев с листьями, но связать их как следует не сумел. Кое-как уложил часть сучьев на чиге, а самый большой сук потащил волоком. Спустился Ённам к усадьбе, а помещик тут как тут - его поджидает.
- Ты что, не в своём уме? - кричит. - Всегда сухие дрова приносил, а сейчас что несёшь? Сырыми сучьями печку не топят! - Пинком развалил он вязанку сучьев и прошипел: - Видно, мало я тебе ума вложил, надо тебя образумить!
А приказчик опять угодливо поддакивал хозяину, распорядившемуся теперь послать Ённама на крупорушку (помещение наподобие мельницы, в котором жерновами сдирают шелуху с зерна, перерабатывая его в крупу, например, таким образом рушат рис. - Пер.).
В большом сарае было две круглых, хорошо укатанных площадки. Посреди каждой из них стоял столб, к которому с помощью рычага был прикреплён тяжёлый жёрнов - массивное каменное колесо, похожее на дорожный каток.
На одной площадке безрогий вол катал жёрнов, медленно ходя по кругу. Приказчик подвёл Ённама к другой площадке и указал на рычаг, чтобы он вращал его и катал по кругу жёрнов, как вол рядом.
- Мне это не под силу, ведь я же не вол! - воспротивился было мальчик.
- Не болтай лишнего. Кому сказано - крути! Как будто я не помню, что ты мог в день пять мешков риса обрушить, а сейчас таращишь глаза на жёрнов, будто впервые его увидел. И знай наш закон: велят тебе стать волом - работай как вол, прикажут стать псом - полезешь в будку. Жаловаться некому. А ну, крути-ка жёрнов!
"Да я для него всё равно что вол!" - подумал мальчик, силясь сдвинуть и повернуть тяжёлый жёрнов. Такое зло его разобрало, так хотелось вцепиться в приказчика, ударить его, но он удержался, снова вспомнил, что сейчас он не Ённам, а Лачуга и должен ещё оставаться им. "Плакать, но есть горчицу" гласит корейская поговорка. Так и Ённам, обливаясь потом, крутил и катал по кругу проклятый жёрнов. От напряжения ноги тряслись, запеклись губы, в горле пересохло. Но он всё крутил и крутил. Вспомнились ему тогда слова песенки из дедушкиной сказки:
Жёрнов, жернов, крутись же, крутись.
Поверну тебя раз - спину заломит,
Будто работал целых три дня.
Поверну два раза - заноют плечи,
Будто трудился все десять дней.
Жёрнов, жёрнов, катись же, катись.
Придёт пора - и мы заживём в своём доме.
Когда-нибудь и мы будем досыта есть рис.
Ённаму было приказано работать всю ночь до рассвета и так обрушить пять мешков риса. Уже стало смеркаться, когда с гор до него донёсся плач птички совушки: "Фи-ю, фи-ю, фи-ю!.."
"Почему это так жалобно, так надрывно кричит птичка?" - удивлялся он.
- Эй, лодыри! - услышал он опять яростный голос помещика, бранившего своих домочадцев. - Сколько раз я велел вам уничтожить этих назойливых птиц? Идите и домой не возвращайтесь, покуда не убьёте эту гадкую птицу!
У помещика были свои причины ненавидеть совушек. Давным-давно, ещё у его деда батрачила девушка-сиротка, у которой были два братца. Хозяева презирали малышей-нахлебников. Девушка работала день и ночь и за себя, и за своих маленьких братьев. От непосильного труда она заболела и умерла. С тех пор каждую ночь за околицей кричала-плакала совушка.
- Это сестра, ставшая совушкой, тревожится о братьях, - говорили крестьяне. И действительно, в крике птицы чудились слова:
Фи-ю, фи-ю, фи-ю!
Где мои братики, фью?
Они голодны и печальны, фью!
Их обижают и бьют, фи-ю!
Устав от людских пересудов, хозяин выгнал детишек из дома на мороз, и они погибли. Совушка по-прежнему прилетала к усадьбе и кричала-плакала до рассвета.
- Это она злодея помещика проклинает, - говорили люди.
Фи-ю, фи-ю, фи-ю!
Хозяин - дрянной человек, фью!
Смерть ему, смерть, фи-ю!
Гибель дому его, фи-ю!
Старики помнят, как настигла смерть деда помещика, как сгинула его жена, как беды одна за другой обрушивались на его семью.
Ённам же не знал всего этого и не понимал, почему нынешний хозяин усадьбы так панически боится совушек.
5
Вечером следующего дня Ённама опять заставили катать по кругу жёрнов. Снова услышал он голосок совушки, и ему почудилось, что птица зовёт его. Он выглянул наружу, а птаха, заметив его, влетела к нему в сарай и похлопала крыльями над его головой.
- Милая совушка, тебя что-то тревожит? Сядь, расскажи, я попытаюсь тебе помочь, - прошептал мальчик.
Совушка смело присела на протянутую ей ладонь и будто заплакала:
- Фи-ю, фи-ю, фи-ю!
- О чём ты, совушка? - обратился к ней Ённам. - Почему помещик такой жестокий? Ведь он погубит тебя, если поймает. Скорее улетай отсюда подальше, пока его нет.
Но совушка далеко не полетела, а села на ветку тополя у ворот помещичьей усадьбы и, глядя на светящиеся окна дома, громко закричала:
- Фью-фью! Фью-фью! Фью-фью-фью!
Столько ненависти слышалось в этих звуках, что помещик тут же выбежал на крыльцо.
- Вон она сидит на тополе! Бери ружьё и стреляй! - крикнул он сыну.
- А если я её убью, ты купишь мне новое ружьё? - начал торговаться тот.
- Стреляй - тебе сказано. Дому беда грозит, а он рассуждает. Если убьёшь я куплю тебе не только ружьё, - обещал хозяин.
Ённам заметался в тревоге. Он уже слышал, что хозяйский сынок - настоящий головорез, слоняется по посёлкам с дробовиком и подстреливает чужих кур и уток, не обращая внимания на увещевания людей. Ённам побежал к тополю.
- Улетай, тебя хотят убить! - прокричал он, но птица будто не поняла его и, слетев ему навстречу, села на нижнюю ветку.
А в это время сын помещика уже целился в совушку, подкрадываясь к ней всё ближе. В отчаянии Ённам метнул камень на ветку, где сидела птица. Через мгновение прогремел выстрел. "Погибла птичка", - подумал Ённам. Но вдруг он снова услышал её голос:
Фи-ю, фи-ю, фи-ю!
Я поняла, зачем ты бросил камень:
Ты хотел спасти меня, спасибо.
В этот миг вихрем налетел на мальчика сын хозяина.
- Зачем спугнул птицу? - схватил он Ённама за рукав.
- Пожалел. А тебе её разве не жалко?
- Нет, не жалко. Она нашему дому вред приносит. Я и тебя убью, рука не дрогнет. - И он, щёлкнув затвором, направил дуло прямо в голову Ённама.
Тот отпрянул в сторону, ловко схватился за ружьё и пригнул его книзу. Гулко прозвучал выстрел, и пуля просвистела совсем рядом. Дело принимало серьёзный оборот. Ённам свалил хулигана на землю и ударил его ногой в грудь.
- Ой, больно!.. Умираю... - причитал тот в испуге.
В помещичьем доме поднялся переполох.
- Поймать его и запереть в амбар, а утром отправить в тюрьму! - завопил хозяин.
Избитого Ённама заперли в тёмном амбаре. Некоторое время он пролежал не шевелясь. Вдруг он вспомнил про дедушкину волшебную палочку, но за пазухой её не оказалось: ведь Ённам поменялся одеждой с Лачугой и палочка осталась в его школьной курточке.
6
- Откройте! Выпустите меня! - изо всех сил стучал в дверь амбара Ённам, но крепкая дверь не поддавалась, и никто на его крик не отзывался.
Тогда он нашарил на полу сломанную мотыгу и стал ковырять ею глиняную стену амбара. Ему удалось проделать в стене дыру, и он выбрался наружу.
- У, подлые людишки! - погрозил он кулаком в сторону хозяйского дома. - Я больше не буду делать то, что вы хотите.
Ённам направился в горы, шёл очень долго, разыскивая хижину мальчика Лачуги. Не заметил, как стемнело. "Надо выйти на дорогу, - размышлял он, - и идти к селению, кто-нибудь да пустит переночевать". Но селения поблизости не было. К утру Ённам уже сильно устал, проголодался. Очень хотелось пить. Раздвигая высокую траву, пошёл он к реке и вдруг услышал слабый стон. В зарослях лежал ничком, почти без признаков жизни Лачуга. Как ни бился Ённам, он не мог привести его в чувство. И тут его осенила мысль: "Ведь у нас есть волшебная палочка!"