Эрих Кестнер - Эмиль и трое близнецов
Старшина положил сигару на край пепельницы, перекинул ногу на ногу и провел рукой по мундиру, как бы стряхивая пепел, хотя никакого пепла на нем не было.
— Твоя мама ушла, наверно, для того, чтобы мы могли спокойно поговорить, — сказал Йешке и растерянно уставился в потолок.
Эмиль тоже поднял глаза. Но ничего интересного там не обнаружил.
Старшина снова взял в руку сигару и спросил без обиняков:
— Скажи-ка, парень, я тебе очень несимпатичен?
Эмиль чуть не упал со стула.
— Почему вы так думаете? Что за странный вопрос, господин Йешке? — Он помолчал, потом добавил: — Раньше я, правда, вас здорово боялся.
Старшина рассмеялся:
— Из-за той истории с памятником, да?
Мальчик кивнул.
— Мы тоже делали такие глупости, когда были школьниками.
Эмиль ахнул:
— Вы тоже? Лично вы?
— Да, я собственной персоной, — ответил полицейский.
— В таком случае вы мне очень симпатичны, — заявил Эмиль.
Господин Йешке этому явно обрадовался.
— Я должен тебя спросить об одной очень важной вещи, — сказал он. — С твоей мамой я уже говорил об этом. В то воскресенье. Но она сказала, что все зависит от тебя. Если ты будешь против, ничего не выйдет.
— Что, что? — переспросил Эмиль. Некоторое время он молчал, что-то обдумывая, а потом признался: — Вы на меня не обижайтесь, только я ни слова не понял из того, что вы сказали.
Старшина внимательно рассматривал свою сигару. Она успела потухнуть, и он тщетно пытался ее снова раскурить. Наконец он сказал:
— Трудно говорить об этих вещах с таким большим парнем. Ты помнишь своего отца?
— Почти нет. Мне было пять лет, когда он умер.
Старшина кивнул. Потом разом выпалил:
— Я хотел бы жениться на твоей матери. — Он довольно долго кашлял, а когда немного успокоился, добавил: — Меня обещали перевести работать в участок. А потом я стану инспектором. Экзамен я выдержу, это точно. Я, правда, не ходил в реальное училище, но все же я не дурак. А инспектор неплохо зарабатывает. И ты сможешь даже получить высшее образование, если у тебя будет охота.
Эмиль стряхнул крошки с цветной скатерти. Старшина добавил:
— Если ты будешь против, она за меня не выйдет.
Мальчик встал и подошел к окну. Некоторое время он глядел на улицу. Потом обернулся и тихо сказал:
— Мне надо как-то свыкнуться с этой мыслью, господин Йешке.
— Понятно, — ответил тот.
Эмиль снова стал смотреть в окно. «Собственно, я представлял себе нашу жизнь иначе, — думал он, провожая глазами грузовик. — Я сам хотел начать зарабатывать деньги. Много денег. Чтобы ей не надо было больше работать. И хотел жить с ней всю жизнь, никогда не разлучаться. Только вдвоем. И больше никого. А тут нежданно-негаданно приходит этот старшина и хочет стать ее мужем!» Эмиль вдруг увидел мать: она появилась из-за угла и быстро перешла улицу. Эмиль спрятался за занавеску. «Мне надо немедленно принять решение. И думать я должен прежде всего не о себе. Это было бы подло с моей стороны. Она всегда думала только обо мне. Он ей нравится. Я обязан скрыть, что мне грустно. Мне просто необходимо быть веселым, не то я испорчу ей всю радость…»
Эмиль набрал воздуха, обернулся и громко проговорил:
— Я согласен, господин Йешке.
Старшина встал, подошел к нему и пожал ему руку. И тут как раз открылась дверь. Мать вошла в комнату и пытливо поглядела на своего мальчика. У него в голове еще раз пронеслось с быстротой молнии: «Быть веселым!» И Эмиль взял Йешке под руку, засмеялся и сказал маме:
— Ну, что ты на это скажешь! Господин старшина только что попросил у меня твою руку!
Когда пришла фрау Хомбург, чтобы вымыть голову, счастливый жених удалился. Вечером он снова появился и принес цветы. И полфунта дорогой колбасы. И бутылку сладкого вина.
— Чтобы чокнуться, — сказал он.
Они поужинали, а потом чокнулись. И Эмиль произнес торжественную речь, а господин Йешке долго смеялся. Фрау Тышбайн сидела на диване, гладила руку Эмиля, и вид у нее был довольный.
— Мой дорогой мальчик, — сказал господин Йешке, — я благодарю тебя за то, что ты нам желаешь счастья. Я невероятно рад всему, что случилось, и у меня есть к тебе только еще одна просьба. Я не хочу, чтобы ты звал меня «отец». Это казалось бы мне странным. Конечно, я буду тебе как бы отцом. Это само собой разумеется. Но называть меня так не надо.
Втайне Эмиль был очень рад этим словам. Но он сказал:
— Слушаюсь, господин старшина! Но как мне к вам обращаться? «Добрый день, господин Йешке» — это постепенно станет звучать комично, вы не находите?
Жених встал.
— Прежде всего мы выпьем с тобой на брудершафт. Я, правда, и так говорю тебе «ты». Но теперь и ты должен мне говорить «ты».
И они выпили на брудершафт.
— А на случай, если у тебя появится потребность как-то меня называть, сказал Йешке, — мне хочется тебе напомнить, что меня зовут Генрих. Ясно?
— Слушаюсь, Генрих! — воскликнул Эмиль. А когда его мама засмеялась, он был на седьмом небе от счастья.
Наконец Генрих Йешке ушел домой, а мама и сын легли спать. Как всегда, они сказали друг другу «спокойной ночи» и поцеловались. Потом каждый лег в свою постель. И хотя они делали вид, что спят, оба еще долго не могли сомкнуть глаз.
Эмиль думал: «Она ничего не заметила. Она думает, мне не грустно. Теперь она может спокойно выйти замуж за господина Йешке и быть счастливой, как я ей того желаю. Он и в самом деле неплохой дядька».
А мама Эмиля думала: «Ах, как я рада, что мой мальчик ничего не заметил! Он не должен знать, что больше всего я хотела бы остаться с ним вдвоем, только вдвоем! Но мне нельзя думать о себе. Мне надо думать о моем мальчике. О его будущем. Кто знает, долго ли мне еще удастся зарабатывать нам на жизнь. А господин Йешке и в самом деле хороший человек».
Глава вторая
ПИСЬМО ИЗ БЕРЛИНА И ПИСЬМО В БЕРЛИН
Когда Эмиль на следующий день пришел из школы, мама дала ему письмо и сказала:
— Тебе письмо из Берлина.
— От Пони-Шапочки?
— Нет. Почерк незнакомый.
— А что там написано?
— Эмиль! — с изумлением воскликнула фрау Тышбайн. — Неужели ты думаешь, что я вскрываю твои письма?
Он рассмеялся.
— Ну, мама, с каких это пор у нас друг от друга секреты?
Он отнес свой портфель в соседнюю комнату. И мысленно сам себе ответил: «Со вчера. С прихода господина Йешке». Вернувшись, сел на диван, распечатал письмо и прочел:
Мой дорогой Эмиль!
Мы, что-то давно ничего друг о друге не слышали, верно? Но все же я надеюсь, что ты живешь хорошо. Мне тоже не на что жаловаться. Правда, у меня несколько недель назад умерла двоюродная бабушка. Но я ее почти не знал. Поэтому особенно и не грустил. Но именно это событие и заставило меня сегодня тебе написать. Дело в том, что бабушка оставила мне в наследство свой дом. Он расположен на самом берегу Балтийского моря, в Корлсбюттеле. Может, слыхал? Это курорт. Вокруг дома — довольно большой и красивый сад. Ты уже догадался, в чем дело? Нет? Так слушай! Летние каникулы уже не за горами, как принято говорить, и вот мне как домовладельцу пришла в голову блестящая мысль: я хочу пригласить тебя и всех сыщиков провести лето на берегу моря, в моем собственном доме. Мои папа с мамой разрешили и будут даже очень рады: В самом деле — очень. Правда, они тоже будут там жить. Но нам это не помешает. Ты ведь знаешь по тому случаю, что с моими стариками ладить легко. Кроме того, дом двухэтажный. Чего можно еще желать?
Густав уже согласился. И родители ему позволили. И знаешь, приедет не только он, но и — держись, а то со стула свалишься — твоя кузина Пони Хаймбольд, по прозвищу Шапочка! И твоя бабушка, которая нам всем так понравилась. Все они приедут, если ты согласишься. Может, еще и малыш Вторник. Если его маму не пошлют лечиться в Наухайм. У нее что-то с сердцем.
Видишь, какой представляется случай? С ума сойти! Сам себя толкни в бок и поскорей скажи «да». Надеюсь, старик, твоя мать не будет против, раз бабушка и Пони тоже туда едут. Ну, что ты про все это думаешь? Мы встретим тебя в Берлине, чтобы ты снова не сошел не там, где надо. А потом все вместе отправимся к морю. В мой дом! Да, пока не забыл: денег тебе, конечно, брать никаких не надо. С нами поедет тетя Клотильда. Она будет на всех готовить. Между прочим, очень вкусно. А то, что ей придется варить несколько лишних тарелок супа, не имеет никакого значения. Так говорит моя мама.
Ну, а деньги на дорогу тебе вышлет мой отец; он велел мне написать тебе об этом. Потому что бабушка оставила в наследство не только дом, но и деньги. Правда, деньги она завещала моему отцу, а не мне.
Значит, тебе остается только согласиться. Я так рад, что снова тебя увижу! И прости, что я пишу про деньги. Ты мне как-то сказал, что о деньгах не говорят, когда они есть. Я эти твои слова не забыл. Но в данном случае я все же вынужден о них говорить, потому что иначе ты, возможно, не сможешь приехать. И тогда каникулы станут для меня неинтересными. И плевать я хотел на это море! Понятно?
