Борис Житков - Джарылгач (сборник)

— Это мы у вас хвостик оторвали, а не Ребик вовсе.

Важный засмеялся и оглядывается себе за спину:

— Разве у меня хвост был? Ну вот спасибо, если оторвали.

— Да видите ли, в чем дело, — говорит папа, и все очень весело, как при гостях: — собака вдруг притаскивает вот это, — и показывает на Пудю. И стал рассказывать.

Я говорю:

— Это мы, мы!

— Это они собаку выгораживают, — говорит мама.

— Ах, милые! — говорит важный и наклонился к Таньке.

Я говорю:

— Вот ей-богу — мы! Я оторвал. Сам.

Отец вдруг нахмурился и постучал пальцем по столу:

— Зачем врешь и еще божишься?

— Я даже хвостик ему устроил, я сейчас покажу. Я там нитками замотал.

Сунулся к окну и назад: я вспомнил, что нитки я обрезал.

Отец:

— Покажи, покажи. Моментально!

Важный тоже сделал серьезное лицо. Как хорошо было, все бы прошло. Теперь из-за ниток этих…

— Яшка, — говорю я, — Яшка Рыжий видел, — и чуть не плачу.

А папа крикнул:

— Без всяких Яшек, пожалуйста! Достать! Моментально! — И показал пальцем на Пудю.

Важный уже повернулся боком и стал смотреть на картину. Руки за спину.

Я полез на окно и рвал и кусал зубами узел. А папа кричал:

— Моментально! — и держал палец.

Таньку мама уткнула в юбку, чтоб не ревела на весь дом.

Я снял Пудю и подал папе.

— Простите, — вдруг обернулся важный, — да от моей ли еще шубы? — И стал вертеть в пальцах Пудю.

— Позвольте, это что же? Что тут за тесемочки?

— Намордничек! — крикнула Танька из маминой юбки.

— Ну вот и ладно! — крикнул важный, засмеялся и схватил Таньку под мышки и стал кружить по полу:

— Тра-бам-бам! Трум-бум-бум!

— Ну, давайте обедать, — сказала мама.

Уж сколько тут реву было!..

— Отвяжи собаку, — сказал папа.

Я отвязал Ребика. Папа взял кусок хлеба и бросил Ребику:

— Пиль!

Но Ребик отскочил, будто в него камнем кинули, поджал хвост и, согнувшись, побежал в кухню.

— Умой поди свою физию, — сказала мама Таньке, и все сели обедать.

Важный Пудю подарил нам, и он у нас долго жил. Я приделал ему ножки из спичек. А Яшке, когда мы играли в снежки, мы с Танькой набили за ворот снегу.

Пусть знает!

Веселый купец

Жил-был моряк Антоний. У него был свой собственный двухмачтовый корабль. Антоний был итальянец, и корабль его ходил по всем морям. Корабли у других хозяев назывались важно. То «Святой Николай», то «Город Генуя» или «Король Филипп», а Антоний назвал свой корабль «Не Горюй».

Бывало, нет в море ветру, стоит корабль. Всем досадно. Антоний глянет на паруса и скажет весело:

— Стоит «Не Горюй»!

Раз положило ветром корабль совсем боком, все перепугались, Антоний как крикнет:

— Лежит «Не Горюй»!

У всех и страх прошел, и побежали матросы на мачты убирать паруса. И все говорили:

— Разобьет нас о камни, все равно капитан крикнет свое: «Пропал „Не Горюй“!»

А надо сказать, что везло Антонию во всем: стоят корабли в гавани, везти нечего, хозяева злые по берегу ходят. А гляди — Антоний наберет всякой дребедени и чуть не по самую палубу загрузит корабль.

— Мне всегда счастье будет, — говорил Антоний. — Имя у меня такое — все Антонии счастливые. А которые несчастные Антонии, так это значит дураки. Дурака как ни назови, все равно за борт свалится.

Все к Антонию служить набивались. Понятное дело: коли хозяину везет, значит и матросам больше перепадает. Да и весело у веселого служить. Так все в порту и звали Антония — Веселый Купец.

Стоял Антоний со своим кораблем в речном порту. И как назло уж вовсе никакого грузу нельзя было достать. Антоний по городу бегает — нечего везти. Пришел в порт, дымит трубочкой, торопится по пристани. А с других кораблей хозяева поглядывают, подмигивают, локтем соседей подталкивают — кивают на Антония.

— Кажись, невеселый идет.

Один крикнул:

— Эй, Антоний! Грузу-то много ли?

Антоний стал, обернулся и крикнул, чтобы всем было слыхать:

— Полон корабль, по самую палубу загрузим. Завтра в море ухожу.

А ему рукой машут — врешь, значит, хвастаешь.

А к вечеру едут в порт подводы одна за другой, вереницей, еле лошади тянут. И все к Антонию. Повыскакивали с кораблей на берег люди, щупают на ходу, что в мешках. Смешное какое-то: крупа не крупа. Один и ткнул ножом, — а из мешка песок.

И все стали кричать:

— Песок! Песок! Вот дурак, с реки песок в море возит!

Антоний только на матросов покрикивает:

— Грузи «Не Горюй» под самую палубу!

Люди над матросами смеются:

— Кашу варить будете? Или на муку молоть повезете?

А матросы поплевывают:

— Дело хозяйское.

— Для форсу, — решили моряки, — для форсу грузится.

А Антоний хлопочет:

— Туда клади, сюда неси.

Под утро загрузили корабль — дальше уж некуда. Потянул ветерок, и все видели, как вытянулся «Не Горюй» на середину реки, поставил паруса и ушел в море.

А Антоний и вправду не знал, куда с этим песком деваться. Вышел в море и не знает, куда курс держать.

«Эх, — думает Антоний, — есть одна гавань, и город там богатый — давно там не бывал я. Была не была, пойду я туда, а там видно будет».

Набил трубочку, вышел на палубу. Надулись паруса пузырями, идет судно попутным ветром. Солнце с неба светит, веселая вода за бортом плещется, и от палубы смоляной горячий дух поднимается. Везет «Не Горюй» полное брюхо песку, тянет, везет, куда хозяин ведет. Тяжело на волне переваливается. Матросы в тень забрались и в карты шлепают. Один рулевой стоит и правит, куда велел Антоний.

Наутро стали подходить к берегу. Что такое? Узнать Антоний не может: как будто и тот город стоит, куда шел, да берега не узнать: где раньше деревянные сваи из воды забором торчали, черные, как старые зубы, — тут уж стена каменная стоит, загораживает гавань от зыби. А на пристани народу — как муравьев, и натыкано чего-то, нагорожено.

Приказал Антоний отдать якорь. Не вошел в гавань, а поставил судно перед каменной стенкой.

— Спускай, — говорит, — ребята, шлюпку: я на берег еду.

Гребут молодцы, наваливаются, Антоний правит. Вот проход в стене оставлен. Прошел в проход Антоний, гребут к пристани. Батюшки! Пристать некуда! Все разворотили, всю пристань заново строят.

— Сюда! Сюда! — кричат с берега и показывают, где есть удобное местечко. Выскочил Антоний на берег — еле пройти, протиснуться. Рабочих, каменщиков! Стучат, камень тешут. Мастера бегают:

— Не спи, — кричат, — поторапливайся.

И все, как мукой, каменной пылью засыпаны.

— Не ко времени, — говорят Антонию, — не ко времени пришел, брат. Тут у нас и стать негде. Видишь, что делается. Ни одного корабля в гавани нет. Иди дальше со своим судном.

И никто на Антония и глядеть не хочет.

«Ну, — думает Антоний, — не стыдно и уйти: нельзя никому здесь выгружаться, не я один».

И пошел в город.

«Куплю, — думает, — бочонок вина, сам выпью и ребят угощу. Все равно весело будет».

Вдруг подходит к нему старик — тамошний купец.

— О, — говорит, — Антоний, Веселый Купец. Здорово! Гляди — и тебе не повезло. А товар-то дорогой, должно?

Антоний рассмеялся:

— Да просто песок.

— Речной? — старик крикнул и присел даже.

— С реки, — говорит Антоний.

— Да милый ты мой! Да хороший ты мой! Песку-то тут и надо. К нам король приезжает, нам три недели осталось, а песку-то проклятого не хватает на постройку. За сорок верст возим. Да не шутишь ли?

— Да я знал, — говорит Антоний, — о чем вы плачете, — вот и привез песку. Цена-то вот только хороша ли?

А тут уж народ обступил, и все кричат:

— Песок! Песок привез! Самолучший.

И наперебой гонят цену — крик подняли.

— Много ли?

— Полно судно!

Антоний и в город не успел сходить.

— Гони, — кричат, — судно сюда, к самой постройке.

Засмеялся Антоний, в землю плюнул.

— Тьфу ты, — говорит, — вот поди: даром я Антоний, что ли?

Нагнали народу выгружать Антониев корабль. Песок горой на пристань высыпают, Антоний сидит да деньги считает. Матросам бочонок вина поставил. Сидят выпивают и песни горланят.

Снялся утром Антоний, а куда — матросы не спрашивают. Так уж заведено было: хоть к черту на рога. А ведет Антоний судно — значит, не горюй. Капитан знает!

Скрылся за кормой город — легкой полоской лежит на горизонте берег, будто прочеркнут легкой черточкой. Бежит по воде «Не Горюй», полощется белым пузом, порожнем бежит. Прыгает, как утка, на волне. Веселый ветер играет в море. Надулись паруса, напружились мачты. Антоний выколачивает трубочку о борт. Кричит:

— Давай мне, ребята, кружку вина!

Пьет Антоний вино из ковшика, и несет в лицо свежую пену из-за борта. Летняя погода — веселая. Синяя вода в Средиземном море, синяя, будто синька распущена. И зыбь завивается большими гребешками, и средь зыбей белым лебедем переваливается корабль на всех парусах.