Евгений Рудашевский - Куда уходит кумуткан
Он устроился на коврике у колёс пикапа. Обжигаясь, ел, смотрел в темнеющую мглу и думал о том, что Иркутск стал далёким, почти нереальным. Они были в пути два дня, а казалось, что не меньше месяца отделяет их от Городка, Сёмы, «Бурхана» и Чёртова поля. Теперь нельзя было вспомнить, когда они с Аюной подбросили Цыдыповым нарисованное на мышиной шкурке зя. Когда была битва при Аргуне и чем она закончилась. Когда хоронили Рику и чем пах её костёр. Всё это случилось в прошлой жизни. Нет, тысячи лет назад. И даже миллионы – в те дни, когда байкальские нерпы только собрались в далёкое путешествие к Байкалу. Всё это происходило не с Максимом, а с кем-то другим.
Жизнь легко рвалась на лоскуты. Сейчас бы Максим не удивился и не расстроился, если б ему сказали, что следующий год он проведёт здесь, в ледяной пустыне. Будет ходить в нерпячью школу, учиться плавать, ловить рыбу. Почему бы и нет?
К нему подсели Саша и Аюна. Молчать вместе было приятнее.
Долго так сидеть не удалось. С приходом сумерек резко похолодало. Подул широкий зимний ветер. Ничто не мешало ему разгуливать по мёрзлым просторам Байкала. Он кружился в диком танце, поднимал вихри снега, радостно ударялся в борта машины. Позёмки, ласковые и приятные днём, к вечеру наполнились звериной силой – пушистый котёнок, только что ласкавшийся в ногах, вырос, одичал и теперь с грозным оскалом бросался на людей.
Ребята, плотнее кутаясь в воротники, подождали ещё несколько минут и отправились в палатку, забрались в спальники.
Дядя Коля и След вернулись от заструг. Ужин к их приходу остыл, но они не жаловались. Теперь нужно было караулить, высматривать сигнальные фонари сетей. Мужчины договорились дежурить по очереди.
Машины стояли поодаль от палаток, на расстоянии метров двадцати друг от друга, для большей безопасности.
Максим чувствовал, как сон напитывает тело, но сопротивлялся. Нарочно ворочался с бока на бок. Хотел увидеть, как в лагерь принесут нерпят. Для них уже стояли четыре самодельных деревянных ящика. Такими пользовались в нерпинарии в санитарные дни, когда нужно было вытащить артистов из бассейна.
Ветер трепал палатку, завывал, но в тёплом спальнике было уютно.
Усталость брала своё. Ребята уснули почти одновременно.
Максим проснулся от голосов в лагере. Он не знал, сколько прошло часов – или минут. Накинул на плечи куртку и выглянул наружу. Было холодно и вьюжно. В свете фонарей игрался снежный песок.
Максим увидел, как дядя Коля и дедушка, словно воры в ночи, несут извивающийся свёрток. Поймали. Положили кумуткана на снег, выпутали его из сети, затем перенесли в ящик. Рядом бегал След, принюхивался к нерпёнку. Максим удовлетворился этим и вернулся в спальник.
В следующий раз он проснулся, когда ночь разорвалась сухим громогласным треском. По дну палатки прошла ощутимая вибрация. Максим подскочил, уверенный, что под ним рушится лёд…
Дымка и Клякса
Максим хотел выбежать наружу, но вместо этого замер. Прислушался. Лишь ветер и биение сердца – гулкое, до головокружения тяжёлое. Где-то поблизости едва угадывались голоса. Треск не повторялся.
Максим включил фонарик и увидел испуганные глаза Аюны.
– Что это? – спросила она.
– Не знаю.
– Рыба ворочается, – отозвался Саша.
– Ну тебя, – шикнула Аюна и жестом попросила всех молчать. Она тоже прислушивалась.
Максим вновь подумал о том, что они лежат на корочке, толщиной в полметра. Под ней таятся морские глубины. Дедушка говорил, что Байкал – это океанский разлом. Однажды тут будет середина настоящего океана. Иркутск, Улан-Удэ и другие города скроются под водой, как это было с одним байкальским посёлком, на месте которого сейчас – залив Провал.
– Скорее бы отсюда уехать. На берегу как-то спокойнее, – прошептала Аюна.
– Это точно, – буркнул Саша.
Ребята ещё не знали, что ночью из-за похолодания лёд на Байкале сжался – изорвался широкими трещинами. Их называют становыми щелями. Одна из таких щелей прошла возле лагеря. Именно грохот её появления разбудил ребят. Когда потеплеет, лёд будет расширяться, и тогда загремит сталкивающимися створками щелей, на месте которых появятся ледяные разносы. К маю такое будет происходить почти каждый день, и в прибрежных сёлах скажут, что Байкал начал дышать: просыпается после зимней спячки.
Трещина не затронула палаточный лагерь, обогнула ящики с кумутканами, но, к несчастью, заползла под пикап Виктора Степановича. Задние колёса провалились в воду. Машина зацепилась кузовом за кромку льда, продержалась так несколько минут, затем неспешно, будто нехотя, стала погружаться. Когда мужчины подбежали к ней, на поверхности оставалась лишь кабина. Николай Николаевич успел прикрепить к ней трос, но Евгений Константинович медлил. Его уазик не хотел заводиться, отказывался выезжать с места – буксовал в ледяной крошке. Потом излишне долгой дугой катился к щели. Было поздно. Опустившись в воду, пикап быстро утянул за собой трос нерповщика.
Виктор Степанович долго стоял перед становой щелью. Судорожно передвигал в мыслях перед собой десятки солонок и перечниц. Путался в них и оттого хмурился. Наконец запретил себе думать о страховке, перечислять всё утонувшее с машиной и высчитывать, успел бы он спасти её, если б сам сел за руль уазика. Сейчас предстояло решить более насущные проблемы.
В экспедиции осталось два транспорта. Увезти на них четыре ящика с нерпами, охотничье снаряжение, трёх взрослых и трёх детей было невозможно. К тому же перегружать машины было опасно. Не хватало ещё всем вместе провалиться под лёд.
Виктор Степанович принял решение, но ещё полчаса обдумывал его, стоя возле провала. Все нерпята были пойманы, можно было ложиться спать, но Виктор Степанович понимал, что действовать нужно быстро. Ждать тут было нечего. Едва ли нерпы захотят ему помочь и вытолкнут на поверхность утонувший пикап. Тот ушёл на автомобильное кладбище, значительно пополненное за последние десять лет.
У Байкала нет настоящего дна – гладкого или холмистого, как в других морях. Под его водами кроются пики глубинных гор. В расщелинах между ними – бездна, глубины которой никто не знает. Виктор Степанович улыбнулся, представив, что на каждом из этих пиков, словно звезда на ёлке, сидит автомобиль. Мотнул головой, отгоняя ненужные мысли, и заторопился к лагерю.
Первым делом разворошил коробку со снаряжением. Достал краску и кусочек тряпки. Открыл ящики со своими нерпятами – большими белыми полосками провёл на их спинках цифры «I» и «II».
Зашёл в палатку нерповщика, разбудил уже спавших мужчин. Сказал Николаю Николаевичу, что возьмёт его квадроцикл. Доедет до берега, а там – до ближайшего села. Наймёт водителя с уазиком и вернётся. Нерповщик не спорил. Только попросил не гонять квадроцикл зазря, оставить его в том дворе, где они провели прошлую ночь.
Максим не слышал, как уехал дедушка. Утром узнал о случившемся от дяди Жени. Тот уже не был таким приветливым. Объяснялся коротко и сухо.
После ночного происшествия о детях забыли, словно они утонули вместе с машиной. Никто не предложил им завтрака. Аюна сказала, что сама разберётся с консервами и крупой. Мужчины не обращали на неё внимания, о чём-то переговаривались возле уазика.
Ночной ветер разогнал дымку. В плетёнке серых облаков угадывался раскалённый уголёк солнца. Через несколько часов плетёнка прогорит, на небе вскроется красочный весенний пожар.
Теперь на востоке и западе просматривались волнистые линии прибрежных гор. Таинственное очарование Байкала пропало. Максим буднично осматривал его ледяные просторы. «Всего лишь озеро. Никакое это не море», – вздохнув, подумал он.
– Можно мы посмотрим нерпят? – заискивающе спросила Аюна.
Дядя Женя, усмехнувшись, показал ей на ящики Виктора Степановича.
– Спасибо!
– Подлиза, – буркнул Саша, когда они отошли в сторону.
– Чего это?
– «Можно мы, пожалуйста, посмотрим, умоляю, нерпят», – слащавым голосом передразнил её Максим.
– С нами ты так не говоришь, – добавил Саша.
– Много чести, – рассмеялась Аюна и припустила вперёд.
Лайка, лежавшая у палаток, проводила их безразличным взглядом.
Бережно отщёлкнули замок и сняли крышку. Кумуткан «I» уткнулся мордочкой в угол ящика и лежал неподвижно. Серебристо-серый мех местами высох и топорщился. Задние ласты были плотно прижаты друг к другу – так начинающий пловец складывает ладони, прежде чем нырнуть в бассейн, а между ними торчал овальный хвостик. Кумуткан спал и не заметил стоявших над ним ребят.
Наклонившись, Максим увидел на гладкой голове нерпёнка крохотные ушки, больше похожие на два меховых бугорка.
– Красивый, – прошептала Аюна.
– Угу, – согласился Максим.
На стенках ящика виднелись сгустки шерсти. У нерпёнка продолжалась линька.
– И зачем их убивают… – прошептал Саша.
– Шубы делают, – отозвался Максим. – Шапки, перчатки и шубы.
