Три цвета волшебства - Холли Вебб
– Пойдем, Лотти! – нетерпеливо окликнула ее Софи. Только теперь Лотти заметила в глубине магазина маленькую старушку, наблюдавшую за ней из-за прилавка. На плечах у старушки сидели крошечные птички – сложно сказать, сколько именно: они постоянно перебирались с места на место, – и она сама была чем-то похожа на птицу с черными блестящими глазами-пуговками.
– Здравствуй, Лотти, – сказала она по-английски. – Значит, ты привела ко мне в гости мою малышку Софи?
Лотти смутилась. Она вдруг поняла, как их появление выглядело со стороны: они с Софи просто вломились в торговый зал через маленькую красную дверь, спрятанную за рядами клеток – без приглашения, без предупреждения. Наверное, это было не очень-то вежливо.
– Надеюсь, вы не возражаете, – робко проговорила она.
– Pas du tout[13], нет-нет. – Старушка взмахнула рукой, и птички слетели с ее плеч, возмущенно чирикая. – Pardon, mes cheries[14]. Софи говорит, ты ищешь маму. У тебя есть ее адрес?
Лотти вынула из кармана последнее письмо от мамы и показала его Колетт.
– О, это недалеко отсюда! Софи покажет тебе дорогу.
Коллет и Софи заговорили друг с другом по-французски. Это был очень эмоциональный разговор с бурной жестикуляцией со стороны Коллет и сердитым тявканьем со стороны Софи, которая явно была уверена, что знает дорогу куда угодно.
Коллет выдала Лотти очень красивый ошейник из розовой замши и розовый кожаный поводок для Софи. Сказала, так надо для маскировки. Прохожим должно казаться, что Лотти просто гуляет с собакой. Софи возмущенно фыркнула, но не стала возражать. Ей понравился цвет ошейника и блестящие стразы на нем.
– Сразу видно, что мы во Франции, – сказала она Лотти. – У твоего дяди не продаются такие красивые вещи. Мне идет розовый, да?
– Очень идет, – уверила ее Лотти, и Софи улыбнулась довольной собачьей улыбкой.
– Пойдем, Лотти, – сказала она, натянув поводок.
Они вышли на улицу. Софи шла впереди, указывая дорогу. Многие прохожие, особенно женщины, обращали внимание на симпатичную таксу и восхищались ею вслух. Лотти видела, что Софи это нравится. Наконец они остановились перед красивым каменным домом.
– Вот этот дом, – шепнула Софи. – И что теперь?
Лотти не знала, что на это ответить. Сквозь стеклянные двери подъезда было видно, что за столиком в холле сидит консьерж и читает газету. Проскользнуть в дом незамеченной не получится, к тому же Лотти совершенно не представляла, что скажет маме. Только теперь до нее дошло, что ей надо будет как-то объяснить свое появление в Париже. Потому что «прошла через волшебную дверь» явно будет не лучшим из объяснений.
Софи взглянула на Лотти и решительно заявила:
– Давай обойдем дом и посмотрим, что с той стороны.
Не дожидаясь ответа Лотти, она направилась в узенький переулок сбоку от здания. В переулке стояли мусорные контейнеры и пахло вовсе не розами, но Софи упорно тащила Лотти за собой и наконец остановилась у подножия черной металлической лестницы, идущей по внешней стене дома.
– Пожарная лестница! – с победным видом объявила Софи. – Мы заберемся наверх и попробуем найти квартиру, где живет твоя мама!
Лотти знала, что мама живет на шестом этаже, так что подъем предстоял долгий. Лестница оказалась довольно прочной, но металлические ступеньки скрипели под ногами, и из-за ветра, обдувавшего Лотти со всех сторон, ей казалось, что лестница дрожит и шатается. Это было ужасно. Лотти хотелось зажмуриться, но надо было смотреть, куда ставить ноги. Между ступеньками виднелась земля, которая уходила все дальше и дальше вниз.
– Смотри! – взволнованно проговорила Софи. – Окна, да?
Она с любопытством заглянула в окно чьей-то кухни, и Лотти с ужасом поняла, что владелец квартиры смотрит прямо на них и сердито машет в их сторону полотенцем. Они поспешили подняться повыше, но Лотти поняла, что Софи права. Если мамина квартира расположена рядом с пожарной лестницей, они ее увидят.
– Наверное, это уже шестой! – прошептала Лотти, запыхавшись. – Мы поднимаемся целую вечность!
Софи кивнула:
– Наверное, да.
Они осторожно заглянули в окно. Уже вечерело, но день выдался жарким, и окно была распахнуто настежь. За окном оказалась крошечная кухонька, но дверь в комнату была открыта, и Лотти увидела маму, сидящую на диване спиной к двери и окну.
– Это она! – выдохнула Лотти.
– С кем она разговаривает? – спросила Софи, положив передние лапы на подоконник и вытянув шею.
– Не знаю, – ответила Лотти. – Я никого больше не вижу.
– Кажется, она плачет, – прошептала Софи. – Она точно так же, как ты, шмыгает носом.
Лотти кивнула:
– И она что-то держит в руках… Ой! Это же фотография, где я и папа. Она висела у нас дома в гостиной. Да, это она. В фиолетовой рамке.
Мама вынула из кармана бумажную салфетку, высморкалась и продолжила говорить, очень тихо. Кажется, она беседовала с фотографией. Лотти и Софи наклонились вперед, перегнувшись через подоконник, чтобы лучше слышать.
– Как-то все несправедливо, Том. Я должна была поехать сюда. У нас в компании идут сокращения, и если бы я отказалась от этой работы, меня бы тоже уволили.
Лотти потрясенно взглянула на Софи. Мама ей этого не говорила!
– Но я так скучаю по Лотти! Как будто мне мало, что я потеряла тебя, сейчас все так сложилось, что я не могу быть рядом с дочкой. Здесь так одиноко, хотя работа хорошая и коллектив очень приятный. Мне нельзя потерять работу. Мне нужны деньги, чтобы обеспечивать Лотти. Я не хочу, чтобы она в чем-то нуждалась. Но мне так хочется вернуться домой, к моей девочке…
– Меня не волнуют какие-то деньги, – прошептала Лотти, чуть не плача. – Лучше бы мама была со мной… – Она влезла в окно, подхватила на руки Софи и бросилась к маме, совершенно забыв о том, что еще не успела придумать никаких вразумительных объяснений, как она здесь оказалась. Ей просто хотелось скорее обнять маму. Это было так здорово: перегнуться через спинку дивана и обхватить маму за плечи. Они не виделись почти две недели, и в день расставания Лотти была так обижена на маму, что даже с ней не разговаривала. Теперь же от одного только запаха маминых духов ее сердце переполнялось счастьем.
– Ой…
Мама подняла руку, как будто хотела погладить Лотти по щеке, но почему-то не обернулась, а только вздохнула, как это бывает после долгого плача, и, похоже, чуть-чуть успокоилась, даже немного расправила плечи.
– Она нас не видит, –
