Василий Юровских - Синие пташки-пикушки (рассказы)
Рассказы связаны между собою, как вы увидели, общностью времени действия, судьбами ряда персонажей, местом действия, которое протекает в деревне Юровке, родной для повествователя и его героев.
Здесь приоткрыта иная - по сравнению с другими книгами Василия Юровских, о которых шла речь до сих пор, - грань в его творчестве. Здесь речь идет о людях, в частности - о детях. Все, включая излюбленные картины и штрихи в изображении жизни природы, показано сквозь восприятие героями произведения, так, как это воспринималось их глазами и душою.
Суровы нарисованные автором картины. И светлы. В них много красок времени. И ни на минуту не забывает художник о том, что было главным в каждом явлении, в каждом изображаемом им эпизоде.
Привыкшие к разлуке с близкими, к раннему сиротству, к голоду, непосильному труду, дети, герои рассказов, не перестали быть детьми. Детские у них мечтания, надежды, игры, проказы, озорство. Весь окружающий мир воспринимается ими как порою обидно рано взрослеющими, но все же еще детьми. Незаурядное достоинство книги - эта многоцветность и живость детского мира.
В ряде мест повествование достигает впечатляющего лаконизма. Хотелось бы, чтобы читатель вернулся к таким, например, страницам или строкам: "Как-то незаметно привыкли мы с ребятами, что у Витьки дома отец, но по-прежнему звали его не иначе как Витька Матренин, и он никогда не поправлял нас и не обижался. Называли же меня Васька Варварин, другого дружка - Ванька Устиньин, как и всех остальных, по именам матерей. Даже учителя в школе вызывали к доске нас не по фамилиям - сплошь были Юровских, Мальгины, Поспеловы да Грачевы, - а по именам матерей наших". Страшная правда военных да и первых послевоенных лет!
Это из рассказа "Груздяные грядки". А в рассказе "Журавлиные корни" звучат возвышенно и сильно уже не готовность ребятишек к восприятию свершающегося вокруг них, не детская лиричность, а раздумья человека, прошедшего немалый путь:
"Милая, милая моя покойная бабушка, Лукия Григорьевна... Как вовремя пришла на ум мне твоя просьба, а то уж с языка вот-вот и сорвалось бы, чего мы еще пробовали с тобой, какое "лекарство" искали. И не от хвори. Как-то и не хворалось нам тогда. А от голода. И нашли, не замерли...
А все же не забываются мне журавлиные корни. Вспоминаю, когда хожу лесами и вижу похожую чем-то на ландыш купену... И часто-часто моргаю, когда сентябрьское небо окликает меня журавлиными голосами. Они расстаются с родиной, а корни их остаются здесь. И мои корни тут же, где стала пухом бабушке родимая земля".
Трогают мысли о том, что такое добытый трудом хлеб (в рассказе "Хлебушко"), о необходимой для жизни человека радости ("Синие пташки-пикушки"), о чуткости и отзывчивости детского сердца. Хочу еще раз сказать, что этого впечатления отнюдь не разрушают эпизоды, где речь идет порою даже чуть ли не о жестоких, но все же ребяческих проказах. Надо подчеркнуть: что касается нравственности, то в каждом из таких рассказов неукоснительно находим мы либо уравновешивающий этот проступок шаг совсем иного порядка, либо раскаяние героя, едва ли не терзания совести в связи с содеянным. Имеются в виду, скажем, "Груздяные грядки", "Синие пташки-пикушки".
Хочу обратить внимание юных читателей книги Василия Юровских на то поистине драгоценное, что она несет в себе. Она буквально дышит сыновней любовью к нашей Родине, к ее природе, любовью к человеку. Сочувственно, по-родственному всматривающийся взгляд очень доброго и мягкого, порою чуть ли не до застенчивости, художника устремлен в самое сердце его героев, детей, которым было примерно столько лет, сколько вам сейчас, но которые росли в тяжелые, суровые годы войны.
Ю. Л у к и н
