Снежная Королева живёт под Питером - Елена Трещинская
Cмородин и бородач сидели в сумерках. Ворона спала, прикрыв глаза плёнкой. Сцена театра пустовала.
– Сказочник, ты веришь в ангелов?
– А ты, материалист?
– Я толком не задумывался, что там главнее – дух или что…
– Cтоп, значит, твой материализм признает существование духа, хоть и вторично? Тогда что это такое, по-твоему?
– Наверное , – думал Смородин, – это такая энергия. Вообще, я лирик, а не физик, не знаю.
– Но ты – человек, а не животное, должен минимум фундаментальных знаний иметь или тогда не воображай себя венцом творения, если живёшь, как герань. – Борода ловил моль. – А материя – что? Это движущиеся частицы. Энергия. И как это они двигаются, с какой стати?
– Я сейчас запутаюсь, борода, не сердись.
– Правильно, потому что это всё – чушь собачья и иллюзия разделения. Материя – это и есть энергия, то есть Дух. Материя состоит из двигающихся частичек, конечной, самой маленькой частичке ещё и название не придумали. А она такая микроскопическая, что уже вроде и не материальная, понял? – Мастер, наконец, поймал моль и вытер руки об штаны. – Камни, люди, вода и так далее – суть одно, разница только в частоте колебаний. Чем медленнее движется энергия, тем плотнее предмет, усёк?
– А если моя мысль и чувство – энергия, то это… тоже виды материи?!
– Да ты не спишь, писатель! – Мастер подскочил и зажёг торшер в виде корня с абажуром из дырявого китайского платка. – Всё, что ты видишь, слышишь, чувствуешь, производишь мысленно, – энергия в движении! Духо-материя! Мир един! Разделения нет! Мы все одним миром мазаны!
Ворона покашляла, не открывая глаз.
– Так вот почему надо любить ближнего… Но где тут ангелы?
– А ты поразмысли: если мир нашей частоты колебаний частиц населён, то исключения для других миров нет! С какой стати?! И поскольку все миры состоят из одного и того же волшебного пластилина, то все они связаны. И потом, друг, неужели ты и вправду думаешь, что во вселенной существует только один уровень сознания и соответственный ему уровень бытия? Пойду поставлю чай.
Бородач кораблём двинулся на кухню. Горячий чай разлился в душе сладким теплом.
– А почему мы не видим эти другие миры? – разведя глаза в стороны, задумчиво спросил писатель.
– Карась не видит Эльбруса, как, впрочем, и муха. Мой сосед, фанат "рэпа", не воспринимает Баха, потому что для него это другой мир.
– Частота колебаний разная.
– Ну да. Он как бы спит для музыки Баха и прочих тонкостей. Его жизнь – это сон многих тонких органов восприятия, которые у него есть. Он и красоту цапли проспал, и обаяние своего города. Он в нём живёт, но видит его часть. А ты ангелов не видишь, потому что не хочешь, хотя и можешь. Ты и не вспоминаешь о них, поэтому для тебя их нет.
– А кто-нибудь их видит?
– Только очень чистые души, полные высокочастотной любви, то есть приятия без условий.
– Почему же они об этом не говорят?
– Иди и покажи мухе Эльбрус, – бородач улыбнулся, – "Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь". Ты – не муха, писатель, но на что ты тогда человек?
На сцене – Жанна. "О Господь, воистину Великий, Ты не ищешь славы! Ты создал прекрасный мир и спрятался в сердце каждого и каждую минуту бьёшь в барабанчик – тук, тук, не спите! Наше сердце стучит, а мы убиваем, грабим, прелюбодействуем, лжём, предаём, заполняя прекрасный мир своей грязью всё больше и больше. Солдаты! Только Совершенная Любовь, примёр которой являет нам Бог, Священная Любовь изгоняет тьму, страх и любые мучения. Она и освещает нам Истину! Отыщите в своих сердцах Её, эту Божественную Силу Святого Духа и Она спасёт вас!" Через сцену стремительно пролетает Ангел – сцена пустеет. Из тьмы, как бы издалека, на середину выходит маленький мальчик. Его глаза совсем взрослые. Он кладет на пол маленький букетик белых гвоздик…
Пирожки
Много раз куклы обращались за сказкой к седому Гусару, но каждый раз что-то мешало ему начать. Помог трагический случай: как-то в шкаф с куклами проникла одна маленькая перламутровая бабочка моли. Куклы объявили тревогу и военное положение, а командование по обороне и наступлению взял на себя Гусар. Когда же моль изгнали вон, он сразу начал сказку.
– Расскажу-ка вам одну историю, – прищурился старый солдат, понарошку набивая трубку и подкручивая ус.
В маленьком домишке поместья Милово жили мать и сын. Деревянный домик с двумя колоннами имел посередине крыльцо и пару окон по сторонам. Одно окно – комната помещицы, другое – маленькая гостиная, а на мансарде – кабинет да детская спаленка. Его окружал дворик с вытертой травой, сзади стоял амбар с сараем да домишко для крепостных слуг. Всего жильцов было десять душ вместе с кухаркой и её ребёнком.
Молодая помещица была уже вдовой: муж одной зимой провалился вместе с санями под лёд. Крепостные вытащили его, лошадь и даже поклажу, но барин простыл, заболел и уже не встал, оставив жене своё поместьишко и двухлетнего сына.
Помещица, на вид хрупкая, оказалась сильною духом, стала вести хозяйство и растить малыша. Она вышла замуж совсем молоденькой и полюбить мужа не успела, зато сыночку нарадоваться не могла. Такое счастье наполняло их дни, что сердце пело, и в вечерней молитве перед сном подкатывали слёзы благодарности Богу. Она сама много занималась с мальчиком: учила его читать, рисовать, купала, переодевала, пела песенки и даже пекла ему пирожки. Мальчик обожал свою мать, и быть бы тому раю вечно, да судьба их была иной.
Как-то вдруг заболела помещица да и померла.
Схоронили её в землю с мужем рядом, вернулись домой, помянули покойницу и легли. Сына её, пяти годков от роду, впервые в жизни уложила спать кухарка. Соврала она в тот день мальчику, что его мама скоро придёт. Не знала, как сказать правду. Пошла к себе в домик, прижала к себе родного ребёнка и завыла в подушку.
На другой день сынок помещицы как ни в чем не бывало играл во дворе, но мама всё не возвращалась. На третий день к вечеру он заплакал в своей кроватке так громко, что прибежала крепостная девчушка. Умаялась она успокаивать его слёзы, да и сказала – не вернётся, мол, его мама, потому что Бог её к себе взял.
Зачем Бог взял маму, было непонятно, а вот то, что не вернётся она боле – понял малыш, плакал и кричал весь день. К вечеру приехала, опоздав к похоронам, дальняя сестра покойного барина, – тётка, стало быть, сиротке. Ничего не получилось и у неё: малыш звал мать. Наконец, кухарка взяла своего сына,
