Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку
А потом кратковременный полет в воздухе, хлесткие удары колючих ветвей по лицу, смолистый запах хвои, странное разноцветное мелькание в глазах, будто он заглянул в калейдоскоп, тяжелый всхлипывающий удар обо что-то твердое и яркая красно-зеленая вспышка уже не в глазах, а внутри всего его собранного в упругий комок существа.
И все. Полное безразличие ко всему на свете. Черная бархатная обволакивающая темнота без боли, запаха, звука.
Глава двенадцатая
- Вот вы - работник станции, ни разу не обслуживали "Жигули" ЛЕЧ двадцать три шестьдесят восемь? - спрашивал следователь.
- Не помню, - отвечал Сорока. - Много машин прошло через мои руки.
- Этот человек не знаком вам? - Следователь достал из внутреннего кармана любительские права с фотографией и протянул ему.
На Сороку смотрел широколицый человек, сфотографированный в рубашке с отложным воротником. Волосы темные, небольшие глаза и короткая прическа. На вид водителю лет двадцать пять. "Борис Михайлович Борисов", - прочел Сорока.
- Я никогда его не видел, - твердо ответил он. Следователь вздохнул и спрятал права. Они беседовали в кабинете начальника травматологического отделения зеленогорской больницы.
Второй раз приходил сюда к Сороке следователь. Ему уже за сорок, лицо усталое, под глазами мешки. Первый раз он пришел на другой день после аварии. Сорока лежал на койке, обвязанный бинтами, и еще плохо соображал, у него было сотрясение мозга. По правде говоря, он не очень хорошо и помнит, что спрашивал следователь и что он отвечал. Кружилась голова, подташнивало, и все время тянуло в сон. Он даже не помнит, когда следователь ушел.
Теперь Сороке лучше, он уже может ходить. Глядя в лицо следователю, Сорока спросил:
- Вы их задержали?
И сам понял, что сморозил глупость, раз следователь показал права, значит, водитель задержан.
- Он был пьян? - не дожидаясь ответа, снова спросил Сорока.
- Кого вы имеете в виду? - поинтересовался следователь. - Их в машине было пять человек.
- Шесть, - поправил Сорока.
- В "Жигулях" шестеро и не поместятся, - возразил следователь. - А водитель был совершенно трезв.
- Он преступник, - заявил Сорока. Он уже знал, что Саша погиб в этой аварии, и тяжело переживал. - Он в тюрьме?
- Сразу и в тюрьме, - усмехнулся следователь. - Еще надо доказать, что он преступник.
- Что доказывать? - загорячился Сорока. - Он сбил нас и скрылся...
- Во-первых, он не сбил вас, а вы сами, превысив скорость, вылетели с проезжей части на обочину, во-вторых, он и не подумал скрываться, а сразу остановился, оказал вам первую медицинскую помощь и доставил в ближайшую больницу.
- Он? - не поверил Сорока.
- Эксперты из дорожной инспекции, обследовав место происшествия, пришли к заключению, что в аварийной ситуации повинен водитель мотоцикла Александр Дружинин, - бесстрастным голосом сообщил следователь.
- Неправда! - вскричал Сорока. - Водитель "Жигулей" загнал нас в кювет!
И он подробно рассказал, как все произошло. Даже упомянул про белого быка на радиаторе грузовика. Следователь внимательно выслушал, сделал пометки в блокноте, который он держал раскрытым на коленях, потом сказал:
- Это ваша точка зрения, пострадавшего в аварии, а у нас имеются показания водителя "Жигулей", шофера грузовика, других свидетелей... И главное - заключение дорожной экспертизы... Зачем вы пошли перед крутым поворотом на обгон "Жигулей"?
- Другого выхода не было, - ошарашенно ответил Сорока.
- Кто вас просил преследовать "Жигули"? - жестко спросил следователь.
- Они превысили скорость, и мы подумали, что водитель пьян...
- Вы подумали! - покачал головой следователь. - В обязанности общественников не входит преследование нарушителя на трассе, как в детективных фильмах... Вы должны были записать номер машины и немедленно сообщить о нарушителе в ближайший пост ГАИ. А они сами найдут способ, как задержать машину.
- Мы думали... - совсем растерялся Сорока. - Мы не хотели их упустить.
- Без вас бы нашли их и наказали, - сказал следователь и, помолчав, прибавил: - Вот чем оборачивается ваше ковбойство.
- При чем тут ковбой? - возмутился Сорока. - Человек погиб! Саша...
- Я понимаю, это жестоко, - сказал следователь, - но в этой трагедии вы сами виноваты, мальчишки... И вот ваша главная ошибка: раз машина, несмотря на сигналы, не останавливается, спрашивается: какой смысл ее преследовать? У "Жигулей" больше скорость, чем у "Явы", и вся эта погоня смахвает на ребячество, на желание поиграть в "полицейских и воров"... Не надо вам было их догонять, проще повернуть обратно и сообщить на пост ГАИ. У нас есть рация, радары, а вы тут учинили погоню, как в фильме "Безумный, безумный мир".
- Еще раз безумный, - без улыбки поправил Сорока. - Трижды безумный мир.
- Сплошь и рядом недисциплинированные водители не останавливаются по требованию общественных инспекторов, и что же - каждого нужно преследовать? Раз номер записан, значит, не на следующем, так на другом перекрестке нарушитель будет задержан. Все посты радиофицированы.
Уходя, он сказал, чтобы Сорока в следующий вторник в десять утра пришел в отделение милиции. Следователь знал, что Сороку на той неделе выписывают.
Сорока не находил себе места в больнице. Вторую неделю его держат здесь. Сашу несколько дней назад похоронили, он умер на операционном столе, не приходя в сознание. При ударе о дерево у него оказался проломленным череп. Будь у него на голове шлем, он наверняка остался бы жив.
Сорока отделался сравнительно легко: у него было сотрясение мозга, перелом ключицы и вывих плеча.
Саша все рассчитал правильно: вырвался вперед, благополучно проскочил под самым носом у грузовика, но не мог он предвидеть, что за пределами шоссе, которое сулило им смерть, налетит на единственное огромное дерево, которое именно в этом месте заслоном встало на их пути...
Лежа на больничной койке, Сорока мысленно тысячу раз повторил этот последний путь на мотоцикле с Сашей Дружининым, скрупулезно искал ошибку в его действиях, приведших к катастрофе. Искал и не находил. Будь он, Сорока, за рулем мотоцикла, наверное, точно так поступил бы. Сорока умел водить мотоцикл, так же как трактор и автомобиль, но ему было далеко до мастерства Саши, ведь тот был спортсмен-гонщик. Поэтому Сорока и не обратил внимания на тот факт, что Саша с юридической точки зрения нарушил правила движения. Эксперты, измерявшие тормозной путь мотоцикла, установили, что, когда затормозили "Жигули", Саша мог вполне затормозить вслед за ними и не вылезать на левую сторону шоссе для того, чтобы совершить обгон... Это и был единственный Сашин просчет. Конечно, любой мотоциклист затормозил бы и не пошел на обгон, тем более что близко был поворот, из-за которого в любой момент могла выскочить на прямую встречная машина (и она выскочила), но Саша был спортсмен, ему было свойственно рисковать. И его риск был бы оправдан, если бы "Жигули" вдруг не прибавили ходу... Уже потом Сорока прочел объяснение водителя "Жигулей": тот писал, что он действительно сначала хотел остановиться и даже включил мигалку, но, увидев знак "остановка запрещена" (знак действительно стоит перед кривой), он поехал дальше, чтобы остановиться сразу за поворотом, где запрещающее действие знака кончалось...
Медсестра нашла Сороку в самом дальнем конце коридора, он стоял у окна, прижавшись лбом к прохладному стеклу.
- Пришли к тебе, - сказала она. - Опять целая орава.
В вестибюле он увидел Алену, Гарика, Сережу. Они натащили всякой всячины: печенья, конфет, яблок и даже лимонов. Зачем ему? Не лезет Сороке кусок в горло.
Он только стал вставать с койки, когда к нему в первый раз пришли Алена, Сережа, Гарик и Владислав Иванович.
В палату разрешили пройти только двоим - Алене и ее отцу. С остальными Сорока перебросился несколькими словами из раскрытого окна палаты.
Сережа первый забил тревогу, не дождавшись Сороки на даче. После дежурства Саша должен был его туда подбросить. Когда же Сорока не появился на второй и на третий день, Сережа помчался на станцию технического обслуживания и там все узнал...
Тогда Сорока лишь коротко сообщил им об аварии. Был он весь в бинтах, и еще болела голова. Владислав Иванович немного поговорил с ним, как мог ободрил и ушел, Алена задержалась подольше. В белом больничном халате, глазастая, незнакомая, она смотрела на Сороку и молчала. Зачем-то взяла его ободранную и измазанную йодом руку и стала слушать пульс.
- Сердце у меня и порядке, - через силу улыбнулся Сорока.
- А что болит?
- Ничего, - ответил он.
- Врешь, Сорока, - упрекнула она. - Я вижу, тебе больно.
Она так и не убрала руку, и он не сделал попытки отнять свою. Он сидел, прислонившись спиной к подушке, она - на койке рядом. В палате были еще больные, и Сорока молчал, хотя ему хотелось ей сказать что-нибудь хорошее.
У Алены были очень грустные глаза. Таких он у нее еще никогда не видел.
