Камелии цветут зимой - Смарагдовый Дракон
– Как проходит лечение? – спросила она, закрывая за собой дверь палаты.
– Вроде иду на поправку. Врач говорит, через пару дней выпустят. Ты принесла еду?
– Да, принесла, – засмеялась Эльза, доставая контейнер с хюмарсупой4.
– Наконец-то нормальная еда, – он открыл крышку и вдохнул приятный аромат домашнего супа. – Еда здесь пустая и безвкусная.
– Я знаю, – Шэрон поежился. – Что такое? С супом что-то не так?
– Нет, дело в этом. Просто я после капельницы, и чувствуется на языке привкус лекарства, – Эльзе было жаль Шэрона, она бы хотела его забрать из больницы, чтобы он так не страдал. Но прекрасно понимала, что иначе никак.
– Если вдруг ты переживаешь, то я держу твой дом в чистоте. Так что, когда ты вернешься, то не будешь все разбирать.
– Слушай, мне совершенно все равно. Главное, чтобы тебе было удобно, – он простонал от удовольствия, когда, наконец, съел ложку с истинным вкусом супа.
– Разве тебя не взбесит бардак, который я могу устроить?
–Не я в праве указывать тебе на это потому, что сам не такой чистюля, как ты можешь подумать, – Эльза наблюдала за тем, как этот парень ел приготовленный ею суп из лобстеров, и думала о том, что он первый человек, который столько знает о ее семье. Придя к этой мысли, она поняла, что совсем ничего не знает про него.
– Откуда ты приехал?
– О, ты, наконец, заинтересовалась мной?
– Хватит, Шэрон.
– Ладно-ладно, – он протянул пустой контейнер обратно.
– Вот это у тебя скорость!
– Потому, что это лучшее, что я ел после этой больничной еды! – он сел поудобнее на кровати, скрестив ноги. – Что ты хочешь узнать?
– То, что ты можешь мне рассказать.
– Моя мать чистая исландка. Она хотела путешествовать, и приехала в Норвегию, где и познакомилась с моим отцом. Я родился в Осло и прожил там достаточно времени, чтобы мама поняла, что мне здесь не место. Мы переехали в Оулафсвик, родной город матери, где нас уже ждали ее родные. Это очень маленький город, где все друг друга знают, и чуть ли все не родственники. Все, рожденные там люди, занимались рыбным промыслом, поэтому все ждали от меня того же. Я не собирался так легко соглашаться, как мой отец, но никто меня не понял. Тогда я очень сильно поссорился с мамой, и уехал из города, – он замолчал, вспоминая последний брошенный на него взгляд матери.
– Вы… все еще общаетесь?
– Нет, о чем очень жалею. Какое-то время я сомневался и винил себя, нужно ли было так беситься и уезжать в поисках новой жизни. Но затем, когда прошло достаточно времени, чтобы моя тоска утихла, я понял, что нельзя прощать тех, кто не дает тебе принимать решения, даже если это твоя мать.
– Ты скучаешь?
– Очень.
– Тогда почему не свяжешься с ней?
– Когда я переехал в Акюрейри, то у меня украли мобильник. А приехать домой сейчас я не могу.
– Почему?
– Перед тем, как я уехал, я наговорил много вещей. И бросил фразу, что я вернусь тогда, когда добьюсь больших высот не в рыбном деле, которое держит всех нас в заложниках. Но до сих пор я ничего не смог добиться. И я только разочарую ее, если приеду такой же, как уехал четыре года назад.
– Но у тебя же замечательная работа, которая тебе нравится.
– Официант – звучит не слишком круто, неправда ли?
– Но тебе ведь нравится то кафе!
– Да, но на одном «нравится» не уедешь, – внезапно Эльзе стало стыдно за свои мысли. Сейчас, когда Шэрон ей открывался, она рада, что проблемы с родителями есть не только у нее. Но и так же она была расстроена тем, что это был Шэрон, у которого были проблемы с родителями.
– Поэтому я не могу ей сейчас показаться на глаза. Я должен чего-то стоить. Хотя бы крупицу из того, что я наобещал ей, – Эльза положила свою ладонь поверх его, как бы успокаивая. – Помнишь, в ботаническом саду ты сказала, что я отчего-то бегу? Думаю, я бегу от самого себя четырехлетней давности. От того парня, который считал, что умнее всех и весь мир будет ему подвластен.
Чем старше мы становимся, тем лучше понимаем, что на самом деле ничего не понимаем и не знаем. Поначалу, кажется, мир ясен как три копейки. Что мы точно не совершим ошибок, которые совершает кто-то другой, что точно не наступим на какие-то грабли. Думаем, что наше понимание того, как все устроено – верное. Иногда даже доказываем это и дико бесимся, когда нам говорят, что это не так. А потом мы становимся старше. А потом мы, возможно, наступаем на те самые грабли. А потом мы начинаем видеть мир немного иначе. И тогда мы понимаем, все может быть совсем не так, как казалось. Наша жизнь зависит от нас. Но не только. Не только от нас она зависит в полной мере. Не всегда все идет идеально. Не всегда люди вокруг нас желают нам добра. Не всегда возможно отличить искренность от манипуляции. И когда человек понимает, что он ничего не знает – он знает намного больше, чем раньше.
– Но ты стоишь чего-то.
– Чего же?
– У тебя очень большое и доброе сердце, которое вывело тебя из места, в котором ты не хотел оставаться. И которое спасло меня от моей жестокой матери, у которого его нет и, скорее всего, никогда не будет. Ты радуешься и довольствуешься жизнью, не забывая ставить перед собой более высокие цели. Ты предан людям и можешь найти нужные слова. Ты можешь снять напряжение, если оно есть и можешь заставить человека чувствовать себя лучше. Ты многого в себе не замечаешь, потому и говоришь, что ничего не можешь стоить, – Шэрон слушал ее, а в конце усмехнулся.
– Глупая. Это тебя было всегда достаточно.
– Что?.. – переспросила она, думая, что она услышала что-то другое. Шэрон посмотрел на нее, не понимая, чему девушка так удивляется. А потом уже нежнее снова повторил.
– Эльза, тебя всегда было достаточно, – он взял ее ладонь в свою и почувствовал, как та дрожит. – Почему ты так нервничаешь?
– Потому, что меня никогда не было достаточно. Я всегда была недостаточно хорошей.
– Ты лучше, чем тебе может казаться. Ты храбрее, чем подозреваешь. Ты прыгнула с окна третьего этажа! Это новость просто крышу сносит! Ты сильнее, чем кажешься. И умнее, чем ты думаешь.
– Но я…
– Никаких «но». Просто ты просила не того человека, вот в чем была твоя проблема.
Эльза смотрела на Шэрона, но видела перед собой совсем не
