Ая эН - Уровень Пи
– Если вот эта кривая упадет ниже вот этого уровня, – Лелександр Сергеевич ткнул в один из графиков, в котором Лап ничего не понимал, – то лично я слагаю с себя всякую ответственность.
– Я предлагаю пригласить на наше собрание мадам Клюшкину, – встала со своего места Сильвия Менс. – Я сама, как мать четверых детей, могу утверждать, что она эффективнее всех ваших датчиков. Пусть до четырнадцати лет мать сама решает судьбу ребенка. Лучше нее этого никто не сделает.
– Пушкин сделает! – выкрикнул Лермонтов.
– Успокойся, Джереми!
Джереми Лермонтов не думал успокаиваться:
– Мать Андрея Клюшкина является мутантом первого порядка с весьма невысоким коэффициентом интеллекта. Как можно всерьез рассматривать вопрос о ее возможном участии в решении нашей проблемы?
– Тем не менее такое предложение поступило, и мы обязаны его рассмотреть, – остановил его Тафанаил Казбеков. – Кстати сказать, у нас на повестке дня стоит еще вопрос о загадочном исчезновении микрофона из уха объекта Мяу. Не говоря уже о его восхитительной кличке.
Сильвия хихикнула. По залу пробежала легкая волна оживления, кто-то усиленно закашлялся. Всей СОСИСке уже было известно, что именно один из юных протеже Джереми вместе со своим напарником дежурил у Вари-2 в тот момент, когда рыжий котенок получил свою кличку. Лермонтов решил не нарываться на неприятности и сел.
Пока шло совещание, Дюшка Клюшкин наконец заснул. Как будто провалился в бездонную спасительную пропасть. Снов, приснившихся ему этой ночью, Дюшка наутро не вспомнил. И если бы ангелы, умеющие заглядывать в чужие сны так же, как и в чужие мысли, рассказали ему о том, что ему снилось, он бы наверняка не поверил. А снились ему вовсе не биореактор, Варя или предполагаемое путешествие. В первом сне Андрей Клюшкин видел себя маленьким, очень маленьким мальчиком, играющим с огромным пушистым котенком. Котенок возил его на своем хвосте и отчего-то не мурлыкал, а тихонько пел маминым голосом. Только не тем, который у нее сейчас, а каким-то другим, из детства. Второй сон был еще менее связан с реальностью. В нем Клюшкин, обмотанный шкурами, сидел у входа в пещеру, которая почему-то была его родным домом, и листал комиксы. В пещере полыхал костер, но при этом под потолком ярко горел стильный электрический светильник. Было лето, в шкурах было жарко, и Дюшка попытался из них выбраться. Одеяло при этом свалилось на пол, но никто, кроме дежурных операторов, этого так и не заметил.
Экстренное заседание СОСИСки закончилось поздним утром. Дюшка Клюшкин успел за это время заснуть, проснуться и даже выпить серого парного молока – стоимость стакана этого экологически чистого продукта приравнивалась к стоимости среднемесячной зарплаты директора школы, в которой учился Дюшка. К этому моменту экстренный совет по «объекту Клю», постановил следующее.
1. Андрея Клюшкина необходимо срочно изолировать от общества и начать над ним эксперименты.
2. Состояние Андрея Клюшкина в данный момент таково, что его нельзя изолировать от общества и начать над ним эксперименты.
3. С Андреем Клюшкиным надо сделать что-то, чтобы стало возможным срочно начать над ним эксперименты, а заодно спасти от излишних переживаний.
4. Для этого его нельзя изолировать от общества, но зато можно изолировать общество вместе с ним. Для этого бывший интернат на территории института срочно восстановить и превратить в школу для особо одаренных мутантов. И направить туда объект Клю так, чтобы он ничего не понял. Для этого отобрать детей-маломутантов и тоже отправить в эту школу.
5. Поскольку единственным талантом Дюшки Клюшкина является оперативное хрюканье, то в школу для особо одаренных необходимо отбирать учеников именно по этому признаку. А для того чтобы Дюшка, не приведи мутобог, не почувствовал себя хуже других, его будущие одноклассники должны обладать способностями к хрюканью явно ниже Дюшкиных.
Кроме того, в школу нельзя допускать задир, ипохондриков, мутантов высших порядков и прочие опасные элементы.
Ограничение по уровню мутантности было самым жестким. «Группе психологов, проводящих компьютерный отбор претендентов, будет совсем непросто найти оптимальный вариант!» – подумала Сильвия. Плохо было и то, что, согласно постановлению, с каждым из претендентов предстояло провести предварительную беседу, причем интерактивное общение отметалось.
Список предстоящих действий состоял из ста пятидесяти пунктов. Роль Рыжего Тафанаила подробно расписывалась в десятом пункте, хотя ни слова «рыжий», ни тем более слова «Тафанаил» в тексте не было и в помине. Просто предлагалось более тщательно замаскировать микрофон, дополнить его видеокамерой и вернуть объект Мяу объекту Клю. На выполнение этого задания Джереми Лермонтову отводилось двадцать четыре часа. В последнем пункте предполагалось собрать еще один совет ровно через неделю после Нового года, когда «Школа для особо одаренных» будет готова принять первых учеников.
Но самым главным был предпоследний пункт. В нем говорилось, что все до единого события, которые произойдут с «объектом Клю», должны быть веселыми, легкими и беззаботными. Объект запрещалось обижать, ставить в угол, сажать на электрический стул, лишать интернета, компостировать мозги, а также наказывать любым другим способом. С объектом надо было вести себя так, чтобы кривая ПИ на графиках эмоций не поднималась выше критического уровня, отмеченного красной линией. Ну и чтоб другие, пушкинские графики, тоже были в норме.
…Дима Чахлык стал ангелом только после своей десятой смерти, причем даже последняя его жизнь была далеко не безупречна. Он очень хорошо понимал, что расти среди мутантов и оставаться безвинным, как младенец, практически невозможно. Именно поэтому Дима закрывал глаза на многие глупости Дюшки, которые, с точки зрения большинства других ангелов, не лезли ни в какие ангельские ворота. Тем не менее Дима Чахлык был отличным, надежным ангелом. Он хорошо знал Джен, а Рональд Э-Ли-Ли-Доу был его лучшим другом. Поэтому, как только на совете был решен вопрос с Рыжим Тафанаилом и школой, Дима, не покидая собрания, передал эту информацию Рону. В следующие тридцать секунд Рон поделился неприятными новостями с Джен. Еще через полчаса родной брат Джен, Ризенгри Шортэндлонг, знал, что у него остался буквально один день, чтобы что-то сделать. Ну, не один, конечно, но… О том, что он должен сделать, или, по крайней мере, каков должен быть конечный результат его действий, Ризи по-прежнему не имел ни малейшего представления.
Сестра возникла у него в комнате примерно в восемь часов утра. Она сказала, что через сутки с Дюшкой постоянно будет находиться рыжий котенок, начиненный аппаратурой для прослушивания, а еще через несколько дней Клюшкин будет помещен в спецшколу для одаренных детей, которая расположится на территории секретного института. Попросила, чтобы Ризи больше не выходил из облика Веньки Бесова. Предупредила, что сканировать Дюшку нельзя ни при каких обстоятельствах, – как будто бы Риз умел это делать.
– Почему вы так боялись читать мои мысли? – спросил Ризи. – Вчера меня прочел кто-то посторонний, затем мама – и ничего.
– Вчера было совсем не то. Во-первых, ты был предупрежден, во-вторых, оба раза не думал, а мечтал, точнее – вспоминал один конкретный эпизод, занимающий не слишком важное место в мозге. В конечном счете можешь считать, что вчера тебе просто повезло. При других обстоятельствах все могло окончиться иначе.
– Кстати. А как получилось, что я вообще выжил, а не провалился насквозь в пеленки сразу после рождения? Ну или что-то в этом роде?
Джен ответила не сразу. В конце концов она решила, что Ризи имеет право знать кое-что о своем детстве.
– Просто удивительно, что тебя заинтересовало это только сейчас. Тебе помогли, потому что я очень этого хотела. Топала ножками и вопила, что братик должен жить… Я была еще совсем маленькая, и тобой в основном занимался Рон.
– Кто?
– Рональд Э-Ли-Ли-Доу мой друг, ангел. Это было очень сложно. Ты не просто проваливался в пеленки. Первые месяцы ты проскальзывал в мамины руки, не мог научиться сосать, плакать. Даже с дыханием были проблемы. Никто, кроме нас с Роном, не верил, что ты выживешь.
Похоже, последняя фраза вырвалась у Джен помимо ее воли. Ризенгри был потрясен услышанным. Подумать только, а он об этом и не знал! Его выхаживал ангел, причем совершенно посторонний ангел. Ради сестры, ради собственного интереса, ради чего?
– Джен, – сказал он, – а на фига вам это было надо?
Джен молчала. И поэтому Ризи вынужден был искать ответ самостоятельно. Может быть, этот самый Рон его просто – как это там… – просто пожалел? Теоретически Ризи знал, что такое жалость. Это такая штука, когда смотришь на кого-то и думаешь: «Фи, какой он маленький, слабенький и глупенький! Если ему не помочь, ему каюк!» Мысль о том, что он, самый крутой мутант на Земле, мог вызвать у кого-то жалость, обрушилась на Риза внезапно, как кирпич с небес. Он растерялся. Значит, когда-то он вызывал жалость, и ему помогли… И наверное, ему стоит…
