Я и мои друзья - Александр Галкин
Симуш почесал в затылке. И написал другую записку. Девочек он предлагал сделать зрителями. «Ты будешь ими руководить,— писал он.— По твоему знаку они будут кричать: «Шайбу! шайбу!» Меня это разозлило. Смотри-ка! Он будет тренером, а мне возись с девчонками. И я послал ему записку с отказом. Симуш немедленно ответил. Словом, у нас развернулась активная переписка. Вырванные из тетрадей страницы трещали как пулемет. Мы так увлеклись, что даже и не заметили, как учитель очутился у нас за спиной.
— Дайте-ка мне ваши письма! — прозвучал вдруг его голос над моей головой.
Скомкав записку в кулак, я обернулся. Петр Владимирович стоял, протянув ко мне руку. Как не хотелось, но пришлось выложить злосчастные «письма».
— Останетесь после урока оба! — сказал он холодно.— Разберемся, что у вас тут происходит.
Он вернулся к карте и продолжил объяснение новой темы. Кто-то на задней парте хихикнул. Наверное, Кируш-Длиннуш. Больше некому.
Я сидел вконец расстроенный: заработал еще одно замечание. И это называется — исправились! Снова предстой г неприятный разговор с классным руководителем и наверняка, дома с родителями. Я покосился на Симуша: «А все из-за тебя! — со злостью подумал я.— Выдумал эти записки! И к первоклашкам не попадем. Будет завтра на орехи от директора и от пионервожатой!» Если бы не урок, ей-бо-гу, дал бы Симушу затрещину. Не посмотрел бы, что друг!
Но вот затренькал долгожданный звонок. Ребята мигом повскакали с мест. Первыми выскочили Тимуш и Кируш. Кому охота задерживаться! Первые весенние дни, на улицу так и тянет. Солнце, веселое журчание ручьев. Я даже зажмурился, представив себе эту картину.
Мы молча ждали, когда учитель обратит на нас внимание. А он между тем не торопясь записывал что-то в классном журнале, убрал его в портфель, щелкнул замочком. Но сам не спешил. «Эх, эти учителя! Шли бы поскорее домой… Неужели им не жалко время тратить на нас после уроков».
— Так-та-ак,— поглядел он на нас.— Скажите, пожалуйста, что это была за переписка?
Симуш и я не проронили ни звука. Мне стало как-то неловко.
Петр Владимирович стал развернутые скомканные листки и читать:
— Хм, так я и подумал,— пробормотал он возмущенно.— И на уроках у них одни игры в голове.
Петр Владимирович расправил бумажки, сложил в кучу и поднял на нас свои большие синие глаза. Взгляд у учителя был холодный и пронзительный.
— Ну, объясните,— сказал он неторопливо,— что это у вас за директивы?
— Это вдохновители для первоклашек… — неожиданно пробурчал Симуш.
— Что-что? — удивился Петр Владимирович.— Что еще за «вдохновители»? Толком объясните!
— Вожатая велела нам веселить первоклашек играми,— вмешался в разговор я.— Вот мы и решили написать вдохновители…
— Что за галиматья? — возмутился Петр Владимирович.— Это вы сами придумали?
— Нет… вожатая велела,— сокрушенно вздохнул яу опустив голову.
— Писать во время урока? — еще более удивился Петр Владимирович.— Что вы говорите! Никогда этого быть не может.
Тут я понял, что допустил ошибку и поспешно ретировался:
— Нет, не на уроке велела — после уроков,— сказал я второпях.
— Что велела?
— Играть… — вставил Симуш.
— Ага,— сказал учитель, словно поняв нас,— выходит, поэтому вы и играете во время урока?
— Нет, не играем,— в один голос ответили мы с Симушом вместе… — мы хотели договориться в какие игры будем играть. Об этом и вели переписку.
— Так давно и надо было сказать. А то… морочите мне голову, ничего понять невозможно. Надо уметь всегда ясно излагать мысли. В мутной воде рыб не видно.
Петр Владимирович, решил больше нас не задерживать, пожурил и отпустил. Мы помчались к корпусу, где обучались первоклассники.
Когда мы явились в первый «а», там царило подлинное уныние. Кто играл в «камушки», кто — в «прятки»… Известное дело, малыши не умеют играть коллективно, им нужны «организаторы».
Симуш сразу оценил обстановку и свистнул.
— Несмышленыши! — заметил он с видом знатока.
— Вот именно,— подтвердил я.— Поэтому нас сюда и послали. Нужны организаторы! Вот и валяй!
Симуш и бровью не повел. Откуда только взялось, ума не приложу! Покашлялся, похлопал в ладоши. Малышня, разумеется, вытаращила, на него глаза.
— Дети! — важно начал Симуш.— Сегодня мы с вами… — И вдруг осекся и покрутил головой точно теленок, у которого застряла в горле картофелина. Потом он покосился на меня, потер яростно лоб, как это делал Петр Владимирович в затруднительных случаях, опять покашлял.— Мы с вами… — сказал он и снова замолчал, словно кто-то его ухватил за язык.
«Действительно,— подумал я,— что же мы будем с ними делать? Ведь, на уроке мы так и не успели решить, на какой игре остановимся! Помешал Петр Владимирович…»
Тут меня осенило, и я сделал ему знак: растопырил три пальца, а потом один закрыл рукой, будто срубил его. Так я предлагал Симушу известную игру — «Третий-лишний». Но Симуш меня не понял. Он нахмурился, как бы спрашивая: что там у тебя, скажи по-человечески? Я снова показал на пальцах. Симуш нетерпеливо мотнул головой и вновь сделал «страшные» глаза: не понимаю, мол! Мы увлеклись этой жестикуляцией и не заметили сразу, что за нами любопытством следят малыши. Очевидно, они приняли наши переговоры за какие-то фокусы. Поначалу тихонько захихикали девочки, а потом визгливо и неуверенно начали смеяться и мальчишки.
Мы удивленно уставились на них.
А какой-то белобрысый малец, громче всех смеявшийся, деловито спросил:
— Михашш, это шпектакль вы нам покажываете?
Я тотчас же узнал в нем братишку тощего Тимуша. Звали его Санюк. Черные бусинки его глаз задорно блестели. Все вышло так забавно, что я тоже рассмеялся.
— Нет, Шшанюк,— сказал я ему, точно так же произнося вместо «с» — «ш», не шпектакль, игру шобираемшя покажать!
