Посторонним вход воспрещён - Борис Борисович Батыршин
Ромка с готовностью закивал, да так энергично, что невзначай зацепил локтем стоящий рядом фикус. Несчастное растение опасно качнулось, проходящий мимо официант неодобрительно покосился на несдержанного посетителя.
Так вот, молодой человек… – Евсеин поправил пенсне и стал ужасно похож на лектора.
– …представьте себе, что межпространственный проход, «червоточина», как называет его господин Семёнов, подобен тоннелю, прорытому в глинистом грунте. И если своды его по тем или иным причинам обвалятся, то структура глины, заполнившей бывший лаз, будет отличаться от окружающих слоёв. Со временем, она, конечно, слежится, уплотнится, различия постепенно исчезнут, но в течение какого-то времени после обвала они будут сохраняться. Так вот, структура пространства-времени на месте закрывшейся «червоточины» тоже потеряла свою однородность. И мы, используя некоторые методы, можем это засечь!
«Пропал… – уныло подумал Ромка. – Ещё три минуты, и засну. Пришли с улицы, с морозца – и теперь, в тепле и уюте, после бифштекса под белое хлебное вино… вот позорище будет, тоже мне, гость из будущего!..»
Евсеин продолжал бубнить; монотонный лекторский голос обволакивал Ромку и неудержимо тянул в сон. В отчаянной попытке вырваться из липких тенет знаний, он неуклюже двинул локтем. Зал огласило дребезжание и хрустальный звон – большая двузубая вилка, которой официант раскладывал бифштекс, полетела на пол вместе с Ромкиным бокалом. Евсеин замолк на полуслове, дернувшись, будто его кольнули шилом. К источнику шума уже спешили официанты, на ходу приводя в готовность салфетки.
– Вот что, Вильгельм Евграфыч. – Ромка решительно поднялся из-за стола. – Похоже, нам здесь не дадут спокойно поговорить. Давайте-ка возьмём извозчика, и поедем на Варварку, в Яшину контору. По дороге вы мне всё и доскажете!
«На ветерке да по холодку как-нибудь справлюсь со сном. – решил он. – А там, глядишь, он и притомится излагать свои премудрости. Одно жаль – такой обед пропал…»
Обывателю, вышедшему из ресторана и ступившему на «троттуар» (именно так, с двумя «т» сто тридцать лет назад писали это слово), предписывалось «соблюдать осторожность, чтобы не толкать других», а так же «не останавливаться там, где это препятствует движению». Уложения эти стали чуть ли не первыми ПДД, появившимися в Санкт-Петербурге. Правила касались и иных моментов, неактуальных для двадцать первого века: так по «троттуарам» и бульварам не разрешается ходить малярам с орудиями их ремесла, трубочистам, торговцам вразнос с лотками, а так же тем из пешеходов, кто отягощён громоздкой кладью. Запрещается возить за собой тележки, за исключением детских колясок и санок, а так же носить зеркала, не завёрнутые в рогожу или упакованные иным способом – поскольку лошади могут испугаться взблеска солнца или отражения, и понести. Не забыты были и малолетние участники «дорожного движения»: детям не дозволялось играть на улицах и площадях в мячи, бабки, а так же пускать мыльные пузыри и воздушных змеев. Эти объекты так же могли испугать лошадей.
Но кое-что осталось без изменений. Речь ведь идёт о Москве, а не чинной, насквозь пропитанной орднунгом Германии: горожане, следуя вековым традициям «не по закону, а как душа велит» – а душа у них широкая, особенно когда речь заходит о пустяках, вроде дорожного движения. В самом деле, улица – она на то и улица, чтобы развернуться на ней во весь размах! К тому же, немалая часть жителей Первопрестольной не успели отвыкнуть от деревенского бытия и не подозревали, что при хождении пешком надо исполнять какие-то там правила!
Ромка, оказываясь на московском «троттуаре» всякий раз припоминал статейку, увиденную им в «Московском листке», в разделе, где помещали сатирические материалы и городские сплетни. Автор статьи начинал с того, что в любом европейском городе даже малый ребенок, оказавшись на улице, твердо памятует, что есть две стороны – правая и левая. И что при переходе через мостовую на другую сторону не следует кидаться с отчаянной решимостью вперед, а лучше выждать время и осторожно перейти улицу, внимательно глядя направо и налево. В Москве же, по наблюдениям журналиста, правило это никому не известно; публика, циркулируя по тротуарам, подчас чувствует необъяснимое, но непреодолимое влечение к одной стороне улицы – то ринутся на правую, то внезапно отчего-то полюбят левую. И итоге, на тротуарах случается бурление, а в хронике городских происшествий на другой день появляется заметка: «Такого-то числа на тротуаре задавлен ребенок г-жи Н, получивший лёгкие поранения… «
Вот и сейчас: едва только Ромка с Евсеиным вышли из ресторана на просторы Каланчёвской площади, и совсем было собрались подозвать извозчика, как с мостовой, чуть ли не в объятия молодого человека, влетела дама лет тридцати, довольно приятной наружности, в серой, английского сукна, тальме, отделанной лисьим мехом. Дама, как оказалось, стремительно перебегала улицу в бойком месте, причём делала это, старательно зажмурив глаза!
Видимо, ангел-хранитель в тот день оказался благосклонен к хозяйка лисьей тальмы, потому что она сумела проскочить мостовую под самым носом у храпящего извозчичьего мерина, и влетела со всего разгону в объятия Ромки.
– Это для безопасности, юноша! – уверяла она, ничуть не смутившись, – Не так страшно!
Извозчик, точная копия того лихача, что едва не отяготил свою карму смертью отчаянной москвички, подъехал к тротуару. Евсеин полез в санки; Ромка, вежливо раскланявшись со спасённой, последовал за ним, ощущая приятные округлости незнакомки. Чутьё нашёптывало ему, что владелица серой накидки была отнюдь не расстроена этим обстоятельством. То-то глазками стрельнула, высвобождаясь (без излишней, впрочем, спешки!) из его объятий.
«Нет, дела делами, – решительно подумал молодой человек, – а личную жизнь тоже надо как-то налаживать. Что там сказала случайная знакомая? Преподаёт на Женских медицинских курсах? Вот разберемся с этим доцентом, принесла его нелёгкая – и непременно надо навестить. Впрочем, что это я, а вдруг Евсеин и правда сумеет открыть тоннель «на ту сторону»? Нет, прочь игривые мысли! Как там писал Корф? «Оказать полное содействие – в меру возможностей»? То есть, переводя на обычный язык: «разбейся в лепешку, но сделай, а оправдания оставь себе».
XXIIIИюль 2015-го года
Утро не всегда мудренее.
Свернув с Ленинского проспекта на Бакинских комиссаров, Алиса не выдержала – припарковала, не доезжая, машину и дальше пошла пешком, постукивая каблучками по тротуару. В сторону станции метро «Юго-западная» ворочалась, гудела, истекая выхлопными газами, грандиозная пробка. Идти оставалось недалеко – немного вниз, по улице, а потом налево, по широкому внутриквартальному скверу-бульвару, мимо школ и длиннющих панельных многоэтажек. В одном из этих домов, как поведал как-то дядя, развивались события известной советской мелодрамы «С лёгким паром». На фасаде до сих пор красуется крашеная под бронзу доска с банным веником. Классический спальный район – когда-то такими окружили всю Москву. Но мегаполис всё равно выплеснулся за пределы этого обруча, добравшись аж до самого
