Посторонним вход воспрещён - Борис Борисович Батыршин
Дойдя до описания событий в Александрии, до беседы с немецким археологом Алиса не выдержала и захлопнула ноутбук. Даже выругалась в сердцах, от общей непонятности ситуации.
На первый взгляд, Семёнов просто пишет научно-фантастическую книгу в форме путевых заметок, эдакие приключения а-ля Индиана Джонс. Только вместо нацистов – злодей-бельгиец, который строит путешественникам козни.
Если бы не фотографии!
Еще в ноутбуке отыскалась снимки барона Корфа. В обширном помещении, на стенах которого развешано холодное оружие в изрядных количествах. Кроме барона, в зале (это именно зал, а не комната!) оказались и другие люди. Они заняты фехтованием – элегантные, старомодные позы, в руках шпаги и палаши. А эти двое, в смешных трико, похоже, боксируют, только перчатки у них какие-то несерьёзные, маленькие. Разве такие способны смягчить сильный удар?
Что это, тот самый аристократический клуб, о котором упоминалось в биографии барона? Он, вроде, был энтузиастом искусства фехтования и, выйдя в отставку, путешествовал по Европе, учился у тамошних тренеров со смешным названием «фехтмейстеры». А потом, вернувшись в Россию, основал собственный клуб. Видимо, снимок сделан в его стенах, а люди на заднем плане – ученики барона.
Хорош – нет, ну до чего же хорош! Безупречная осанка, фигура, а уж улыбка! Улыбка очень его красит, между прочим. А вот на всех фотографиях, найденных в интернете, барон серьёзен до невозможности. Что ж, остаётся предположить, что этот барон Корф Евгений Петрович и правда родом из прошлого? А если это так, то, значит….
Хватит метаний! Примем за рабочую версию то, что сбылся и этот прогноз Герберта Уэллса – машина времени существует на самом деле. Ну, может не машина, а некий магический портал, вроде старого платяного шкафа из сказочных «Хроник Нарнии». Не суть. Главное – имеется нечто, позволяющее проникать из настоящего времени в девятнадцатый век и возвращаться обратно.
Отсюда следует очевидный ход: надо искать порталы. Дрон, кончено, что-то лепетал насчёт того, что «червоточины» закрылись, но это же не повод, чтобы не убедиться в этом самой. Тем более, средство к тому есть: в позаимствованном на столе Семёнова файлике, среди прочего, оказался чертёж «искалки». Необходимые бусинки тоже в наличии, так что, вроде бы, ничего не мешает…
Останавливает одно – Алиса, подобно подавляющему большинству сверстниц, совершенно не умела работать руками. Необходимость возиться с проволокой, что-то там резать, сгибать, паять, как сказано в приложенной к чертежу инструкции, вгоняла её в ступор. Что же, снова обращаться к Шурику? Он так уже немало знает…
Нет! Алиса даже вскочила – настолько простая мысль пришла ей в голову. Спасибо, конечно, дорогой товарищ гусар, но на этот раз мы обойдёмся без твоей помощи. Алиса схватила мобильник и быстро нашла в телефонной книжке нужную запись – «Юлий Алекс.»
Трубку взяли сразу.
– Добрый день, дядя Юля! – защебетала девушка. – Это я, Алиса, не забыли меня еще? Можно я загляну к вам сегодня?
XXIИюль 2015-го года
Человек ушедшей эпохи.
Любого, кто видел его впервые, Юлий Алексеевич Лерх удивлял крайним сходством с Александром Васильевичем Суворовым. Невысокий, сухонький старичок, те же седоватые волосы, венчиком окружавшие небольшую лысину, та же пружинистая походка, не дающая поверить в паспортные 73 года владельца. С углублением знакомства сходство тоже усугублялось – язвительностью, остротой выражений и степенью невыносимости для окружающих Юлий Алексеевич мало уступал великому полководцу. Правда, пойти по военной стезе ему не пришлось: армейская карьера ограничилась сержантскими лычками в войсках связи в 60-х годах. В табели о рангах советского Минпросвещения он тоже не добрался до маршальских должностей.
Юлий Алексеевич вышел на пенсию заведующим учебной лаборатории МГПИ им. Ленина, но работать не перестал – как и прежде, студенты, неравнодушные к физике, механике, да и вообще к экспериментальной науке, были в его доме частыми гостями. И сам он, к радости нового завлаба, что ни день, появлялся в институте. Впрочем, «к радости» – это, пожалуй, сильно сказано: коллеги, занимавшие начальствующие должности, порой откровенно избегали общения с Лерхом, виной чему был его острый язык и саркастическая манера общения. Но что поделать, если и лабораторию и мастерские при ней Юлий Александрович собрал в своё время по винтику, своими руками? Институт не относился к числу ВУЗов, щедро снабжаемых современной аппаратурой (это вам не МАИ с Бауманкой!), а потому в заначках лаборатории попадались оборудование тридцатых-сороковых годов выпуска, а то и вовсе с «ятями» на шкалах. Но это Юлия Алексеевича нисколько не смущало – у него работало всё. А то, что не работало, оживало в его сухоньких, умелых руках, способных одинаково справиться и с перегоревшей обмоткой электродвигателя от довоенного немецкого станка, и с допотопным детекторным приёмником, и с осциллографом, полученным институтом в конце восьмидесятых, на чём снабжение приборами отечественного производства прекратилось.
Обстановка в дядюшкиной квартире заставляла свежего человека вспомнить одновременно о комнате изобретателя Шурика из «Ивана Васильевича», домике Карлсона и гараже чудаковатого профессора из фильма «Назад в будущее» По всей длине коридора от пола и до потолка тянулись самодельные книжные полки. Они были забиты так плотно, что вытащить из них книгу оказывалось непростой задачей. Юлий Алексеевич тащил в дом все книги, которые полагал достойным внимания; здесь можно было найти учебник математики Киселёва, изданный до Первой Мировой, биографии артистов Малого театра и деятелей науки и классическое серое с синим картушем многотомное издание Жюля Верна. И, конечно – справочники, справочники, справочники…
Не было только фантастики и детективов, за исключением советской классики жанра, вроде Казанцева или Ефремова. С последним Юлий Алексеевич был даже знаком – они даже проживали соседями, в этом самом многоэтажном доме недалеко от метро «Юго-Западная». От памятного знакомства у Юлия Алексеевича остались четыре книжные полки, отданные ему когда-то мэтром отечественной фантастики – с тех пор на них хранились самые любимые издания.
В комнате, кроме книг, присутствовали все необходимые атрибуты «мастера-на-все-руки» старого советского образца. На бесчисленных крючках висели инструменты и приспособления, происхождение которых разгадал бы далеко не всякий. Имелось аж три телевизора: невероятно древний, с водяной линзой «Т-1 Ленинград» производства завода «Коминтерн», «Темп» выпуска середины 60-х, на тоненьких лакированных ножках и сравнительно современный «Сони». Как ни удивительно, работали все три – впрочем, формат современного вещания не годился, конечно, для патриарха советского бытового приборостроения.
Помимо телевизоров, в комнате имела место масса всяческих устройств и приборов разной степени выпотрошенности. На полках теснились маркированные цветной изолентой банки из-под кофе и болгарского зеленого горшка. Из одних торчали пучки карандашей, отвёрток и штангенциркулей; другие при ближайшем рассмотрении оказывались наполненными винтиками, гаечками, сопротивлениями и бог ещё знает каким техническим хламом.
