Звёзды внутри тебя - Натанариэль Лиат
Верни меня домой, неведомо куда —
Но только где нас любят и будут ждать!
Пусть память и печаль тянут нас на дно,
Но там, где моё сердце, и есть мой дом!
Верни меня домой! Неведомо куда,
Где больше никогда я не буду одна!
Пусть жизнь мелькнёт как миг, пускай пройдут века,
Но, боже, дай нам сил продолжить дом искать!..
Теперь Ингрид пела в голос, и Лу поняла, что она бы и сама пела, если бы знала слова, что она хочет петь даже без слов – просто чтобы прикоснуться к этому чуду, дать урагану унести её совсем, и не важно, где она окажется, когда всё это кончится и рассеется волшебство…
– Верни меня домой!.. – пела Фэй, и ей вторил весь зал, и Лу сделала глубокий вдох и запела вместе с ними:
– Верни меня домо-ой!..
Это не было похоже вообще ни на что. Лу никогда ещё не чувствовала такого… единения. Это чувство текло сквозь неё, как электричество, от макушки до кончиков пальцев ног, и она ощущала себя частью. Кусочком целого, которое больше просто суммы входящих в него элементов, немножко родной всем этим людям и не людям, всем, кто разделил с ней этот миг.
– Верни меня домой…
Последний рефрен отзвучал, как эхо той бури, которая только что потрясла Вселенную – и ушла. Лу смутно понимала, что вокруг ревёт толпа, но слышала её, словно сквозь толщу воды.
Ингрид, сияя, повернулась к ним с Сэлом:
– Ну вот, теперь вы знаете, какая песня лучшая в мире! Ой… Малышка, всё в порядке?
Только когда она спросила, Лу осознала, что у неё по лицу водопадом бегут слёзы.
– Я… да, – сбивчиво сказала она. – Я просто… Я скоро вернусь, ладно? – И, не дожидаясь ответа, нырнула в людское море.
Пробраться к выходу было непросто, но, только уйдя с крыши, Лу смогла выдохнуть снова. Она чувствовала себя переполненной до краёв. Наверху заиграла следующая песня, но отсюда её приглушённая мелодия казалась просто фоном для тишины. Лу нужна была передышка, чтобы она смогла вернуться туда снова.
Она села на пол на лестничной площадке, прислонившись спиной к перилам и обхватив колени. Закрыла глаза.
Дверь скрипнула, на мгновение впустив шум и прохладу.
– Я не буду тебе мешать, ладно? – сказал Сэл. – Просто хочу убедиться, что тебя никто не похитит.
Он встал к перилам чуть поодаль, глядя куда-то вниз. Лу проследила за его взглядом: несколькими пролётами ниже в сумеречном фойе сидел Эмери. Он казался потерянным в своих мыслях и как будто ничего не слышал и не замечал.
Лу ждала, что Сэл сразу побежит к нему, как ребёнок после утренника несётся рассказывать родителям, как было весело на празднике. Но Сэл просто стоял и смотрел, и выражение его лица было непривычно серьёзным.
– Он очень много для тебя значит, да? – спросила Лу.
– Безумно, – тихо ответил Сэл. Он сжал в кулаке медальон-переводчик, висящий у него на груди. – Мне хочется сказать, что я его люблю, но эта штуковина подсказывает, что ты поймёшь… не так, как надо. Так странно. «Любить» – это ведь такое потрясающее слово, а вы зачем-то сузили его до предела. Как будто это только про мужчину, женщину, брак. В крайнем случае – про близких родственников. В нашем языке можно сказать «люблю» про что угодно, чем ты очень дорожишь. И про кого угодно. Я… люблю его как лучшего друга, о котором вообще можно только мечтать. Как брата, которого у меня никогда не было. Как весну, потому что зимой холодно и грустно, а весной всё расцветает. Всё это вместе и ещё больше. В нашем языке это уместилось бы в одно «люблю», и всё.
– Знаешь, – Лу запрокинула голову, прислонившись затылком к холодным перилам, – мама тоже всегда говорила, как ей жаль, что слово «любовь» теперь практически только про поцелуи в дурацких фильмах. Она говорила, ей нравится думать, что любовь – это главная движущая сила в мире. Не какая-то абстрактная божественная любовь, которая движет звёзды и светила, а как бы… Ну, что кто-то любит собак и поэтому строит для них приют и спасает их с улицы. Или кто-нибудь любит своих внуков и готовит для них вкусную еду, и те вырастают чуть более счастливыми. Или, наоборот, внук любит свою бабушку и, вспомнив о ней, помогает чьей-то чужой бабушке сесть в нужный автобус и доехать домой. И в мире в итоге становится меньше боли и больше радости. – Она почувствовала, как высохшие слёзы вновь подступают к горлу, и шмыгнула носом.
– Звучит как что-то, во что мне хочется верить, – сказал Сэл. – Твоя мама была очень мудрой.
– Да, – кивнула Лу.
Она хотела сказать, что мама и правда была очень мудрой и доброй, и любви в ней было столько, что она, казалось, могла защитить от любой беды на свете. Хотела сказать «Я так по ней скучаю» – но слова застряли в груди, и в них всё равно не было никакого смысла.
Лу уткнулась лицом в колени, хотя Сэл всё равно понял бы, что она плачет.
Какое-то время они молчали. Потом Сэл осторожно опустился рядом с ней.
– Мне кажется, я могу понять, – сказал он. – Мне очень повезло, в моей жизни полно хороших вещей, но когда Эме… когда Эме не стало, все они, вместе взятые, не могли заполнить ту бесконечную пустоту, оставшуюся после его ухода. Мне очень жаль. Правда.
Лу выпрямилась, глотая слёзы. Вытерла глаза рукавом.
– Мне нужно быть сильной, да? – спросила она. – Мы… Мы уже выяснили, что слабых едят. А я быть съеденной не согласна. – Она попыталась улыбнуться. Сэл улыбнулся в ответ, но тут же снова стал серьёзным:
– Я как раз думал, как заговорить с тобой об этом. Лу, мы ведь хотим узнать, кто натравил на тебя кумо?
Лу растерянно кивнула, не понимая, к чему он клонит.
– Кто бы это ни был, – сказал Сэл, – мы знаем, что ему нужна именно ты. Другие жертвы просто пропадали, а за тобой гоняются во снах уже полгода. Этого времени точно хватит, чтобы изловить добычу или сдаться и отстать от неё. Это значит… Ох. Тебе не понравится то, что я сейчас скажу.
Лу напряглась. У неё в памяти вдруг всплыли детективные книжки, где преступника не удавалось застать на месте преступления, поэтому его ловили…
– …на живца, – вслух
