Сергей Баруздин - Повторение пройденного
Саша никогда не спрашивал меня об этом прежде. И я не спрашивал его стеснялся.
Сейчас Саша сам сказал:
- Мне тоже нравилась одна девочка у нас в студии. Но, конечно, она не знала ничего. А потом я узнал, что она с Венькой Холодилиным целовалась. Вот как бывает...
Наутро часовой принес нам по котелку густого костлявого рыбного супа и по куску хлеба.
- Подкрепитесь, хлопчики, - сказал он дружелюбно. - Набедокурили?
Объясняться с часовым не хотелось, а есть хотелось. И мы принялись хлебать суп прямо из котелков. Ложек нам не дали: или забыли, или просто на "губе" у десантников ложками есть не полагалось. Потом появился вчерашний старший лейтенант и заговорил с нами неожиданно мягко, почти по-отечески:
- А что, дети! Оставайтесь! Ведь у нас же часть! А у вас что: трубки-окуляры? Вот переформируемся - опять в дело пойдем... А если о формальности беспокоитесь, так мы все оформим. Комендант города - наш! И с начальником школы договоримся...
Мы молча переглянулись. А может, и верно?
Старший лейтенант обрадовался, приняв наши размышления за согласие:
- Вот и добро. Дети вы умные, боевые! Сразу видно. Не пожалеете. А сегодня мы вас и потренируем с прыжками. С самолета прыгать доводилось когда-либо?
Мы опять переглянулись. Я за обоих ответил:
- Нет, с вышки в парке культуры...
- Это пара пустяков. Для начала ничего сложного, - утешил нас старший лейтенант. - Другое дело затяжные прыжки или там на точность приземления. А обычные - проще простого...
Тут старший лейтенант посмотрел на нас необычно нежно и сказал доверительно:
- А вчера, детишки... Не сердитесь. Дернули мы с капитаном, ну и, сами понимаете, завелись чуток... С кем не случается!
События в этот день развивались с молниеносной быстротой. Через час без всякой подготовки нас подняли с парашютами за спиной в воздух и после того, как дребезжащий, как старый трамвай, "Дуглас" сделал круг над аэродромом, открыли дверцу и сказали:
- Пошел!
Мы не успели ни испугаться, ни обрадоваться, как уже болтались на стропах под раскрытыми без нашей помощи куполами парашютов.
Приземлились, почувствовали, что живы. И опять - в воздух, теперь уже не одни, а с командой новичков-десантников. К нашему удивлению, кто-то из команды струсил, и его никак не могли вытолкнуть в открытую дверь самолета. Мы прыгнули без раздумий и благополучно оказались на земле, точнее - в снегу.
Нам даже понравилось.
А к обеду за нами приехал лейтенант Буньков.
- Вы, товарищи, не беспокойтесь. Они ответят за этот безобразный поступок. Протопопов вчера все нам рассказал. Уже установлено, что они были... того - не в себе... Тоже мне пивцы!
Потом, когда мы уже вернулись домой, в школу, Буньков повел нас к капитану Катонину. Мы стояли, как провинившиеся, перед начальником школы, пока Буньков докладывал, что и как...
- Надо ребятам доверять, - наконец сказал он Катонину, хотя тот и не возражал вроде. - Доверять и проверять, конечно. Но доверять обязательно!
Оказывается, нас не забыли - беспокоились, искали, подняли на ноги весь город. А мы-то!.. Нам было немного не по себе, хотя о нашей крамольной мысли - остаться у десантников - никто не догадывался...
- Ну и влопались вы, ребятки! - вдруг заговорил Володя после отбоя, когда мы с Сашей блаженно растянулись на своих - теперь казавшихся нам особенно уютными - постелях. - А я, понимаете ли, сразу, как увидел, - и в караулку. Так, мол, и так: надо доложить начальнику школы. Как отпустили, в школу махнул. И даже не к Бунькову, а прямо к Катонину. Это Бунькова он уже вызвал. В общем, загорать бы вам до святого пришествия, если бы не я...
Мы еще о чем-то поговорили, и тут Володя попросил:
- Ребятки, я вот все думаю: наверно, и мне пора в комсомол подавать. Как?
- Конечно. Пора, - согласился я.
- А рекомендации вы мне дадите? Я с Буньковым говорил: он - за.
- Я с удовольствием, - сказал я. - Конечно, дам.
Саша промолчал.
- А ты, Сашок? - спросил Володя.
- Я? Пожалуй, дам.
- Вот и добре, ребятки, - обрадовался Володя. - Спасибо за доверие! Ну, а уж я постараюсь...
"Войска Юго-Западного и Донского фронтов перешли в решительное контрнаступление под Сталинградом..."
Радио и газеты радовали.
"С войной мы все свыклись... Я много работаю. И всё хорошо. Не беспокойся. Только вот дома по ночам очень пусто... Да, а живем мы теперь не в нашей квартире, а там, где жили Никифоровы. Помнишь Нонну? Они в эвакуации. Нас всех переселили в нижние этажи. Для безопасности... Очень радуют сводки с фронта... Скорей бы уже все кончалось... Почему ты не пишешь, как вас кормят? И что вы делаете в свободное время?.. Получаешь ли ты письма от своих приятелей по Дому пионеров? А та девочка, кажется Наташа, которая ушла на фронт, пишет тебе?.."
Она мне не писала. Даже на мое первое армейское письмо не ответила.
Из дома письма приходили через день, а то и ежедневно. И я писал матери. И - Наташе. Старался писать реже.
- Да брось ты в самом деле! - Володя знал, как я ждал писем, но не тех, что лежали для меня на круглом столике в Ленинской комнате. - Из-за бабы нервы трепать! Да еще фронтовой! Сам видишь, как они... До тебя ли?
И правда, я видел. Почему-то видел одно: та, другая Наташа, у кинотеатра в окружении капитана и старшего лейтенанта. И все они веселые, довольные. И значит, ей вот так же хорошо. И потому нет писем...
В воскресенье мы с Володей получили увольнительные в город.
- Сегодня ты со мной! - сказал Володя тоном, не терпящим возражений. - Пойдем в один дом...
- Ты знаешь... И Саша в наряде... - Мне не хотелось идти.
Мы все же пошли.
В тесном, скособоченном домике по соседству с текстильным комбинатом пахло картошкой, селедкой, луком, духами и еще чем-то непривычным.
- Я ж говорил: девочки - во! - шепнул Володя.
Володя балагурил. И как-то очень уж легко обращался с девушками.
Мы, кажется, впервые сытно наелись. Опорожнили три бутылки чего-то рвотного...
- Ты что так на меня смотришь? Некрасивая, да?
Она смотрела на меня - лицо круглое, в оспинках, глаза узкие и брови черно-нарисованные.
- А целоваться ты не умеешь, - грустно сказала она потом. - О другой думаешь?.. И я ведь тоже не о тебе... Только нет его... Убили...
Нет ничего лучше часов самоподготовки!
За окном метель. Как там холодно, мы знали. Ежедневно в шесть утра мы выбегали в одних рубашках из здания школы заниматься физзарядкой. Там страшно холодно и темно так же, как сейчас. А в классах у нас тепло. И оттого, что за окном воет метель, еще теплее. Мы сидели без гимнастерок блаженные, умиротворенные. Мы пришивали подворотнички.
Часы самоподготовки - вроде бы официальные часы, имеющие, согласно распорядку дня, конкретный смысл: они выделялись для повторения пройденного материала, для проверки - лишний раз - оружия, для приведения в порядок формы и так далее.
Но на самом деле это были часы как бы полуофициальные. Вместо Уставов внутренней и караульной службы можно было читать Конан Дойла, популярный шпионский роман "Первый удар" Шпанова или "Радугу" Василевской, вместо конспектирования - писать письма, а вместо обмена знаниями о материальной части буссоли - потихоньку беседовать на всякие темы.
И еще можно было думать о ней.
Фантазия - великая вещь! Я в мельчайших подробностях представлял себе ее любовь к себе, ее мысли, надежды, даже письма ее ко мне, которых не было...
Часы самоподготовки! Великие часы самофантазии, самоанализа, самоуничижения! Газеты и радио приносят радостные вести с фронта - это почти трагедия! И радость, конечно, и все же трагедия - нас там нет. А она - там. Приходят вести грустные, и опять же нас там нет, а она там... И чтобы отвлечься от назойливых мыслей, опять пришиваешь подворотничок или драишь, в какой раз, ствол карабина...
В один из таких тихих часов, накануне Нового года, по школе неожиданно прозвучала команда:
- Строиться!
Мы построились - по отделениям, по взводам, по батареям - и спустились на второй этаж - в зал. Здесь уже собралось все начальство и еще несколько незнакомых нам командиров. Все с черными петлицами. Артиллеристы!
Мы подравнялись и стали по команде "смирно".
Дежурный лейтенант Буньков доложил начальнику школы о построении.
- Вольно! - сказал капитан.
- Вольно!
Школьное начальство вместе с прибывшим медленно двигалось вдоль нашего строя, о чем-то беседуя между собой и лишь изредка посматривая на нас. Все было необычно, торжественно и загадочно. Даже то, что мы стоим по команде "вольно" перед таким количеством начальников.
- А как мужики? Ничего? - донеслись до меня слова одного из незнакомых нам командиров.
- Ничего. Хорошие ребята, - сказал начальник школы и улыбнулся. Пришлось пообстругать немного, но не без этого...
- Неужели едем? - шепнул мне Саша. - Вот тебе и десантники...
"Конечно, на фронт! - говорило мое лицо. - А куда же? Да еще перед самым Новым годом. Не в тыл же!"
