Арсений Рутько - Пашкины колокола
Он подвинулся к окну вплотную и нахмурился: интересно, а почему это ему нельзя доверять? Разве не обидно? Но тут же отогнал обиду: не время! Важно, что Алеша верит ему, старается рассеять сомнения Шиповника. Как она сказала? "Они дети, мало что понимают". Ну, пусть убедится, что Павел Андреев не такой уж несмышленыш! Пачку листовок дядя Егор получит!
Он постучал в окно и крикнул в форточку:
- Правильно, Алеша! - Сам потом не мог объяснить, как осмелился, будто уличного дружка, назвать Столярова просто по имени. А вот назвал...
Столяров кинулся к окну. Пашка увидел лицо Люсик, поднявшей сетку шляпы. Хотелось упрекнуть: "Да как же ты смела сомневаться во мне, Шиповничек? Как могла допустить, что Пашка забудет об огненных словах листовки, что и сейчас, через ткань рубашки, жгут тело?"
Но ничего он не крикнул, просто сказал:
- Это я, Павел!
- Давай сюда!
Через минуту теплые руки Люсик обняли Пашкину шею, горячие губы на секунду прижались к его лбу.
- Павли-и-ик! Я уж подумала...
Но Столяров перебил ее:
- Подожди, Люсик! Ну, что там, Павел?
- Выгнали на площадь. Полно конной полиции! Много провожающих, но близко не пускают... Кого-то били, орали: "Под суд!"
Шиповник и Столяров переглянулись.
- Андрюшу видел? - спросила Люсик.
- Нет. Далеко. Никого не узнать.
- Куда погнали?
- Пока там, у казарм топчутся...
- Видно, прямо на вокзал, - сказал Столяров. - Некогда гонять из одних казарм в другие. Значит, Павел, Брянский?
- Андрей говорил. Да от Хамовников ближе и некуда!
- А ты кое-что кумекаешь, шустренький! - похвалил Столяров, закуривая и пуская к форточке дым. - Ты, пожалуй, далеко пойдешь, дружище! - И ткнул Пашку пальцем в бок.
- Алеша! - упрекнула Люсик. - Неуместные шутки... Павлик еще мальчик!
- Ну, не сказал бы! - весело возразил Столяров. - Голодная окраина гораздо скорее приводит к пониманию сложностей жизни. Итак, Шиповник-джан, я звоню нашим. Мигом на извозчика - и сюда. Так?
- Конечно!
Алеша скрылся в темном зале столовой, где недавно повесили чудо века - телефон! Из Замоскворечья с любым концом Москвы говорить можно. И как это голос в такую даль доносится? Как бежит-передается по проводам? Вон Алеша кричит в трубку: "Барышня! Барышня!" - и его где-то далеко слышат. Ну не чудо ли? А синематограф "Богатырь" на Калужской площади? Разве не чудо?
Думая о современных чудесах, Пашка наблюдал за Люсик. Достав из сумочки-ридикюля напечатанные на машинке бумажки, Люсик перечитывала их и словно позабыла про Пашку. А он так бежал, так торопился!..
Вернулся Алеша.
- Все в ажуре, Люсик! Извозчик нанят с вечера. Через десять минут здесь!
Забыв об обиде, Пашка смотрел во все глаза. Алеша достал из кармана кителя черную бархатную перевязь, надел на шею и, сунув в нее руку, превратился в раненого офицера. Таких в последние месяцы немало разгуливает по Москве. Черная перчатка, натянутая на продетую в перевязь руку, дополняла сходство. Затем Столяров вытащил из-за шкафа офицерскую саблю и, перекинув ее ремень через плечо, натянул на кисть руки красную ременную петельку - темляк, он не дает сабле вывалиться при сильном ударе. Что обозначает красный цвет темляка, Пашка знал из рассказов Николая Обмойкина: знак боевого ранения, отличие воинской доблести. А обычный темляк - коричневый.
Столяров посматривал на Пашку смеющимися глазами.
- Учись, шустренький. Авось пригодится!
- Не обращай на Алешу внимания, Павлик! - сказала Люсик. - Он любит шутить не вовремя. А теперь слушай внимательно! - Она обняла Пашку за плечи. - Сейчас приедут на извозчике наши. Мы с Алешей отправимся с ними мимо казарм к вокзалу. Ты цепляйся сзади на багажник. Сумеешь? И будто сам по себе, незаметно для всех прицепился. Доедешь с нами до вокзала, а там через депо проберешься на пути, к дяде Егору. Так?
Пашка не успел ответить - с улицы донесся стук колес.
- Алеша, наверно, они? - заторопилась Люсик. - Тетя Даша!
- Ау, миленькая? - отозвалась из темноты зала стряпуха.
- Как там?
- Да никого подозрительного не приметила. Третий час от окошка к окошку бегаю. А ваши прибыли!
- Спасибо!
Столяров вышел первым. Люсик шепнула, касаясь черной сеточкой Пашкиной щеки:
- Пошли! Хотя постой, я погашу лампу.
У дверей столовки темнел извозчичий экипаж с поднятым верхом. Тяжело дышала усталая лошадь. Кто-то из кузова озабоченно бросил:
- Побыстрей, Алексей! Перед отъездом позвонили из Крутицких. Там тоже выгнали.
Пашка шмыгнул за пролетку, вскарабкался на запятки, куда привязывают чемоданы.
- Поехали! - вполголоса скомандовал кто-то.
Дробно били о камень подковы, посвистывал невидимый кнут, и прокуренный тенорок извозчика покрикивал с привычной лихостью:
- Эй, бывший конь-огонь, поддай жару!
Желтым одуванчиком промелькнул фонарь возле полицейского участка, прогудело под колесами железо Крымского моста.
Вцепившись рукой в задок экипажа, Пашка изгибался, выглядывая вперед. Ага, вон показалось облачко света над казарменным двором, а справа смутно вырисовывается фабрика Жиро.
Но новобранцев уже угнали, площадь перед казармами пуста. Лишь кое-где различимы фигуры людей, кому, видно, оказалось не под силу провожать рекрутов до вокзала. Вон, приткнувшись к стене, надрывно кашляет старушонка в салопе; ковыляет, опираясь на палку, хромой. У косополосатых, черно-белых будок посверкивают штыки часовых, вспыхивают огоньки цигарок.
Экипаж поехал медленней. Пашка спрыгнул с запяток и подбежал к складу.
- Голыш!
Тощая тень в длиннополом пиджаке отделилась от стены.
- Здесь!
- Куда погнали?
Гдалька махнул в сторону Плющихи.
- А ну, за мной! - приказал Пашка и бросился догонять пролетку. Догнав, вскочил на подножку, шепнул под кожаный навес, где поблескивали чьи-то глаза:
- На Плющиху! Стало быть, к Бородинскому мосту, на Брянский!
- Спасибо, Павел! - отозвался из глубины серьезный, без тени шутки, голос Столярова. - Прыгайте на багажник! Обгоним по переулкам! Надо опередить! Эй, друг ситный, гони своего Росинанта вовсю!
- Чегось? - обернулся на козлах извозчик. - Роси...
- Гони на Брянский! Полтинник набавлю!
- Так бы и говорили, вашбродь! А то Росината какая-то! Эй, милай!
Пашка и Гдалька примостились за кузовом, прижимаясь друг к другу. Невидимая им клячонка, подхлестываемая кнутом и криками хозяина, старалась из последних. Пашка понимал, что к Бородинскому мосту надо поспеть раньше воинской колонны, иначе придется ждать, пока пройдут.
У въезда на мост фиолетово светились шары газовых фонарей. Змеями блестели трамвайные рельсы, искрилась вода за перилами моста. Слева, со стороны вокзала, доносились гудки паровозов.
- Проскочили! - донесся голос Столярова. - Молодец наш лихач.
Да, проскочили! Уже с моста мальчишки увидели, как из улицы на Смоленскую площадь выехали верховые с факелами, за ними гарцевали офицеры, серели солдатские шеренги. Шли без музыки и песен, без барабанного боя, совсем не так, как бывало в начале войны.
Пашка и Гдалька спрыгнули с багажника не доезжая вокзала, незачем попадаться на глаза полицейским и филерам, которых здесь сегодня, ясное дело, полным-полно. Издали Пашка наблюдал, как пролетка остановилась у главного подъезда вокзала, слышал голос извозчика:
- Спасибо, господа хорошие! Счастливо воевать дальше! Иль грудь в крестах, иль голова в кустах!
Что ответил Столяров, Пашка не слышал. Неожиданно из-за ближнего угла вывернулся Витька Козликов. Подошел, посвистывая. За ним шел Васятка.
- Что узнали? - спросил Пашка. - Дядя Егор на месте?
Витька кивнул:
- Батя на месте... Эшелон сейчас подадут. Посадка офицеров через первый класс. Очень строго. У всех проверяют пропуска. А рядовых погонят через багажные ворота.
- Молодец, - похвалил Пашка. - Ждите возле депо.
Он направился к главному входу, где Столяров и его спутник в чиновничьей шинели дымили папиросками. Люсик со скучающим видом переминалась с ноги на ногу. "Чиновник" держал в руке желтый дорожный саквояж.
Ко входу в первый класс непрерывно подъезжали извозчичьи пролетки и частные экипажи. Выпрыгивали молоденькие, в новенькой форме, только что получившие чин бывшие юнкера, высаживались их папаши и мамаши - проводить сыновей в далекий путь. Белели фартуки носильщиков, зорко поглядывали по сторонам блюстители порядка. И уж конечно, сновали в толпе мальчишки-газетчики, крича на все голоса:
- Экстренный выпуск! Экстренный выпуск! Бои в Судетах!
Пашка подошел к "своим" и, теребя в руках кепку, загнусавил:
- Подайте копеечку солдатской сиротинке, ваше благородие!
Пока Алеша доставал портмоне и выискивал монетку, Пашка добавил шепотом:
- Здесь посадка только офицеров. Солдаты - с багажного двора...
Люсик неприметно кивнула, а Алеша бросил Пашке гривенник и, косясь на суетящихся возле, прикрикнул:
