Виталий Коржиков - Волны словно кенгуру
- Вон тебе и обезьяны. Видишь? - сказал Фёдор Михайлович.
- Где? - вскинулся я.
- А вон, в воде. Поймаешь и вырежешь!
Вот оно что! По воде плыли мохнатые кокосовые орехи.
- И верно, - сказал я. - Тут я уж точно вырежу такую обезьяну, только держись!
Среди зарослей на берегу что-то остро сверкнуло золотом. Я пригляделся. Там поднимались вверх золотые, светящиеся шпили. Это среди зелёных двориков стояли тайские храмы, пагоды. Изящные, как резные шкатулки.
Но вот пальмы раздвинулись, открылось большое озеро. Запестрели цветными бортами, заиграли флагами суда. Донёсся гул большого города.
Фёдор Михайлович подошёл к трюму, похлопал по колесу "тоёты" и облегчённо вздохнул:
- Ну, наконец-то доплыли. Баста!
ОБЕД ДЛЯ ТИГРОВ
Едва мы пришвартовались, на причал вырулил грузовик, с которого спрыгнул сухощавый мужчина и стал стаскивать на землю котлы, кастрюли, печку. А крепкий грузчик, у которого на груди синела вытатуированная морда тигра, потащил их к борту. Мускулы грузчика перекатывались, и казалось, тигр сердито скалится.
Мужчина достал из бумажного мешка белую куртку, натянул поварской колпак и, увидев Ваню, закричал:
- А, шеф, кок! Как деля?
Ваня победно посмотрел на всех нас:
- Ну, что я говорил?
Это появился старый Ванин знакомый - повар тайских грузчиков.
Он поднялся на корму, похлопал по груди себя, Ваню: мол, вот и встретились!
На верёвке снизу ему подали чугунный котёл и мешок.
- Рис! - угадал Ваня.
- Раис! - подтвердил мужчина. Снизу поплыл ещё какой-то куль.
- Перец! - сказал Ваня.
Мужчина опять кивнул. Затем на палубе появилось мясо, баклажаны и какая-то травка.
Ваня нагнулся, понюхал её, и лицо его стало удивлённым: "О!"
А мужчина сладко втянул воздух, будто попробовал травку на вкус, и поднял вверх большой палец.
На корме установили круглую железную печку, тайский повар поставил на неё котёл и сказал:
- Вода, вода!
- Будет вода, - пообещал Ваня.
Я принёс шланг, протянул его на кухню к крану. Ваня доложил тайскому повару:
- Ну вот и порядок, можно работать! - и отправился готовить обед.
Тайский повар тоже принялся за дело. Промыл "райе", нарезал мясо, кабачки, понюхал ещё раз травку и всё запустил в котёл.
На палубе уже скрипели лебёдки. Одна за другой "тоёты" опускались на причал - разминались после плавания. И "тигр Малайи", садясь за руль, отводил их к пакгаузу.
Время от времени он поглядывал на корму и подёргивал шкщрями. Хищный зверь на его груди тоже поводил усами: сразу из двух кухонь тянулись острые, ароматные запахи.
Наконец тайский повар ударил поварёшкой в медный таз. Потом зачерпнул ею варева из котла и, подойдя к камбузу, протянул Ване: "Пробуй".
Ваня отхлебнул немного, посмаковал и показал большой палец:
- Отлично!
Он подошёл к своему котлу, зачерпнул своей поварёшкой борща и протянул её тайскому повару. Тот в свою очередь тоже отхлебнул, тоже покачал головой, и они оба начали с удовольствием похлопывать друг друга по груди: мастера!
МАЛЕНЬКИЙ ПОМОЩНИК ИЗ ДЖУНГЛЕЙ
Над судами кувыркались, кричали чайки. Тарахтели на реке моторы. Рыбаки, поднимая за жабры, показывали громадных рыб.
А на причале стоял свой крик.
Плавно проходили, что-то выкрикивая, женщины, держали на коромыслах десятки маленьких чашечек. В креслах, возле пакгаузов, пыхали тонкими сигаретами военные чиновники. Рядом толкались мальчишки. Один нёс на голове алое блюдо с нарезанным арбузом. Другой собирал в мешок обрывки бумаги. А ещё несколько прыгали у кормы прямо на швартовый конец и раскачивались на нём над водой.
- Вот хулиганы! - сказал весело Ваня.
Я погрозил им пальцем. Мальчишки недовольно спрыгнули на берег, достали из карманов бамбуковые трубки и стали обстреливать нас кукурузой. Шлёп, шлёп! Кукурузина шлёпнула Ваню по колпаку.
- Ну, пираты! - крикнул он, схватил веник и побежал к трапу.
Мальчишки бросились врассыпную, но вернулись и стали растирать себе лицо и шею ладонями с криком: "Мило, мило!" Я не понял, в чём дело. А Ваня сказал:
- Мыло просят.
- Мыться? - спросил я.
- Продавать будут, - объяснил Ваня.
Мальчишки шумели, кривлялись, но повар погрозил им ещё раз, и они ушли обстреливать другие суда. Мы вернулись на корму и вдруг увидели, что рядом с нами переминается с ноги на ногу большелобый чумазый мальчишка.
Мы переглянулись, и мальчуган улыбнулся и застенчиво сказал:
- Дай мыло, буду прыгать в воду с парохода! Тайский повар испуганно замахал руками, а Ваня пригрозил:
- Я тебе прыгну! Змеи здесь шныряют, нечисти! Это всё туристы выучили нырять за монетку... Сами бы попрыгали!
Мальчуган отошёл в сторону. Нет так нет! .. Он опустился на колени возле печурки, подложил дров и стал дуть в поддувало.
- Вот это другое дело! - сказал Ваня.
Щепки загорелись, а мальчик уже искал, что бы сделать ещё.
Повар показал на ведёрко, мальчуган схватил его и наполнил из шланга водой. Я взялся за веник, но мальчик опередил меня и стал подметать возле печи.
- Это что ещё за новый работник? - спросил боцман, заглянув на корму.
- Помогает, - сказал я.
- Молодцом! - подтвердил Ваня и позвал мальчугана: - А ну-ка, пошли со мной!
Через несколько минут мальчишка вернулся с большим куском белого хлеба. Поверх хлеба блестело масло, высилась горка сахара.
Мальчуган подошёл к борту, посмотрел вниз и кого-то окликнул.
На причале сидели ещё два малыша. Они подбежали к пароходу. Наш помощник разломил хлеб на три части и две из них, одну за другой, бросил вниз.
- Упадёт! - крикнул я.
Но хлеб попал точно - один кусок одному, другой другому в руки. Тогда и наш мальчишка улыбнулся и тоже стал уминать свой кусок.
- Вот это да, вот это парень, а?! - сказал Ваня.
Я сбегал в каюту, отрезал кусок от простого мыла - половину-то не продаст! - и отнёс мальчугану:
- Вот тебе, вымойся!
Мальчишка подбросил мыло в руке, лукаво улыбнулся и пошёл по трапу на причал мимо чиновников, которые всё покуривали свои спичечные сигареты.
- А мыло всё равно продаст, - сказал Ваня. "Увидим", - подумал я и посмотрел мальчику вслед. После обеда я снова вышел на корму.
Команда смотрела, как мимо нас тянулись джонки, полные бананов и кокосовых орехов, а возле причала под кормой две гибкие девушки в белых брючках прямо с лодки торговали белыми лепёшками из кокосового молока и фруктовым напитком.
К ним подбегали грузчики, бросали прямо из чашек в рот штук по двадцать кокосовых лепёшечек, брали целлофановые мешочки с напитком и снова, шли работать.
Я облокотился на борт, засмотрелся.
И тут кто-то тронул меня за руку. Оглянулся - рядом стоял наш знакомый мальчишка.
Парень вертел передо мной чистыми руками. Смуглый лоб его сиял. А доброе смышлёное лицо говорило: "Вот, выполнил".
- Ты смотри, - удивился Ваня. - Вот это парень! Весь день малыш помогал тайскому повару. Подтаскивал кастрюли, наливал воду, следил за огнём. А вечером подозвал меня к борту и показал на другой берег: красиво!
Среди пальм по водяной улочке уходило за горизонт солнце. От него и к нему плыли лодки, и слышались нежные голоса. Опять вокруг пахло мандаринами, пальмовыми листьями. И я тоже сказал:
- Красиво.
- Таиланд, - с нежностью произнёс мальчик. И он вдруг распахнул маленькие руки так, будто хотел обнять и эту реку, и джунгли, и небо.
- А как тебя зовут? - спросил я.
- Тау, - сказал он.
- Таи - это твоя страна. - Я обвёл рукой всё вокруг. - А как тебя зовут?
Он улыбнулся, показал снова на пальмы, на реку, на пароходы и сказал:
- Это Таи. Таиланд. А я, - он показал на себя, - Тау... Потом дотронулся до меня и спросил:
- А ты - Москва?
Я кивнул и подумал: "А что в этих джунглях он может знать про Москву?"
И Тау будто ответил мне:
- Москва Гитлера бах-бах.
"А ведь знает! - обрадовался я. - Самое главное знает!" И мы стали объяснять друг другу, что как называется.
Тау показывал на небо и называл его на тайском языке, а я говорил по-русски.
Напротив остановились чиновники и внимательно прислушивались к нашему разговору.
А мы говорили про пароходы, про облака, про звёзды, которые уже появились в небе.
Потом Тау подобрал на палубе обрывок газеты, на котором был напечатан портрет красивой женщины, разгладил его и сказал:
- Это королева. Она добрая.
Скоро стало совсем темно. В воздухе что-то мелькнуло, потом ещё, ещё... И над нами, шурхая крыльями, закружились большие" летучие мыши.
- Ну, мне пора, - сказал я Тау, - на вахту.
А Тау сложил лодочкой ладони, поднёс их к щеке и показал, что ему тоже пора. Спать.
Я похлопал его по плечам.
- Иди домой, к маме.
Но он развёл руками: дома нет, а мама работает на барже.
Он смёл веником с трюма пыль, лёг прямо на металл и, раскинув руки, стал смотреть на звёзды. Я нашёл кусок брезента, чтобы подстелить ему. Но Тау отмахнулся: ничего! Трюм тёплый, дождя нет. Тау привык!
