Песенка Савояра - Нора Борисовна Аргунова
Гремя цепью, ко мне бросается Султан. Он суетится, лижет руки, прыгает к лицу. Хочу его погладить — он шарахается. Кладу руку на голову Норда — волчонок расширяет глаза, напрягается, будто ему скомандовали: «На старт, внимание!» Едва заговариваю с Нордом — Султан срывается с места.
Он, должно быть, ревнует или проникается ко мне доверием из-за собаки. Но коротко его доверие. Я тянусь к нему — он весь сжимается и уползает в угол. Волчонок подрос, — наверное, самый неподходящий для дрессировки из всего выводка…
Мне вспоминается Шура: «Что я буду делать, если он арены побоится? Что с ним будет тогда!»
2
Подсучив рукав, в полуведерной кастрюле выбираю, как было велено, для волка лучшие куски, укладываю в кастрюльку поменьше. Кормлю каждого отдельно. Норд погрузился по уши, волчонок ухитряется из своей кастрюльки выглядывать. Смотрит, будто поверх очков.
Наконец Норд отошел, повалился — он сыт. И волчонок сыт. Последнее повытаскивал на пол, то один кусок лизнет, то другой. Принимается вяло жевать.
Я убираю посуду, спускаю Султана с цепи. Достаю из рюкзака термос, чашку, печенье. Располагаюсь на матрасе. Печенье, оказывается, любят все. Волчонок ловит печенье издали. Наливаю вторую чашку чая. Завинчиваю пустой термос. Пора спать.
Как я воображала себе эту ночь?
О собаке, о Норде, я не думала. Этот ляжет, где захочет. А волчонок будет со мной на тахте. Он пугливый, недоверчивый детеныш волка, но я сумею в темноте, в тиши комнаты, в ночном домашнем покое уверить его…
Опускаю на колени кружку. Волчонок носом пытается открыть собаке пасть. Так делают щенки, когда возвращается волк-отец, наглотавшись мяса, так они заставляют выкинуть им добычу. Но Султан ведь сыт! Неужели он способен съесть еще?
Пес вскакивает с рыканьем, поистине львиным. Волчонок, приседая, скуля, оставляя умильные лужицы, преследует Норда. Я угадываю — тут старые отношения. Норд взвывает от досады — видно, давно ему надоел назойливый волчий отпрыск.
Поскуливая, жалостно растянув губы, шажками, шажками, бочком Султан приближается с лисьей разглаженной, заискивающей физиономией. Огрызаясь, Норд увертывается. Норд рычит, предостерегая. И не успевает отвернуться — щенок стремительно вкладывает в рот Норду свой острый нос.
Норд выплевывает волчью морду. Норд изнемогает. Стеная, грызет ненавистную голову. Волчонок взвизгивает, а сам лезет и лезет в пасть.
Норд разъярен. Он давно мог бы убить щенка… Приглядываюсь. Норд не кусает, он быстро, мелко щиплет, будто машинкой остригает волчий лоб.
В который раз выплюнутый, волчонок исслюнявлен, встрепан, жалок. Но у него железный характер. Он добивается своего — и я, кажется, начинаю его понимать.
3
Норд сдался. Он добровольно вобрал в рот голову Султана. Оба стоят, не двигаясь. Сбоку из собачьего рта выглядывает крупный волчий глаз.
У Султана тонкий, жиденький хвост. Придет время, его хвост обратится в пышное диво, он будет колыхаться плавно, выражая чувства волка без суеты и с достоинством. Сейчас хвостик просительно дрожит: Норд отстранился. Хвост замирает: Норд гудит беззлобно и кладет на Султана лапу. Султан поспешно валится, пес берет ого за шею. Жалкая шея! Ей еще предстоит стать могучей, чтобы выдержать тяжесть овцы, которую несешь своим детям… Пока что сразу три таких шеи может перекусить дог.
Я замечаю, что Норд иначе обращается теперь с волчонком. Только что мне казалось, он способен задушить волчонка, — теперь не кажется. И волчонок уловил разницу. Раньше, стоило собаке бросить его, он стелился и подползал — сейчас Султан проворно встает на ноги и ждет. И с этой минуты, как он, скосясь назад, на собаку, уверенно ждет, зная, что дело сделано и Норд подбежит сам, с этой минуты Султан становится другим.
…Норд сунул свой нос Султану в заросшее ухо. Опять оба стоят. Грозя раздавить, пес взвивается и падает, но только прижимает волчонка к полу. Лежат. Вскакивают. Щенок свободно пробегает под высокой аркой собачьего втянутого живота. Норд настигает его одним прыжком и сбивает с ног.
Я удивляюсь Норду. Он и в пылу борьбы помнит, кто его противник. Ни разу его страшные топочущие ноги не наступили на маленькое распростертое тело.
Норд красив. Все у него красиво. Высокие передние лапы, широкая грудь. Статные задние лапы и длинный хвост, сужающийся постепенно, как хлыст. И цвет. Знатоки не ценят белых догов, а Норд белый, лишь одно ухо темное. Он весь благородно бел. Вот она, собака. Это и есть собака. Она так и называется — «дог», собака. Не разноцветные терьеры и таксы, а белый дог — изначальный, чистый кристалл собаки.
Норд — аристократ… Хотя физиономия его, пожалуй, простовата. У него розовый нос и губы. Он будто нахлебался клюквенного киселя с молоком и только что вылез из миски.
Он веселится с легкой душой. Волчонок играет исступленно, со страстью. Норд поддевает волчонка под брюхо, бодается, зажмурясь — волчьи глаза постоянно начеку. Они следят — за мной. Как бы ни кувыркался щенок, они не исчезают, не тонут, они будто плавают поверху — сумрачные волчьи глаза.
Но Султан больше не ноет. Он молчит. Он скорее умрет, чем признается, что спиной о дверной косяк приложиться — больно. Стук падающих тел и пыхтение стоят в комнате. У Султана тяжелые кости: кажется, что швыряют табурет.
Султан измучен, избит. Султан доволен.
4
Я лежу поперек тахты, плечами в стену. Боюсь пошевелиться. Мне удалось залезть в чужую шкуру. Замурзанную шкуру, но — волчью, и меня переполняет чувство достоинства. Оказывается, он крепко себя уважает, этот малыш. И он влюблен в Норда, как мальчик во взрослого силача мужчину.
Что мы понимаем в зверях? Для всего живого у нас одна мерка. Мы судим с ходу: щенок выклянчивает. Разве не понятно, что он унижается, что у него льстивая морда?
Ничего не понятно. Султан не унижался. Он принимал тот вид, какой не отпугнул, а увлек бы, заманил собаку. Не «подступал бочком», а открыто подставлял свой бок, обезоруживал доверием могучего Норда. Он добивался, чтобы пес забрал его морду в пасть — а ему не нужно мяса. Ему нужен волчий знак сердечного расположения. Знак любви и равенства — не по физической силе, по душе. Он требует, чтобы с ним считались, как считаются с волчонком в стае.
«…Я мал, но равен вам. Не смейте забывать — я здесь! Нас трое!»
Примерно это говорит сейчас в Султане — хотя
