Альберт Иванов - Записки звездочёта Сириуса
— Дорогой Апчхибосс Утринос! — Капрал Карапузис задрал голову и даже встал на цыпочки. — Это такая честь! Такая честь! Погибнуть за вас, как вы изволили сказать, на поле брани, прославив свои имена в веках, всегда было, осмелюсь заявить, не только моей заветной мечтой! — И, подумав, добавил: Но и всех солдат!
Раздались громкие аплодисменты. Это аплодировали сто четырнадцать министров, высунувшихся из окон дворца.
— С Богом, — милостиво кивнул диктатор и исчез.
Заколыхались тяжёлые портьеры.
— По машинам! — истошно завопил капрал Карапузис.
— С каких это пор вы начали командовать моим батальоном? — Перед ним появился молодой лейтенант со щегольскими усиками, похожими на две чернильные запятые.
— Виноват, — съёжился капрал. — Нечаянно.
— Идиот, — презрительно сказал лейтенант и неторопливо зашагал к головной машине.
— Так и запишем, — прошипел Карапузис, доставая записную книжечку и занося на страничку с буквой «Л»: «Лейтенант неблагонадёжен, а также подозрителен: не берёт взяток, не пьёт, много читает, не бьёт солдат и всё время говорит правду — например, неоднократно называл меня идиотом. Проверить».
Внезапно к Карапузису подбежали двое оборванных мальчишек и долговязый негр.
— Господин капрал, — взмолился негр, — возьмите нас с собой. Не пожалеете!
— Что? — оторопел капрал. — Зачем?
— Бить бородачей! — лихо ответил негр.
— Молодец! — засиял капрал и покровительственно похлопал его по плечу. — Как зовут?
— Геркулес, господин капрал, — отчеканил негр.
— Лишняя пара таких рук нам не помешает, — заявил Карапузис, с восхищением щупая его мускулы. — Залезай.
Геркулес молниеносно забрался в кузов.
— Пим! Ник! — закричал он мальчишкам. — Чего стоите? Давайте сюда!
— Эй! Эй! — возмутился Карапузис. — Так не пойдёт. У нас не детский сад!
— Пригодятся, — умоляюще пробасил Геркулес. — Их можно на кухню определить. Это же не ребята, а золото!
— Кухня — это дело серьёзное. — Карапузис поднял вверх указательный палец, напоминающий морковку. — Кухня — это мотор армии. — И он хмуро оглядел мальчишек. — Лично я не доверил бы им даже мытьё посуды. Не всякому это дано, уж я-то знаю!
— Как же так? — обиделся один из мальчишек. — Я же у вас целых три года работал. Я всё умею!
— У меня? — прищурился капрал и строго спросил: — Как зовут?
— Пим, робко ответил мальчишка, переминаясь с ноги на ногу.
Карапузис снова выудил свою записную книжечку и раскрыл на страничке с буквой «П».
— Так… не то, не то… Ага, вот!
Против имени Пима было записано: «Трудолюбив и молчалив».
— Это, конечно, меняет дело, — сказал капрал, пряча книжечку. — Но…
— Может, спросить разрешения у лейтенанта? — перебил его Геркулес.
— Этого ещё не хватало! — вскипел капрал. — В своём взводе я хозяин! И накинулся на мальчишек: — Живо в машину!
Загудели моторы. Огромные крытые грузовики покидали площадь перед дворцом Апчхибосса Утриноса. За последней машиной бодро тарахтел уродливый броневик, покрытый маскировочными разводами.
Солдаты с тоской смотрели на убегающие назад шумные улицы. А Геркулес, Пим и Ник почему-то улыбались и весело подмигивали друг другу.
— Можно подумать, — буркнул один из солдат, хмуро уставившись на них, — что вы так и рвётесь в бой.
— Мечтаем пасть на поле брани за Апчхибосса Утриноса, — невозмутимо ответил Геркулес.
Солдаты захохотали.
— Прекрасно, — сказал шофёру капрал Карапузис, услышав громкий смех солдат через стену кабины, — прекрасно, когда у солдат такое замечательное настроение. Они так и рвутся в бой!
— Ага, — уныло ответил шофёр.
Солдаты негромко переговаривались:
— Говорят, что те поклялись, пока не победят, не стричь волосы и не брить бороды.
— Да ну!
— Вот тебе и ну!..
— Долгонько же им придётся ходить со своими бородами. На стороне Апчхибосса Утриноса, что ни говори, сам Тайфун!
— А может, и не долго. Кто знает…
— Слушай, а выходит, они не очень-то и боятся, раз бороды носят. Ведь всякому ясно, кто ты и за кого.
— Выходит, так.
— То-то и оно…
Вскоре город остался далеко позади. Ещё какое-то мгновение на горизонте торчали макушки небоскрёбов, а затем машина свернула на просёлочную дорогу, и всё скрылось за густой пеленой пыли.
Солдаты задремали. И, как ватные куклы, раскачивались из стороны в сторону, не выпуская из рук автоматов и не раскрывая глаз.
Геркулес задумчиво смотрел на спящих ребят. «Ты стал невнимателен, Геркулес, — сказал он сам себе. — Вон как вытянулся Пим за этот год. Брюки ему совсем маловаты, еле прикрывают колени… А Ник — он здорово похудел. Наверно, всё время думает о своём отце и о Дожде. То и дело повторяет их имена во сне… А что ты сделал, Геркулес, чтобы хоть немного успокоить его? Ничего ты не сделал, Геркулес. А ведь ты старший!.. Они тобой крутят, Геркулес, как хотят, — знают, что ты их любишь и не можешь на них по-настоящему сердиться. Вот и сейчас увязались с тобой. А ведь ты их не хотел брать. Не детское это дело… Но разве устоишь перед их просьбами?! Особенно этот Ник: „Возьми! Возьми! Что тебе, жалко?“ Конечно, жалко, если на то пошло… Очень жалко! Вот так! Но разве их убедишь? А всё-таки здорово он придумал — пристроиться к войскам Апчхибосса Утриноса, а затем при удобном случае улизнуть к Грому. А просто так к Синим горам не добраться — повсюду патрули. Нет, что ни говори, замечательная мысль!.. Вот только ребята… Ох и влетит же от Грома!»
Машину тряхнуло, и Геркулес раскрыл глаза. Тьфу ты, чёрт! Кажется, тоже задремал.
Машина снова выехала на шоссе. И всё так же маячил позади уродливый пятнистый броневик, ощетинившийся пулемётными дулами.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ. Гром и Эрнесто
— Кто со мной на разведку? — гаркнул Гром, и раскатистое эхо заметалось среди базальтовых скал.
— Я!..
Около трёхсот человек подняли руки. Это были студенты и мастеровые, тайком пробравшиеся в горы из столицы; рубщики тростника, покинувшие свои деревни; солдаты Утриноса, перешедшие на сторону Грома. И сразу было видно, когда кто из них появился в лагере. У одних были уже густые чёрные бороды, у других — бороды поменьше, у третьих по щекам и подбородку змеились робкие колечки. А были и такие, у которых бороды ещё и не намечались, и похвастаться им было нечем.
Но среди всех, даже среди первых тринадцати старожилов, резко выделялась длинная густая борода одного новичка. Он появился в лагере лишь сегодня на рассвете и был похож на Робинзона Крузо, каким его рисуют художники: с длинноствольной винтовкой, в старой шляпе, мешковатых брюках и куртке из меха каких-то диких животных, надетой на голое тело.
— Ну куда вы? Куда вы? — растерялся Гром, увидев столько поднятых рук. — Зачем мне столько? Мне один нужен. — И кивнул «робинзону», который умоляюще глядел на него: — Пошли.
— Эх, везёт же тебе, Эрнесто! — беззлобно шутили вокруг. — Как увидят тебя солдаты, сразу разбегутся со страху!.. Эх, Гром, ты его вместо пугала у дороги поставь — ни один патруль на него внимания не обратит!
— Ладно, ладно, — буркнул Эрнесто в густые усы, — завидуете, черти.
Гром и Эрнесто углубились в джунгли.
— Тебя Эрнесто зовут? — спросил Гром своего молчаливого спутника.
— Эрнесто…
— Борода-то у тебя, Эрнесто, — словно ты её целый год отращивал, — с уважением сказал Гром.
— То-то и оно, что целый год, — угрюмо ответил Эрнесто. — Не до неё было. Полгода в джунглях от сеньора скрывался, затем поймали и на рудник упекли… Бежал через три месяца, снова джунгли, а потом… — тут он невольно рассмеялся, — пришёл к вам, и моя борода как раз к месту оказалась.
— Моя тоже, — захохотал Гром.
Эрнесто с почтением смотрел на него. Он уже слышал от других, что этот рыжебородый великан не кто-нибудь, а знаменитый бесстрашный Гром.
— Слушайте, Гром… — начал Эрнесто.
— Называй меня на «ты», — добродушно заявил Гром. — Какие могут быть церемонии!
— Ты с Дождём знаком?
— Знаком ли я с Дождём?! Нет, вы слышали, что он спрашивает?! — вскричал Гром, хотя вокруг никого не было. — Да знаешь ли ты, что по милости этого заморыша Апчхибосса Утриноса и его плешивого покровителя Тайфуна, засадившего нашего друга в тюрьму, мы с Молнией уже больше года шатаемся безработными!
— Прости, — сказал Эрнесто, — я же не хотел тебя обидеть. Просто я тоже был знаком с Дождём…
— Что значит «тоже»? — вскипел Гром. — Что значит «знаком»? Да мы с ним друг без друга жить не можем!
Гром бы ещё долго бушевал, но тут их окликнул последний пост бородачей:
— Стой! Кто идёт?
— Свои! — рявкнул Гром. — Ослепли, что ли?
Ещё полчаса пути, и в просветах деревьев мелькнуло серое кольцо шоссе с мостом, перекинутым через широкий овраг.
