Альма. Неотразимая - Тимоте де Фомбель
– Кого?
– Секретная информация.
– Обожаю секреты.
– Это…
Хозяин осекается, взглянув на молодых людей, подходит к Амелии вплотную и шепчет, привстав на цыпочки, чтобы дотянуться до уха девушки:
– Это пожилой господин, приехавший с испанской части острова. К слову сказать, белый юноша напротив и его негр как раз принадлежат этому благородному иностранцу.
Папийяр кивком указывает на неподвижных молодых людей.
– Это не мой негр, – повторяет сидящий паренёк.
Амелия поворачивает к лестнице.
– Мадемуазель, постойте! – умоляет её хозяин. – Вот уже полтора месяца, как капитан принимает только у себя наверху. Живёт в полной темноте. Он перенёс серьёзный недуг.
– И что с того?
– Еду ему тоже приносят. Он ни разу не вышел из комнаты. Он занят своими делами.
– Он занят моими делами, сударь, – говорит Амелия.
– Простите?
Она не трудится повторять. Хозяин бормочет:
– Пжмдлст…
– Это вы мне уже говорили.
– А вы…
– Бассак.
Она выбросила это имя как знамя, не заметив вспышки, на миг блеснувшей слева, в глазах сидящего на скамье паренька.
– Бассак… – повторяет Папийяр, – Бассак из Ла-Рошели?
– Бассак из Сан-Доминго.
– Это…
– Это я.
– Ваш отец…
– Какой отец? – спрашивает Амелия, озираясь, будто ищет того, о ком речь. – Доложите обо мне капитану Гарделю…
– Мадемуазель…
– Ладно.
Амелия отодвигает его жестом, даже не коснувшись.
– Мадемуазель!
Она начинает подниматься.
– Выслушайте, мадемуазель!
На третьей ступеньке Амелия приостанавливается.
– Не хочу вмешиваться в ваши дела… – начинает Папийяр.
– Однако именно этим вы сейчас занимаетесь, – говорит Амелия.
– Позвольте дать вам совет повременить пару минут?
– Зачем?
– Дело в том, что испанец, похоже, не обычный клиент.
– Как его зовут?
– Родриго Маркес Валенсия! – гордо отвечает сидящий сбоку от них парень в белой рубашке.
Амелия разворачивается в полумраке лестницы.
– Похоже, этот пожилой господин располагает огромным состоянием, – продолжает Папийяр. – У него есть возможность заплатить золотом за оставшихся на вашем корабле невольников. Я знаю, что в последнее время переговоры у капитана Гарделя шли долго и нелегко.
– Вы подслушиваете под дверью?
– В этом нет нужды. Его яростные крики, должно быть, слышны даже на палубах полутора сотен судов, что мокнут перед городским причалом которые сутки.
Амелия колеблется. Она только что провела в море пять недель. Отчего же не подождать ещё немного? Ей также известно, что при продаже рабов золото – редкость. Обычно платят товарами и векселями, которые удаётся обналичить лишь через несколько месяцев, а то и лет.
– Присаживайтесь, – настаивает хозяин, придвигая стул.
Папийяр на всё готов, лишь бы Гарделю дали спокойно закончить сделку и все заполонившие его заведение наконец покинули трактир «У Милой Хозяйки».
– Если ваши люди вас ждут, я могу послать к ним кого-нибудь…
– Мои люди? – улыбается Амелия.
Сминая ткань юбки, она берётся за неё тремя пальцами, приподнимает подол, из-под которого выглядывают лодыжки, и начинает спускаться.
– Мои люди – это дама, сидящая на фортепиано посреди набережной Сен-Луи, в окружении нескольких дорожных сундуков. Да, пусть кто-нибудь принесёт ей лимонаду, пока она совсем не ссохлась от солнца. Её зовут мадам де Ло. Ни с кем не спутать.
Амелия наконец опускается на предложенный стул. Папийяр пятится к портьере и, отвесив несколько поклонов, исчезает.
Молодые люди напротив Амелии так и не шелохнулись. Во вновь наступившей тишине все трое лучше различают неровный стук над их головами, будто кто-то бьёт в пол молотком.
* * *
В комнате Лазаря Гарделя наверху кромешный мрак.
На окнах здесь деревянные решётки в мелкий ромбик. За несколько последних лет они вошли на острове в моду. Их называют «жалюзи» (то есть «ревность»). По ночам они пропускают в дом редкие прохладные дуновения с моря, а наружу – любопытные взгляды его нескромных обитателей. Однако Гардель приказал закрыть ставни. И вдобавок задёрнул занавески, чтобы ни один луч света не просочился.
– Так, значит, я покупаю шесть слоновьих бивней, сеньор Гардель, и всех оставшихся у вас невольников. Решено.
Старик говорит с сильным испанским акцентом.
– Однако не скрою…
Он сидит у столика, на котором покоится его шляпа и догорает свеча.
– …не скрою, что хотел бы просить вас ещё кое о чём.
Сидящий в другой, тёмной части комнаты Гардель пока не произнёс ни слова. Кажется, будто он бьёт пол тростью.
– Я ищу хороший корабль, – продолжает гость. – И много наслышан о вашем, друг мой. Но я не видел его в заливе. И никто не сумел мне ответить, где я могу на него посмотреть.
– Он не продаётся, – отвечает капитан сухо.
Щёки у покупателя-испанца чуть ввалились. На шее и между морщин видны мелкие порезы от неловкого бритья. Со стороны Гарделя по-прежнему доносятся удары об пол.
Посетитель смеётся и продолжает настойчиво:
– Видите ли, моя шляпа, что лежит на этом столике, тоже не продаётся. Как и двое моих слуг внизу. Однако всегда есть цена, за которую я бы их продал.
Ответа не следует. Стук приближается, вместе с тенью Лазаря Гарделя и его свистящим дыханием.
– В былые времена, – говорит испанец как можно непринуждённее, – лишь свою молодость да ещё, быть может, сестрёнку Карменситу я не продал бы ни за какие деньги. Но ни той ни другой давно уже нет на этом свете. Так скажите мне, за сколько…
Он вздрагивает. Капитан навис над ним: глаза слезятся, челюсти стиснуты, лоб пересекает болезненная складка.
– Замолчите.
В свете свечи видно, что правая нога Гарделя наполовину выстругана из свежей древесины и, подрагивая, упирается в пол трактира «У Милой Хозяйки».
2
Их спутанные вместе жизни
Внизу в трактир вошла, ни на кого не глядя, пожилая темнокожая женщина. Вытирая руки о передник, она быстрым шагом скрывается в кладовой. Выходит всё в том же грязном переднике, неся под мышкой прикрытую салфеткой корзину, и с явным неудовольствием говорит:
– Я же сказала, от меня будет больше проку в конюшне…
Хозяин идёт за ней по пятам и командует:
– Отдашь это даме на пианино, она посередине набережной! Как вручишь напиток, сразу назад!
Женщина уходит. Папийяр мимоходом посылает Амелии многозначительную улыбку. Как бы говоря: «Не правда ли, я хорошо управляюсь – прямо как в лучших домах вашей Франции? И заметьте, какие послушные у меня рабы; даже что такое пианино знают! Лимонад для белой женщины у нас тут важнее, чем роды темнокожей!» Всё это – в одной улыбке и парочке ужимок.
Но Амелия на него и не смотрит. Она следит за юношей в шляпе, который как будто принюхался, поведя носом, когда та женщина проходила мимо. Он нагнулся, прошептал пару слов сидящему рядом белому парню, потом метнулся вперёд
