Сергей Баруздин - Собрание сочинений (Том 2)
Лагерь лагерем, а экзамены? Экзамены не шутка! Воспаление легких накануне экзаменов - что может быть удачнее!
В шестой класс Леньку перевели без экзаменов как раз благодаря воспалению легких. Все одноклассники завидовали ему. Еще бы! На экзаменах многие схватывали куда худшие отметки, чем четвертные. А Леньке именно по ним, четвертным, выставили годовые. И все! Три "посредственно" (их называли ласково - "посики"), остальные - "хорошо" и "отлично". И хотя отличные оценки у Леньки были только по физкультуре и поведению (по поведению ниже отметок вообще никому не ставили, даже самым отъявленным лоботрясам, загремевшим на второй год), все равно это были реальные "отлично". Ленька ликовал!
Но отцу об этом не скажешь. Матери - тем более.
Ленька похвастался перед Елкой. В тот же день, когда познакомился с ней в магазине.
Елка почему-то отнеслась к его сообщению о школьных успехах довольно спокойно.
- Подумаешь! Похвальбушка! У меня тоже два "посика". Только я не болела и сдавала экзамены, как все...
...То ли из-за этой Елки, то ли еще почему, но деревня Леньке окончательно разонравилась. Впрочем, ему и раньше-то никогда деревни не нравились. Так ему казалось, хотя он в деревнях и не бывал никогда...
Ну что тут, в этих Сережках? С утра выйдешь на улицу - уже нет никого. Одни малыши голопузые в песке копаются. Тихо, хоть караул кричи. Ни людей, ни машин, ни гудков, ни голосов...
Другое дело - в Москве. Там...
Что там, Ленька не мог и самому себе передать, но там - это там... Вот хотя бы кино. Иди куда хочешь, выбирай любую картину! А что? В самом деле так: ведь в Москве кинотеатров пятьдесят, не меньше. Или во дворе... Сколько в каждом дворе ребят собирается! Хочешь - в футбол сыграй, хочешь - по чердакам лазай, как по джунглям каким, или по крышам, а надоело - пошел купил мороженое... На каждом углу, пожалуйста!
- Природа у нас красивая, Ленек! - говорит бабушка. - Раздолье тебе!
Природа - может быть. Но что Леньке и природа эта, и раздолье, когда вокруг так тихо и деревня какая-то глухая!.. В Москве он никогда не знал, что такое скука, а здесь, пожалуй, заскучаешь. Правда, речка есть тут. Но и в Москве купаться можно. Ездили они с ребятами в Щукино на канал, к Тимирязевке на пруды ходили. Купайся сколько хочешь!
А радио? В Москве Ленька привык к нему настолько, что и не слушал. А здесь сразу заметил: чего-то не хватает. Понял: радио нет. И газет. Дома отец выписывал "Правду" и "Вечерку", не считая "Пионерки"...
Бабушке почтальон приносит одну маленькую газетку. "Маяк" называется. Но в ней ничего нет. Ни про какие события. Только про такую-то бригаду, и еще про такую, и еще... Кто сколько чего собрал, кто как подготовился к пахоте, к уборке, к сенокосу, как идет прополка...
Ленька каждый день просматривает этот самый "Маяк", но интересного в нем мало. Он жил мировыми категориями, а тут ему - как идет прополка...
- Ну что, правда хорошо у нас? - спросила Елка.
- Ничего... Так себе... - не особенно лукавя, ответил Ленька.
- А ты знаешь, что наш колхоз самый передовой в районе? Вот и не знаешь! - воскликнула Елка. - А то, что его выдвинули на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, знаешь? Э-э! Ну откуда тебе знать! Ты же москвич!..
В кино они ходили трижды. На "Семеро смелых", "Трактористы" и на немой фильм "Праздник святого Иоргена".
Поначалу Леньке неловко было ходить на глазах у всех с девчонкой.
Как-то он даже заикнулся:
- Может, ребят возьмем? Веселее!
У него уже были знакомые ребята в деревне.
- Если веселее, возьмем! Если меня боишься, обязательно возьмем! отрезала Елка.
- Нет, почему же боюсь? Это я просто так, - попытался оправдаться Ленька.
В клубе всегда было тесно. Да и клуб, впрочем, не походил на клуб: бывший помещичий каменный амбар рядом со школой, заставленный длинными скрипучими лавками.
Елке, кажется, нравилось, что на них все смотрели. А Ленька прятал глаза, ерзал на месте и никак не мог дождаться, когда в зале потушат свет.
Наконец начинался сеанс, и Ленька, вероятно от долгого ожидания, почему-то принимался сопеть носом и чихать. Как назло, в самое неподходящее время у него появлялся приступ насморка.
- Будь здоров, - шептала Елка, поправляя на шее галстук.
И еще раз:
- Будь здоров!
Снова:
- Будь здоров!
И вот, как ему казалось, не без раздражения наконец спросила:
- Ты что, простудился? Будь здоров!
- Почему? Я всегда, между прочим, в кино чихаю. И в Москве! - как можно убедительнее произнес Ленька.
Возле избы Ленька поймал ежа. Он спокойно топал почти рядом с крыльцом. Леньке такого видеть еще не приходилось. Он, конечно, накрыл ежа. Куртку скинул и ею накрыл.
Ежик оказался смирный. Не свертывался в клубок, не кололся, только фыркал чуть-чуть, будто чихал.
Леньке очень хотелось похвалиться своей находкой. Но бабушки дома не было, и ребят на улице нет... Что делать?
Пустил ежа по полу в комнате. Вспомнил - молока налил в блюдечко, поставил перед ежом. Не пьет! Носом его в молоко окунул - фыркает, не пьет.
Опять взял ежа, вышел на улицу.
Елка тут как тут.
- Что это у тебя?
- Да вот, поймал! Сам, понимаешь! Он около крыльца, а я...
- Отпусти его! Сейчас же отпусти! - закричала Елка. - Что ты его мучаешь?..
Ленька так растерялся, что сам не сообразил, как нагнулся, выпустил из рук ежа, и тот сразу же, фыркнув, исчез в палисаднике.
- Скучно? - почему-то спросила Елка.
- А что скучно? Нет...
- Знаешь, у нас тоже дома целая семья ежиная жила, - вдруг сказала она. - Еж, ежиха и маленькие. Под крыльцом. Так папа, бывало, их всегда кормил. Они совсем ручные были. А раз он даже главному ежу самогону в блюдечко налил. Тот выпил, вот смеху было!.. А без папы и ежи пропали. То ли ушли куда, то ли что...
Ленька хотел спросить: "Почему без папы? А куда он делся?" Но не спросил. Промолчал.
Да и Елка уже о чем-то другом заговорила.
Сегодня он пришел в клуб без Елки. Был концерт самодеятельности, и она убежала раньше, чтоб подготовиться.
Оказывается, Елка пела. Ей подыгрывал гармонист.
Голос у Елки немного резкий, и все же ничего.
У лесной проталинки,
У ручья глубокого
Повстречала парня я
Синеокого.
С той поры, как встретимся,
Парень все смущается,
Говорить про трудодни
Принимается.
Ну, а мне-то про любовь
Все услышать хочется.
Про дела знаю я:
Как-никак учетчица!..
Кажется, так пела Елка. Пела совсем по-взрослому, и песни все взрослые. Не то чтобы там "Крутыми тропинками в горы...".
А потом она танцевала. Под колхозный оркестр.
Весь оркестр - шесть человек, и все ребята. Трое играли на обыкновенных самодельных свистульках, один стучал деревянными ложками, еще балалайка и гармонь. И все одновременно пели, но куда хуже Елки.
Елка отплясывала "Барыню".
После концерта Ленька возвращался вместе с ней. Через старый парк возле школы. Ленька волей-неволей озирался по сторонам.
Смотрят на них или нет? На деревьях вовсю горланили галки. Кружились, заслоняя вечернее небо, и дико кричали. Но вокруг, на земле, вроде никого рядом не было.
- А ты правда не боишься со мной ходить? - вдруг спросила Елка.
- Почему я должен бояться? - смутился Ленька.
- А потому, что у меня папа-то сидит. И из пионеров меня исключили. Вот!
- Как - сидит?
- Так и сидит, в тюрьме.
- За что?
- За картошку...
- Как - за картошку?!
- А я знаю? На суде говорили: за покушение на общественную собственность. А какое покушение, когда он картошку людям раздал? Мороз прихватил ее, а он и раздал... А ведь папа у меня в председателях ходил. Хозяином его все звали. Вот тебе и хозяин! Глупо, правда?
- Наверно, - согласился Ленька.
Еще через минуту он вспомнил:
- А почему ты говоришь: из пионеров исключили! Ты же носишь галстук!
Елка и правда все время ходила с пионерским галстуком. И сейчас, летом, когда галстуки никто из ребят не носил.
- И исключили! Даже галстук при всех на сборе сняли, - зло сказала Елка. - А я все равно ношу! Сама сшила себе и ношу! Пусть кто попробует отнять еще! И в комсомол буду вступать. Думаешь, не примут? Примут! Если хочешь знать, я даже Сталину об этом написала. И про папу. А он разберется! Вот!
...Иногда Ленька не видел ее по полдня. То сама прибегала к ним в избу чуть свет, то ждала на улице, у палисадника, а тут Ленька выходил нет ее. Странно!
Вот и сейчас вышел - нет.
Бабушка оказалась рядом.
- А ты пойди поищи ее...
- Кого, баб? - хмуро спросил Ленька, делая вид, что не понял.
- Да подружку свою, Елочку, - простодушно пояснила бабушка. - Ведь она хорошая у нас, Елочка. Не грех с ней дружить. Я смотрю порой на вас и радуюсь. Елочка - она такая, плохому тебя не научит... Трудолюбивая опять же...
- Я и не думал о ней вовсе, - пробурчал Ленька. - Я ребят просто жду...
- Ну, как знаешь, Ленек, - согласилась бабушка. - Смотри, сам большой. Я в бригаду побегу...
Ленькина бабушка, Александра Федоровна, как величали ее все в деревне, работала в колхозе. И, говорили, не хуже молодых. По трудодням многих обгоняла. Впрочем, она не была старой. Пятьдесят два - разве это возраст! Пожалуй, только для Леньки она была старой. И лет в четыре раза больше, чем ему, и просто - бабушка...
