Спиридон Вангели - Кукарека Иванович
Титирикэ же — куда ему деться! — вернулся домой и — «Кхы! кхы! кхы!» — с порога. Мать сразу лоб щупать:
— Батюшки! Да, никак, у тебя горло болит!
И тут же снимает с него на всякий случай сапоги, чтобы не убежал на улицу. У неё у самой-то, конечно, были дела в селе, вот она и унесла один сапог сына под мышкой.
Теперь Титирикэ сидел в доме, как безголосый сверчок за нетопленой печкой. С досады спрятал голову под подушку, чтобы ни одна муха не видела его. А как только согрелись уши, тут же зашевелилась мысль в голове.
Стал обуваться, нет одного сапога… Искал, искал — не нашёл, тогда сунул одну ногу в рукавицу, взял колокольчик — и за порог: хуп-хуп, дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! Хуп-хуп!..
Увидели люди, как Титирикэ бегает в одном сапоге по снегу, подумали, не случилось ли бог весть что. А он во двор к бабушке ворвался — без шапки, на одной ноге варежка. Дышит как паровоз, колокольчик заливается: дзинь-дзинь!
От всего этого старушка возьми да и вылези на крыльцо, а Титирикэ как закричит ей, будто она плохо слышит:
— Не будем рубить ёлку! Ни за что! Честное слово! Чтоб у меня язык отсох! Здесь её нарядим, с самой нижней ветки до самой верхней!
От таких слов ледяная старушка враз оттаяла. Глаза её засияли, словно в голове свет включили, а слова все до одного потеплели:
— Ну, что ж! — сказала она и провела рукой у него за ухом, вытряхивая снег. — Наряжать, так наряжать! Дело это хорошее. Да вот загвоздка: дочерей-то у меня две. Одну нарядишь, другая обидится…
— Ничего, бабушка, украсим обе, — говорит Титирикэ и начинает звонить изо всей колокольчиковой мочи у ворот: пусть вся школа приходит на двор к старушке с собачкой Кнопкой.
А тут и сама собачонка появилась. Бежит, подпрыгивая, по снегу и в зубах шапку Титирикэ тащит!
Изо всех домов высыпали дети на дорогу. Кто несёт в руках Снегурочку, кто серебряный орех. Нани, например, раздобыл где-то птицу со стеклянным клювом, а у Груи в руках два свежих калача, чтобы и они висели на ёлке.
Маленькая девочка в ботинках с трудом пробиралась через снег, неся в обнимку Деда Мороза. Ноги её вязли в сугробах. Хорошо придумали трое мальчишек, — от горшка два вершка, а сообразили, — один за другим стали они перед самым носом девчонки падать в снег, да так ловко, что за ними целая утрамбованная дорожка получилась, по которой девчушка легко прошла.
— Вот, Родика, ты и у ёлки! — сказал один из мальчишек, растирая озябший нос.
А что творилось на другой дороге!
Директор школы правил сразу двумя лошадьми, которые тянули сани, доверху нагруженные игрушками.
Вот и сам отец Титирикэ — принёс ему второй сапог. Тут же взял в руки лопату, чтобы дорожку расчистить к колодцу, потом начал дрова колоть.
А директор школы лестницу держит, по которой дети снуют как муравьи: наверх — осторожно, с игрушками, вниз — скатываются быстро.
Бабушка то в одно окно посмотрит, то в другое — наглядеться не может на весь этот праздник. Смущаясь, посмотрела на себя в зеркало: не в саже ли она… в такой-то день!
Когда стемнело, забеспокоились в Шишках: нет детей в избах. Матери то и дело бросают взгляды на окна, тревожатся, даже колядовать никто не идёт. Уже и мелочь приготовлена, и калачи на столе, а собаки на дворе молчат. Прислушаются — у соседей тоже колокольчика не слышно… Тихо кругом…
— Видно, придётся идти искать. — Мужчины выходят на дорогу и добираются по снегу до бабушкиного дома.
Все здесь! Только одного мальчика никак не мог найти отец. А потом разглядел, что он стоит на самой верхушке ёлки, чтобы раньше всех встретить Новый год!
И тут устроила детвора со своими отцами такой большой круг, что казалось, вокруг бабушкиного дома целый забор из людей выстроился.
А Титирикэ, конечно, в самом центре этого круга:
— Гей, гей! Принимайте гостей!
Не жалейте сластей!
Нам — орехов и конфет,
Вам — счастливых долгих лет!
Гей, гей! Гей, гей!.. Звони веселей!
Титирикэ осыпал колядками словно разноцветными конфетами, и ёлку, и дом, и бабушку с собачкой.
И вот начали хлопать вокруг дома кнуты, и зазвонили сразу восемьдесят колокольчиков — столько лет было бабушке. А когда кричали «гей-гей-й!» — слышно было и в соседних сёлах.
Звёзды в эту ночь не могли уснуть: сдувая облака, они с любопытством смотрели сверху со свечами в руках — сроду не видывали и не слыхивали они такого веселья в Шишках.
А бабушка?! Что бабушка? То она от переполнявшей её радости вырастала до небес, то становилась маленькой-маленькой, словно с порога дома в темноту светили два глаза — две звёздочки, которые то смеялись, то плакали, сами не зная отчего!..
Все праздновали! Все радовались! Только вот собачонка Кнопка, увидев столько народу, сбежала из дому.
— Дура ты, дура! — ругала её на следующий день бабушка. — Уйти из дому в такую ночь? Такое случается, может, раз в восемьдесят лет!..
