Тайны Чудесного леса. Пушистый ёж - Иван Сергеевич Бутаков
– Грибочки, – сделал вывод Борик, завидев над собой грозный вид отца, который вновь потирал голову.
Эта же история, но существенно видоизмененная была рассказана Герману, более менее подлинным до которого был донесен лишь финал, в котором отец сунул книгу Борику в руки и, взяв его за плечи прошептал:
– Сынок, нас может настигнуть экологическая катастрофа, и только ты в силах ее предотвратить. Пойди на улицу и понаблюдай все ли в порядке с природой. Не грозит ли нам засуха.
– Хорошо папа! – воскликнул ежик и, воодушевленный серьезностью задачи, убежал из дома. А отец тем временем, вздохнув с облегчением и забыв о всяком ремонте, упал на диван в комнате, чувствуя себя полностью истощенным, и тихо засопел.
Пока Борик измерял, насколько упала вода в ручье, Герман с любопытством разглядывал книгу, в которой помимо сухого скучного текста также были картинки. Одна из картинок очень удивила ежонка. Вся земля на ней была изображена белой, так же по всему рисунку были непонятные белые вкрапления, будто кто-то рассыпал на него муку. Глава книги после этого рисунка, называлась таинственным незнакомым Герману словом "снег". Он было собрался почитать, что это за снег то такой, но интерес быстро пропал, как только он вспомнил про свой первый урожай. Нельзя было медлить ни минуты, наверняка мама с папой уже дома, вот ведь они удивятся, когда увидят, что он сам вырастил, – подумал ежик, и лицо его озарилось широкой улыбкой.
– Ладно, Борик, мне пора! Надо еще маме с папой лимон показать, – начал было прощаться Герман, но тут одернулся и спросил:
– А вы с папой не зеленую ли краску искали?
– Зеленую. А откуда ты знаешь? – задумчиво поинтересовался Борик.
– А не те ли это банки с краской, что ты мне принес, когда мы стены покрасили? – иронично спросил ежик.
Борик ничего не ответил, насупился, горячо шлепнул себя ладонью в лоб, и медленно побрел домой, оставив книгу на бревнышке рядом с ручьем.
– Постой Борик! А как же книга? – крикнул вслед Герман, на что тот лишь махнул лапой, продолжая свой путь домой. Герман постоял еще пару минут, глядя ему вслед, потом пожав плечами, забрал книгу и побежал домой.
Первым и единственным, кто решился попробовать лимон первого урожая Германа, был папа. Стойко, сдержав слезы и обуздав перекосившееся лицо, он проглотил тропический фрукт и, похлопав сына по плечу, сказал:
– С первым тебя урожаем, сын. Думаю, теперь можешь просить повышения, пусть дедушка доверит тебе малину, например.
– Папа, малину растить, что пеньки колотить, много ума не надо, – ответил Герман, от чего отец удивленно посмотрел на сына. – Это так дедушка говорит, – тут же оправдался ежик.
– Молодец, сынок. Мы гордимся тобой, – вмешалась в разговор мама.
За столом Герман только и говорил, что о саде, полный впечатлений, он описывал чуть ли ни каждый день развития лимонного дерева, до момента появления первых плодов сегодняшним утром.
– Кажется, я знаю, кем хочу стать! – в эйфории сказал Герман. Все затихли, особенно папа. Взгляд его стал напряженным.
– И кем же? – спросил его брат Виктор.
Почувствовав некоторую перемену настроений, Герман слегка замялся и неуверенно промямлил: "садовником".
– Я думаю, мы это еще обсудим, – спокойно сказал отец, и слова его, как гром среди ясного неба, обрушились на ежонка. Не было слов разрушительнее, чем эти. Сколько раз он слышал их за свою жизнь, и все заканчивалось одинаково. Герман даже установил забавную закономерность – если взрослые говорят "мы это еще обсудим", значит все уже решено, и обсуждать, увы, больше нечего.
– Что же такого плохого быть садоводом? – раздосадовано спросил он.
– Понимаешь, дорогой, – начала оборону мама, – любая профессия должна приносить пользу…
– А садоводство – это вроде как хобби, – подключился папа, – прекрасное, не спорю, но которым ты не обеспечишь деревню.
– Но ведь кто-то должен дарить радость! – возмущенно отстаивал свои права ежик. – Если бы вы только видели, как в саду красиво.
– Вот именно, одной лишь красотой сыт и одет не будешь, – подметил отец. – Это только горькая правда, которую ты должен принять сынок.
– Но это не справедливо. Как же тогда заниматься, чем ты любишь, если то, что любишь, не является занятием? – сказав это, он вышел со стола и с горечью на сердце, едва сдерживая слезы, пошел в свою комнату.
Следующий день Германа тянулся необычайно долго. Мысли о собственной беспомощности перед несправедливостью жизни, ни на минуту не покидали его. Даже когда Вениамин в очередной раз искрометно пошутил в адрес Германа, вызывая смех большинства учеников, ежонок никак не отреагировал, от чего у обидчика взыграло самолюбие и он, так и не удостоенный внимания недруга, покраснел и утих.
Герману было все равно на глупые шутки и смех ежат вокруг, безразличны были и длинные лекции мистера Грибба об окружающем мире. Он сидел печальный, лишь изредка улыбаясь из вежливости Борику, который в попытках поднять настроение другу, строил всевозможные рожицы. Этот сад был настоящим открытием в жизни ежонка. За те пару месяцев работы в нем, он стал для него родным. Ежик умело обращался со всеми инструментами, знал все обо всех цветах и растениях в саду. Найдя свое призвание, очень больно с ним вот так попрощаться. Даже невозможно.
Дедушка Леонард, будучи опытным садоводом, умел читать настроение и эмоции своих подопечных. Он всегда знал, чего они хотят и когда. Он улавливал каждый шелест их листвы, по звуку которого он мог вычислить один единственный сухой лист в огромной зеленой гуще. Владея умением находить общий язык с окружающим миром, он совершенно не умел найти аналогичный с ежами.
Многие его боялись, за его грубую манеру общаться, другие терпеть не могли сварливого брюзгу, а третьим он был просто безразличен. И те и другие считали Леонарда выжившим из ума старым ежом, и предпочитали пойти в обход, если путь вел к неминуемой встречи с ним.
Каждый раз, когда ему, как и всем старым ежам, доставляли продукты, он обязательно находил повод, чтобы поорать и выругаться, как следует, заканчивая монолог словами, судя по всему любимыми: "Убирайся, и чтоб я тебя здесь больше не видел! Это частная
