Эрих Кестнер - Эмиль и трое близнецов
— Что нового? Так. Так. Очень хорошо. Да, текст плакатов пусть остается без изменений. Наше обращение появится завтра в газете. Устал? Я тоже. Ну, всего. Пароль «Эмиль».
— А что за плакаты? — спросил редактор. Профессор рассказал, в чем дело.
— Да это же образец солидарности! — воскликнул редактор с воодушевлением. — Кстати, твое обращение прекрасно написано. Ты кем хочешь быть, когда вырастешь?
— Еще не знаю. Когда я был маленький, я хотел стать строителем. Теперь уже нет. Теперь меня больше интересует расщепление атома и все про электроны. Я это еще толком не понимаю. Но, наверное, это великолепная профессия. Ну, а теперь мне пора.
Он встал и поблагодарил редактора.
— Рад был познакомиться, — сказал редактор и проводил Профессора до двери.
А в это время на пляже в Граале Густав и Вторник прикрепляли кнопками к черной доске, на которой обычно вывешивали разные объявления, первый плакат.
У доски остановилось несколько детей. Густав погудел клаксоном.
Дети бежали сюда со всего пляжа. Подошли и взрослые. Плакат у всех вызывал интерес. Вторник сказал Густаву: — Нам надо, наверное, что-нибудь сказать. Подними-ка меня.
Густав опустился на колени, Вторник забрался к нему на плечи. Когда Густав снова встал на ноги, воцарилась тишина.
— Уважаемая публика! — крикнул Вторник. — Мы приехали сюда, чтобы попросить у вас помощи. Конечно, не для себя. А для мальчишки, которому сейчас очень паршиво. Кое-что об этом вы узнаете из нашего плаката. Подробнее прочтете завтра в местной газете. Кто не умеет сам читать, путь попросит старших. Мы сегодня еще побываем на семи других пляжах и надеемся, что все ребята откликнутся на наш призыв. Мои друзья — это Эмиль и сыщики. Я говорю это, чтобы вы не подумали, что мы можем вас обмануть. Кое-кто, наверное, уже слышал о нас. Мальчик, у которого я сижу на плечах, — это Густав с клаксоном.
Густав поклонился, а Вторник при этом чуть не упал на песок.
— А ты, наверное, малыш Вторник? — спросила какая-то девочка. — Я угадала?
— Так точно. Но все это не так важно. Главное, чтобы мы собрали деньги для Джекки. А теперь нам надо ехать дальше. Густав, спусти меня.
— Погоди! — буркнул Густав. — Наконец и я что-то придумал. Слушайте все! — крикнул он громко. — Деньги, которые вы соберете, можете положить на сберкнижку!
— Пока! — крикнул Вторник. — До встречи в кино «Маяк». Пароль «Эмиль».
— Пароль «Эмиль»! — многоголосым хором ответили ему дети Грааля.
Мотоциклетка подпрыгивала на неровной лесной дороге. Густав гудел. Оставалось развесить еще семь плакатов с призывом помочь Джекки Байрону, вернее, Паульхену Пашульке.
Глава четырнадцатая
СЕРЬЁЗНЫЙ РАЗГОВОР
В среду путешественники вернулись из Дании в Корлсбюттель. Клотильда была бледна как смерть. Ее замучила морская болезнь, и она уверяла, что и сейчас еще земля колеблется у нее под ногами.
Выпив капли, которые ей дал советник, она тут же убежала на кухню.
Все оказалось там в идеальном порядке. Клотильда просто глазам своим не верила.
Советник спросил ребят, произошли ли в их отсутствие какие-нибудь интересные события. Мальчики хотели было рассказать об острове с пальмой, но вспомнили совет капитана и смущенно покачали головами.
— Я так и думал, — сказал советник и улыбнулся. — Твоя мать, Тео, в ночь на среду вдруг очень разволновалась: ей показалось, что вам грозит какая-то опасность. Вот лишние доказательства того, что все эти предчувствия — сущая ерунда.
Сыщики переглянулись, но благоразумно промолчали. Вторник взял свою пижаму, зубную щетку, поблагодарил за гостеприимство и отправился в пансион к родителям.
Потом Профессор рассказал отцу про их неудачную попытку заставить мистера Байрона вернуться и про их план помощи Джекки.
— Знаешь, Джекки ночевал сегодня у нас на раскладушке. Сейчас он пошел в гости к Гансу. Если вы с мамой не против, он пока поживет у нас.
Господин Хаберланд не возражал.
— Вы хорошо воспользовались своей самостоятельностью, — сказал он. Хоть снова уезжай за границу.
Ребята, конечно, опять почувствовали себя неловко.
— Иногда взрослые все же нужны, — сказал Густав, как всегда, необдуманно.
Мальчики перепугались. Эмиль наступил Густаву на ногу. Густав охнул.
— Что с тобой? — спросил советник.
— Живот заболел, — сказал Густав.
Советник тут же принес желудочные капли, и, хотя Густав был здоров как бык, ему пришлось, ни слова не говоря, выпить лекарство.
Ребята ехидно улыбались.
— Если тебе не станет лучше, я дам тебе через десять минут еще двадцать капель.
— Нет, нет! — закричал Густав. — Я уже в полном порядке.
— Это замечательное средство. — Советник был доволен. — Оно действует безотказно.
…После обеда пришел капитан. Все еще сидели за столом. Поздоровавшись, он вынул свежую газету и сказал:
— Ну, ребята, вот это размах! Ради этого Джекки вы подняли на ноги чуть ли не все побережье. Кстати, где он?
— У вашего племянника, — ответил Эмиль.
Все сгрудились над газетой. Только Профессор не двинулся с места, хотя ему до смерти хотелось посмотреть, как выглядит его призыв.
Потом капитан показал объявление, где говорилось, что Эмиль и сыщики будут в течение недели выступать в кино после каждого сеанса и что весь сбор первого дня пойдет в пользу Джекки Байрона.
Пони была в восторге.
— Какое мне надеть платье? — спросила она взволнованно. — А может, позвонить, чтобы прислали из Берлина мое новое?
— Неужели это может доставить тебе удовольствие?! — изумленно воскликнул Густав.
— Какой ужас! — сказал Профессор. — Нас будут разглядывать, как колбасу на витрине.
— Ничего не поделаешь, — сказал Эмиль. — Есть ради чего страдать.
Пони встала.
— Ты куда? — спросила бабушка.
— Позвоню домой насчет платья.
— И не думай! Садись на место! — приказала бабушка.
Она сокрушенно покачала головой. — Как глупы женщины!
— Верно, — сказал Густав. — Она уже считает себя великой артисткой. Гретой Гарбо!
— Идиот! — буркнула Пони.
Он сделал вид, что не слышал, и сказал:
— Если бы я был девчонкой, я бы с горя ушел в монастырь.
— А если бы я была мальчишкой, — ответила Пони, — я бы дала тебе по шее.
…Капитан пошел в гостиницу, чтобы поговорить с Джекки. Но мальчика в гостинице не оказалось. Капитану сказали, что он на теннисном корте. Там капитан его и нашел. Джекки бегал и подбирал укатившиеся мячи. Увидев капитана, он радостно окликнул его:
— Привет, капитан!
— Привет, Джекки. Я хочу с тобой поговорить.
— К сожалению, сейчас никак не могу! — крикнул Джекки, кидая игроку два мяча и подымая три других, укатившихся с корта. — Я, как видите, работаю. Пятьдесят пфеннигов в час. Надо же зарабатывать на хлеб, верно? Я вообще не люблю болтаться без дела.
— Понятно, — сказал капитан. — Когда ты освободишься?
— Ровно через час, если меня не задержат.
— Тогда приходи ко мне ровно через час, если тебя не задержат.
— Есть, капитан! — крикнул Джекки и снова кинул игроку два мяча.
— Жду! — крикнул в ответ капитан и зашагал домой.
Бабушка, Эмиль и Пони отправились погулять в лес.
Пони отстала — она собирала цветы.
— Ты регулярно пишешь маме? — спросила бабушка Эмиля.
— Конечно. Она мне тоже пишет через день.
Они сели на траву. На ветке березы раскачивалась золотистая овсянка. По дорожке деловито расхаживала цапля.
— Я ей тоже написала. Из Копенгагена, — сказала бабушка, глядя на майского жука, который медленно расправил крылья и улетел. — Скажи, тебе нравится старшина Йешке, мой мальчик?
Эмиль испуганно поднял глаза.
— Разве ты об этом знаешь?
— Ты, может быть, недоволен, что моя дочь спрашивает моего совета, выходить ли ей снова замуж?
— Уже давно решено, что они поженятся.
— Ничего не решено, — возразила бабушка. — Ничего не решено.
Прибежала Пони, показала свой букет и крикнула:
— Я, кажется, хочу стать садовницей.
— Я согласна, я согласна, чтобы ты стала садовницей. На прошлой неделе ты хотела стать медсестрой. Две недели назад — фармацевтом. Продолжай в том же духе, продолжай в том же духе. Вот только если скажешь, что будешь пожарником, я тебе не поверю.
— Трудно найти себе профессию по душе, — сказала Пони. — Если бы у меня было много денег, я купила бы самолет и стала летчицей.
— А если бы у твоей бабушки были колеса, она была бы автобусом, сказала бабушка. — А теперь неси цветы домой и поставь их в воду. Иди, прекрасная садовница.
Пони не хотела уходить.
— Иди, иди, у нас с Эмилем серьезный разговор.
— Я обожаю серьезные разговоры, — сказала Пони.
