Святослав Сахарнов - Рассказы и сказки
Я взял фотоаппарат, и мы с ним двинулись в путь.
Когда пришли, я очень удивился: что это за цирк? Крыши нет, места под открытым небом. Посередине вместо манежа круглый бассейн. В нём вода.
Посмотрел я на воду и подумал: а как же будут падать клоуны? Ведь в цирках они всегда падают. Неужто в воду? Ну для чего это нужно!
Я даже слегка расстроился.
Заиграла музыка, и представление началось.
Из небольшого канала в бассейн въехал плотик. На нём стояла девочка в белом платье и сидела собака. Ремни от плотика шли прямо в воду. В упряжке неторопливо плыл дельфин.
Вот так раз!
Я обрадовался, что попал в такой морской цирк. Девочка на плоту сделала круг вдоль стенки бассейна, и дельфин увёз её назад в канал.
Потом стали выступать акробаты. Два дельфина-белобочки. Они по команде выпрыгивали из воды и летели по воздуху, как связанные верёвочкой. "Оп! Оп!" Над водой опустили кольцо, и дельфины начали прыгать через него.
Затем над бассейном наклонили доску. На конце её стал человек. В руках у него была миска с рыбой. Дельфины выскакивали из воды и брали рыбу у человека прямо из рук.
Я не выдержал и захлопал.
- Артисты, - сказал помощник капитана. - Ещё клоуна бы сюда!
Между тем бассейн приготовили для игры. Я сразу угадал какой. По краям поставили щиты с кольцами. Под каждым кольцом верёвочная корзина. Баскетбол.
Две команды - животные в красных и животные в синих шапочках приготовились. Судья свистнул в свисток и бросил на середину бассейна белый мяч.
Первый же дельфин подцепил носом мяч да как швырнёт его! Мяч подхватил второй... третий... Мяч закрутился и подплыл под щит. Тогда дельфин в красной шапочке цап его, подскочил вверх и прямо в кольцо - гол!
Брызги летели на публику дождём.
- Шайбу! - крикнул я.
И тут я увидел, что к краю бассейна подбирается человек в тёмном костюме и в шляпе. В такую-то жару!
Человек подошёл к краю бассейна и стал делать вид, что он очень увлечён игрой. Он наклонялся над краем, наклонялся и наконец - бултых! полетел в воду.
Клоун! Я сразу понял, что это клоун. Подставное лицо.
Мне стало не по себе. Я встал, чтобы уйти. Но прежде решил сфотографировать на память дельфинов.
Подошёл к самой воде.
Дельфины носились, как торпеды. Белый мяч с плеском скакал по коротким волнам. Бросок - и он опять в корзине.
Видно, мой аппарат был плохо привинчен к футляру. Когда я наклонился вперёд и начал прицеливаться, я почувствовал, что футляр пуст.
Я не видел, долетел мой аппарат до воды или нет. Я видел только, как подо мной метнулось чёрно-жёлтое тело и замерло. Бурля хвостом, у стенки бассейна стоял, наполовину высунувшись из воды, дельфин-афалина. В пасти он держал мой аппарат. Ему было трудно стоять, и он всё время косил в мою сторону блестящим добрым глазом.
Я протянул руку и взял аппарат. В публике захлопали. Должно быть, меня приняли тоже за подставное лицо. За клоуна.
Но я не ушёл.
Я вернулся на место и сидел до конца этого удивительного представления.
Г О Р О Д О С Ь М И Н О Г О В
Одному кинооператору нужно было снять под водой фильм. Фильм об осьминогах.
Он приехал в приморский город, и там местные рыбаки послали его на пляж, который начинался сразу же за последними домами.
"Где песок, там много света, - подумал оператор. - Неужели там будут жить эти сумеречные животные? И потом, во всех книгах пишется, что осьминоги любят скалы и прячутся днём в расселинах. Странно, очень странно..."
Но всё же он взял подводную кинокамеру и отправился за город. Пришёл на пляж, надел свой акваланг, взял камеру и полез в воду.
Плывёт. Внизу песок. Светлый, почти белый.
"Где же осьминоги?"
Осьминогов не было. Вместо них по песку бродили маленькие рачки-отшельники. Каждый нёс на себе домик-раковину. Когда на рачка падала тень от плывущего человека, он останавливался, поджимал лапки и валился вместе с раковиной набок.
Попались и две пятнистые камбалы. Одна метнулась в сторону, ударилась о песок и стала ждать, пока песок, оседая, засыплет её.
Вторая решила закопаться сама, легла на дно и, мелко-мелко перебирая плавниками, забросала себя.
Больше никакой живности тут не было. Крупные размытые пятна - тени облаков - бродили по дну. Виднелись полузасыпанные песком камни. Они лежали один в стороне от другого, и возле каждого почему-то валялись обломки раковин.
Около одного камня оператор на всякий случай нырнул. Камень как камень. На макушке пучок водорослей. Около камня - раковины.
Отбросил оператор одну раковину в сторону и поплыл дальше.
Так он искал целый час, но не смог увидеть ни одного осьминога.
"А говорили - их тут полно!" Оператор вздохнул, забросил за спину кинокамеру и повернул назад к берегу.
Плывёт. Под ним медленно движется дно. Вот и тот самый камень с пучком водорослей. Вот и раковина... Э-э, а кто это подтащил её назад к камню?
"Тут дело нечисто!"
Решил так оператор и нырнул ещё раз. Лёг на дно, приблизил маску к самому камню, заглянул под него. А камень-то приподнят! Под ним - щель. В щели - два глаза. Смотрят на человека, не мигают.
Сунул человек руку под камень, а в щели что-то мягкое, скользкое, живое. Отдёрнул. Тогда из-под камня щупальце высунулось, обхватило горсть раковин и подвинуло их ближе к щели. Закрыло вход!
Тут человек и понял, что под камнем - осьминожий дом, а раковины остатки осьминожьих обедов и ужинов.
Перебрался оператор ко второму камню. И под ним - осьминог. К третьему - и там. Выгнал он одного, включил кинокамеру и поплыл следом за животным.
Удирает осьминог. Раздувает и сокращает тело, размахивает из стороны в сторону плетью-щупальцами. Человек - следом. Плывёт, камеру около глаз держит. Света над песчаным дном много, так и лучится песок, так и играет свет на голубоватом зыбком животном.
Хорошие получаются кадры!
Верно говорили - полно здесь осьминогов. Целый город.
П О Д Б И Т А Я Ч А Й К А
Мы с приятелем шли по берегу моря. Вдруг видим: впереди на гальке сидит крупная серая птица. Она сидела, тесно прижимаясь к камням и втянув голову в плечи, как человек, которому холодно. Увидя нас, птица привстала.
- Глянь-ка, подранок! - сказал мой приятель. - Давай поймаем?
Птица - это была чайка-моевка - сделала несколько неуклюжих прыжков и с размаху тяжело плюхнулась в воду. Я заметил, что, когда она прыгала, крыло её волочилось отдельно, сзади, как будто привязанное на верёвочке.
Чайка поплыла от берега. Она плыла, а серый лоскут крыла тянулся позади неё.
- Здорово ей саданули! - сказал приятель. - А ведь охота здесь запрещена!
Я промолчал. Чайка выплыла на солнечную дорожку и закачалась на ней изогнутой чёрной лодочкой.
Мы ушли. Мы вернулись в избушку к рыбакам-ненцам, у которых остановились на день-два.
- Чайка? С перебитым крылом? - переспросил меня Гриша Ардеев, один из рыбаков. - С весны ходит. Приезжий один ранил. Как человек или песец идут - она в воду. Косатка плывёт - она на берег. Лето выживет.
- А зимой?
Гриша не ответил.
На другой день мы отправились ловить чайку. Мы решили забрать её с собой в Ленинград. Я пошёл по берегу, а приятель, взяв у рыбаков лодку-карбас, поплыл следом.
Чайка была на месте. Только на этот раз она не сидела в камнях, а бродила у воды и выклёвывала из прелых водорослей рачков. Заметив меня, она сошла в воду, и, когда послышался скрип уключин, попробовала нырнуть. Сухое крыло, как поплавок, удержало её. Тогда птица повернула и снова очутилась на берегу.
Скользя по круглым, обкатанным водою камням я поспешил к ней. Чайка завертела головой и тяжело побежала к подножию обрыва, который поднимался над галечным пляжем.
Крутая стена сырой глины шла вверх ровно, без уступов, и только кое-где из неё торчали кривые корни мёртвых деревьев.
Чайка стала карабкаться вверх. Я полез следом. Лез, лез. Как вдруг сырая глина подалась, оставляя за собой две блестящие канавки, я съехал вниз.
О берег стукнул носом карбас. Я повернулся к приятелю.
- Знаешь что? - сказал я ему. - Оставим её здесь. Как её везти, как кормить? Рыбы не напасёшься.
- Давай хотя бы поймаем её и отрежем сухое крыло. Всё ей легче будет.
- Давай.
Чайка сидела высоко под сухим чёрным корневищем и смотрела на нас красным раненым глазом.
Мы полезли вдвоём.
Я уже протянул руку, чтобы взять её, как вдруг чайка с криком вывалилась из укрытия и, ударяя живым крылом по глине, покатилась вниз.
Она дождалась, когда мы слезем, и снова вскарабкалась на обрыв. Ей было очень трудно: испачканное глиной крыло отяжелело, но птица упорно волочила его.
- Полезем ещё? - спросил я.
- Не поймать её нам! - сказал приятель.
Чаячий глаз, как огонёк, горел вверху. Распластав одно крыло, тесно прижимаясь грудью к земле, птица внимательно смотрела на нас.
- Разве ты не видишь? - сказал я. - Она лучше умрёт, но не пойдёт к нам в руки.
