Владимир Васильев - С тобой все ясно (дневник Эдика Градова)

- Зачем шуметь? - обрадованно отозвался Бо^ря. - Мы побалдеем втихую. Я и бутылочку на такой случай припас. Из своих кровных. Путем?

- Не путем, - отрезал Андрей. - Ехал бы тогда к морю и солнышку.

- Ну что тут такого? - пытался спорить Матюшин, обращаясь ко мне. - Что тут такого?

- А то тут такого! - Я рассвирепел. - То, что некоторые подонки нахлещутся всякой мерзости, а потом от Вечного огня прикуривают.

- Какие подонки, что ты несешь? - Боря вскочил, сжал кулаки. - Ты кого имеешь в виду?

- Успокойся, сынок, - тихо ответил я. - Себя имею в виду. Себя.

Не знаю почему, но я рассказал им про первое декабря. Все-все. Про Вия, Минуса, компанию. Не жалея себя. И как коньяку хлебнул, как лампочки бил, над священным местом надругался, девчонку насмерть перепугал... И странно, только рассказав все это, я почувствовал, что теперь оно меня не давит, что только теперь первое декабря умерло навсегда и уже не вернется.

- Пойду вылью добро. - Матюшин вздохнул, вышел и, вернувшись, засунул пустую бутылку поглубже в сумку. - Все. Завязал я с этим делом. Как ты, Град, с курением. Да если честно, то я и не притрагивался с тех пор, помнишь? Нас с отцом мачеха в такой оборот взяла. Хочет из нас людей сделать.

- Ложись посередине, тут теплее. - Мы с Андреем раздвинулись, а потом все трое, закутавшись в спальники, покрепче прижались друг к другу. Очень скоро мы согрелись. Молчали, но чувствовали, что никто не спит.

- А у молодогвардейцев не было недостатков? - в тишине спросил Боря.

- Я думал, у нас только Град мастер задавать дурацкие вопросы, съязвил Андрей. И, помолчав, продолжил: - Наверное, были недостатки, как у всех людей. Но мне это неинтересно. Это второстепенные художественные подробности. Я вижу, что у них было главное, без чего нельзя жить, ясность. Кто друг, кто враг. Помните, как Женьшень сказал: "Идейность высшая ясность". Вот это у них было.

- А у нас разве нет? - спросил Боря. - Зачем мы живем?

Зачем мы живем? Клуб "Спорщик" с факультатива переместился за тысячу верст. Не помню точно, кто что говорил, но спорили мы до утра. Не только мы трое. Все время казалось, что и те ребята смотрят на нас... Есть, кажется, такое слово "испытующе". Никогда его не употреблял. Но они именно испытывали нас. Как живем? Зачем живем?

Они все почти погибли. Соратники наших дедушек - наши ровесники. Тому же Олегу Кошевому было всего шестнадцать лет. Как и Степе Сафонову, который погиб в бою. Неполных шестнадцать было Тоне Мащенко, которая училась в этой школе. Фашисты даже пулю пожалели, столкнули ее живую в шурф шахты. Тоне оставалось две недели до шестнадцатилетия. Две недели, как мне сейчас, когда я пишу эти слова.

Так жить или "балдеть"?

Так ли живем?

Перед рассветом Андрей сказал: "Дадим клятву".

Мы долго подыскивали слова, отбирали самые главные.

И все было не то. Все слова были слишком высокими для наших дел. А дела наши казались такими маленькими для настоящих высоких слов, какими клялись молодогвардейцы. Наверное, дела наши впереди. И они подскажут нам те слова, до которых надо еще дорасти.

Но дорасти надо - в этом никто из нас не сомневался.

Клятва наша была короткой, всего девятнадцать слов.

И каждый должен был добавить к ним еще два - свое имя и фамилию.

Утром у музея "Молодая гвардия" мы встретили Нину.

- Привет партизанам! Как спалось?

У нее снова была экскурсия по школе, а мы вошли в высокое белое здание, похожее на строгий и торжественный мавзолей, - музей "Молодая гвардия". Я слушал экскурсовода, узнавал знакомые имена и лица на стендах и почему-то ждал встречи с Владимиром Куликовым. Меня поразила его фотография мальчик с чубчиком на лбу! Наверное, меня сбило с толку то, что взрослый мужчина сказал о нем "мой дядя". А дяде не было шестнадцати!

Сначала мы хотели дать пашу клятву у братской могилы молодогвардейцев, рядом с музеем, у Вечного огня. Но весь день тут были люди, стояли в почетном карауле пионеры и комсомольцы, склоняли седые головы ветераны.

А с полудня завеялась поземка и очень быстро разыгралась в настоящую метель. Рано стало темнеть. Мы бродили по новому Краснодону, выспрашивали у местных жителей, где была "черная биржа", где застенки, в которых пытали молодогвардейцев. Постояли у домика, где жили Кошевые и собирался штаб подполья.

Ветер свистел и сек лицо колким снегом, но народу у Вечного огня не убывало.

Мы решили идти к шурфу шахты № 5. Обстоятельный Боря еще вчера попросил Нину нарисовать план города, и сейчас, спрятавшись за углом дома от пронизывающего ветра, мы отщипывали по кусочку от буханки хлеба и старались разобраться в этих квадратиках и стрелках.

- А тогда, в сорок втором, они хлеб, наверное, по карточкам получали? вслух подумал я, отрывая себе горбушку.

- Какие карточки в оккупации! Голодали, как все, - ответил Андрей, всматриваясь в схему. - Нам вот сюда надо, видите...

Боря подержал на ладони оставшийся ломоть хлеба и честно разделил его на три равные части. Билеты на обратный путь съели последние рубли, а мелочь могла еще понадобиться.

Там и было-то километра три, но мы добирались больше часа.

На окраине ветер бесновался еще пуще. Мы почувствовали, что одеты легко, по-южному. Я уже подумал, не вернуться ли нам, но Андрей крикнул, хватая нас за руки:

- Такая пурга была и в январе сорок третьего, когда их тут казнили!

И мы пошли дальше, пробиваясь через сугробы. Тяжело было, как в тот день, когда впервые разгружали полувагон песка и "зачищали габарит". Но мы упрямо продвигались вперед. Вдруг ветер стал стихать. В белой кутерьме снежинок возникла горбатая спина высокого террикона, у подножия которого мы вскоре обнаружили закрытый стальными прутьями пятидесятиметровый колодец - шурф шахты № 5. Рассказывают, что из этой бездонной могилы три дня и три ночи неслись стоны. Чтобы скрыть следы преступления, фашисты бросали в провал камни, гранаты, спустили вагонетку...

На край шурфа мы положили свои комсомольские билеты.

- Я, Андреи Босов, вступая на священную краснодонскую землю, политую кровью "Молодой гвардии".

ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ БЫТЬ ДОСТОЙНЫМ ДЕЛА И ПАМЯТИ ПАВШИХ БОРЦОВ.

Я, Борис Матюшин, ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ...

Я, Эдуард Градов, ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ...

Когда мы возвращались из Краснодона, ребята спали в самолете. Очень утомились. А я думал: "И поездка наша счастье, и домой лететь счастье. Какое оно разное! Вопли, восторг, шейк - одно. Пустота, когда зачищен "габарит" и нет сил пошевелиться, - другое.

И вот теперь совсем иное счастье - встреча с Краснодоном, когда мертвые стали живыми, совсем рядом с нами Олег, Ваня, Сережа, Люба, Уля, Володя...

Любочка пригласила нас на комитет. Мы рассказали о поездке. Не о себе, конечно, - о "Молодой гвардии".

- Еще мы просим комитет, - неожиданно сказал Андрей, - утвердить за нами комсомольские поручения.

Я хочу работать в редколлегии общешкольной стенгазеты. Градов вступает в вожатский отряд. Матюшин желает, чтобы его направили... Борис, я забыл, ты чего желаешь?

- Я? - Боря был настолько изумлен, что даже ресницами не хлопал. - Я еще не решил... Хотя можно попробовать... что-нибудь с гитарами... Школьный эстрадный ансамбль, а?

- Вот-вот. Что-нибудь с гитарами, - подтверди, Андрей.

Никто не стал возражать.

- Поздравляю вас с новым вожатым! - звонко и радостно произнесла Любочка.

- Не надо нам больше вожатых! - тут же воскликнула девочка с первой парты, гневно тряхнув косичками. - Не надо, обойдемся! Они появляются, берут списки, все расспрашивают и пропадают...

- Этот не пропадет, - уверенно возразил Федя. - Забыла, как он спасал вас от наших снежков? (Честно говоря, я и сам не сразу вспомнил. Это ж было еще в начале зимы, после нашего Урока Снега!)

- Удивляюсь тебе, Антропкина. - Любочка пожала плечами. - Человек пришел к вам добровольцем,...

И потом, если председатель такой негостеприимный, то что же тогда отряд?

- Пусть она за всех не выступает!

- Мы Эдика еще с первого снега знаем!

Вдруг Томка стала хохотать на весь класс. Не знаю, что ее рассмешило. Последнее время с ней такое бывает. Смех без причины - признак Тамары Градовой.

- Тебе смешинка в рот попала? - участливо спросила Любочка и протянула ладошку. - А ну выплюнь, покажи хоть, какая она, смешинка?

Томка удивилась и замолкла.

- Давайте покажем вашему вожатому, - предложила Любочка, - как ему повезло. Он же попал в отряд талантливых людей. Так и Евгений Евгеньевич про вас говорит. Ну, согласны?

И в честь нашей встречи был дан концерт художественной самодеятельности! Школа-то готовится к смотру.

Еще мне пришла записка: "Эдик, а мы заведем в классе живой уголок? Света".

Это мне паспорт и за Володю Куликова. Я так решил еще тогда, в Краснодоне, стоя у Вечного огня.

На братской могиле в мраморе выбито его имя:

КУЛИКОВ В. Т. (1927-1943).

Нина подробно о нем рассказывала. В музее я видел его листовки-плакаты.