Геннадий Михасенко - Неугомонные бездельники
Некоторое время мы осматривали друг друга молча. Юрка был злой, Блин улыбался, поочередно ощупывая нас взглядом, и наконец, вроде бы уточняя, сказал:
- Они, значит?
- Они, - подтвердил Юрка. - Только вон того не было, Борьки.
- Кто Борька? - спросил Блин.
- Вроде я, - ответил Борька.
- Ну ты, Боря, иди погуляй. - И вежливым жестом Блин предложил ему все четыре стороны.
- Я не люблю одиночество, - сказал Борька.
- Иди-иди, мы тут поговорим, - торопил его Блин.
- Ничего, я останусь и тоже послушаю. Вдруг что интересное.
- Ага, ну оставайся, - любезно разрешил плоскоголовый. - Итак, товарищи, собрание нашего детского сада считаю открытым. Шик модерн. Слово имеет кто?.. Слово имею я! - Как-то забавно выкидывая ноги в бок и чуть приседая при этом, он подошел к нам вплотную и спросил у Славки: - Ну, что, мымра с булками?
- Ничего, мымра в кепке, - ответил Славка.
- Ха, веселый парень! - Блин усмехнулся, распахнув рот от уха до уха - прямо как из арбуза ломоть выхватили. - Ты мне нравишься, мальчик! Шик модерн!
- А ты мне не очень, - признался Славка, - так что лучше вам убраться подобру-поздорову.
- Но-о, - протянул плоскоголовый.
- Только у меня вопрос есть, - вмешался Борька. - Где ты взял такую хитрую голову, и нормально ли она работает?
- А-а, да они все тут весельчаки! - воскликнул вожак. - Что ж ты меня, Юрок, не предупредил! Я бы гитару взял, спели бы вместе! Бум-ля-ля! Бум! - заголосил он, ударяя по струнам воображаемой гитары.
Шел первый тайм нашей встречи, психологический, и нужно было не подкачать. Славкина и Борькина невозмутимость взбодрили меня, и я сказал:
- Пой-пой! Еще не так запоете, когда вас за огород милиция сцапает!
Блин выпустил воображаемую гитару и, резко дернув ко мне головой, спросил:
- За какой это огород?
- Не представляйся! Юрка нам все выложил! - нахально уличил я, поражаясь своею прытью.
- Врет он, Блин! - испуганно крикнул Юрка. - Ничего я им не рассказывал!.. Ты что, Гусина, брешешь! У нас алиби! Славка вон сам говорил!
Блин, вобрав в плечи и без того бесшеюю голову, повысил, наконец, голос:
- Ну вот что, молодчики, собрание считаю закрытым! Шик модер. Все!.. Где камеры?.. Чтоб здесь были сей момент! Иначе мы вас вот тут, в палисаднике, и похороним, ясно? - Я вдруг подумал, что Блин сейчас вытащит нож, и заранее ужаснулся, но он просто указал на Славку. - Ты, с булками, останешься заложником, остальные - брысь! - за камерами! - Он фыркнул и как будто брызнул на нас водой с пальцев.
Начался второй тайм.
- Кто заложник, я? - спросил удивленный Славка.
- Да.
- Ох, и клоун же ты марсианский, - сказал Славка и даже с сожалением покачал головой.
Блина как будто ошпарило.
- Что? А ну повтори! - потребовал он тихо и грозно, надвинув кепку на глаза. - Повтори!
Противники подтянулись к своему главарю. Напряглись и мы.
- Марсианский клоун, - спокойно повторил Славка.
Блин быстро вскинул руку и щелкнул Славку по носу. Славка вздрогнул, и я увидел, как из-за ворота его рубахи, по шее, хлынул, затопляя лицо, румянец. Славка точным движением, не глядя, повесил сетку с двумя булками хлеба на планку забора и...
Я уже после, детально разбирая драку, восстановил все по порядку.
Освободившись от сетки, Славка цепко схватил Блина за голову и приложился к ней своим чугунным черепом. Блин медленно, точно проткнутая камера, стал оседать и, наконец, закрыв глаза, свалился на бок, головой к забору. Противники опешили только на миг, в следующий миг они уже прыгнули на нас. Один сразу ударил кулаком Славке в лицо. Второй целил в меня, но запнувшись о подставленную Борькой ногу, плюхнулся носом в пыль, и Борька тут же сел на него верхом. Юрка растерянно бегал глазами по сторонам, не зная, бросаться на своих или нет - что-то, видно, мешало ему окончательно предать нас. Меня вдруг разобрала ярость, и, стиснув кулаки, я двинулся на него, шепча: "Ну, скотинка!.." Выставив руки назад, Юрка попятился-попятился и - шурк! - в ворота. Я хотел кинуться следом, но позади кто-то вскрикнул. Я обернулся - тому типу, на земле, Борька скручивал руки за спиной. А Славке приходилось худо. Высокий тощий пацан вертелся вокруг него, сильно и ловко молотя кулаками, но сам увиливая от Славкиных объятий. Я было кинулся на помощь, но в это время у забора шевельнулся плоскоголовый. Он сел, оглядел поле битвы и начал подниматься. Будь я привычен к дракам, я бы расправился с сидящим Блином собственными руками, но ударить человека рукой оказалось свыше моих сил. Я подскочил к забору, сорвал сетку с хлебом и, размахнувшись, трахнул вожака булками по башке. Он опять обмяк и опять упал на бок, точно попав головой в кепку, свалившуюся при первом падении. В этот момент осаждавший Славку ловкач оказался ко мне задом. Долго не раздумывая, я и этого оглушил хлебом. Он пошатнулся и тотчас очутился в Славкиных тисках. Два удара головой по плечам, и этот попрыгунчик был готов - руки его обвисли, как у самодельной куклы. Взвыв от боли, он метнулся к забору и так и покатился по нему, в вертикальном положении, свернул за угол и побежал.
Что бы мы делали с поверженным врагом: добивали бы его или бросили так - неизвестно, только из ворот неожиданно вырвался запыхавшийся Лазорский, в своей неизменной кепке, и загремел на всю улицу:
- Кудыкин, Афонин, что это вы тут, а?.. Чупрыгин, кого ты там душишь, а ну отпусти. - Он оторвал Борьку от его жертвы, поставил на ноги бедного пацана, с разбитым носом, с опухшими губами, и толкнул его в спину. Иди-иди, милый, нечего тут разлеживаться!.. Нам только и не хватает, что кто бы кого убил... Э-э! Э-э! - тревожно затеребил управдом бесчувственного атамана за удобно торчавшее ухо. Блин открыл глаза и сел. - Жив? Слава богу. А ну-ка марш отсюда!
Не знаю, за кого принял Блин Лазорского, но он вдруг сделал в сторону какой-то жабий прыжок, пробежал метра два на четвереньках, потом вскочил и без оглядки чесанул палисадником прочь, оставив дам трофей - свою кепку.
Тут управдом насел на нас.
- Вы что же - уголовщину разводить?
- Это не мы, Степан Ерофеевич, - оказал я. - На нас самих напали.
- Ты мне брось, Кудыкин, - напали!.. Вижу, как напали: целехоньки, а те - вповалку... Бобкин прибегает, наших бьют, кричит! Где? У вторых ворот. Я бегом, старый дурак... Уф, переполошили, черти! - Степан Ерофеевич снял кепку, вытер платком лицо, шею и улыбнулся. - Хорошо хоть, что не вас, а вы побили. Значит, есть кому двор защищать, а то бы совсем хана: огороды рушат, детей бьют... Уф, кто хоть такие? - успокоенно спросил он.
- Да тут одни, - уклончиво ответил я.
- Понятно... Но чтобы больше - ни-ни, слышь, Кудыкин?
- А я-то что?.. Вечно - Кудыкин-Кудыкин!
- Я всем. Слышь, Афонин, чтоб ни-ни!
- Как придется, Степан Ерофеевич, - задиристо ответил Славка, ощупывая скулу.
- Без всяких придется!.. Чупрыгин, и ты, душитель, тоже смотри!.. Ступайте.
Лазорский поднял кепку Блина, отряхнул ее, повесил на заборную планку и, что-то бормоча себе под нос, не спеша двинулся вдоль палисадника, оглядывая ставни, наличники и карнизы.
А мы свернули во двор и точно с чего-то шаткого, ненадежного ступили на верную твердь.
- Заметно? - спросил Славка, показывая на фиолетовый подтек под глазом.
- Маленько, - успокоил я. - Рассосется, зато у Блина, наверно, шишки на всю жизнь. Здорово ты его долбанул, молодец. Цены, Славк, нет твоей голове. Нет, серьезно.
- Да и ты хорош, - сказал Борька. - Смотрю, бац! - одного булками, бац! - другого!
- Ты, Боб, тоже не растерялся, - довольно простучал Славка. - Ехал, как на коньке-горбунке!.. А то, ишь ты, разошлись: камеры им подавай, заложника выбрали!.. Я им дам заложника!
Копившееся в нас торжество прорвалось, наконец, таким безудержным смехом, какого я не помнил до сих пор. Борька так и переломился в поясе и мотался из стороны в сторону, пританцовывая. Славка гоготал почему-то в кулак, а меня то вперед несло, то откидывало назад. Как пьяные, мы добрели до Славкиного крыльца и устало бухнулись на ступеньки, утирая слезы.
Борька вдруг сказал:
- А спорим, что эти мымры будут мстить.
- Мстить? - переспросил я.
- Конечно... Кровь за кровь!
- А что, может быть, - согласился Славка. Да и камеры они так не оставят.
- И камеры, - подхватил Борька, Эх, хорошо бы иметь раздвижные плечи!.. Увидел бы какую мымру раз! - и Гулливер!
- Или бы надувные кулаки, добавил я. Чуть чего - ш-ш-ш! - и вот такие двухпудовки! А ну, подходи!
Славка усмехнулся:
- Ничего, наши кулаки и без надувания не подведут Расчихвостили голубчиков и еще расчихвостим, если поле зут.
- Полезут, - уверил Борька. - Иду на спор!
Мы молчали, окончательно успокаиваясь, а потом рассудили, что если так, если Блины в самом деле начнут мстить, то наша вражда надолго и всерьез, поэтому спасение одно: всегда держаться вместе, кулаком, и - ни черт, ни дьявол не страшен. А вернется из лагеря Генка, нас будет тоже четверо. Пусть Генка не ахти какой боец, но в нем есть уверенность, тихая, но упрямая, а что толку от Юрки-горлодера: орал-орал, а прижало - утек жаловаться, хотя стой-стой, не жаловаться он утек, а чужими руками спасать своих бандюг: он же видел, что Блин контужен, что второй - на земле, вот и кинулся, а будь каюк нам - сам бы добавил, гаденыш! Нет, Генка по сравнению с ним - золото! А уж четверо на четверо - посмотрим, чья возьмет!.. Я хотел было спросить, кто же у нас будет главным, раз там есть атаман, но понял, что спрашивать не надо - они наверняка скажут: ты, а я чувствовал, что Славка тут первее. И это, признаться, задевало меня за живое.
