Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова
Каждый из нас мог помочь. Наше бездействие оказалось губительным».
— Джек? Все хорошо? — миссис Робертсон хотела было подойти к парню, но тот сдавленно прошипел:
— Да, я просто… Задумался немного.
Наконец, пришло время открыть глаза. Дауни понял это, когда уперся в деревянную стенку, и чуть было не закричал от охватившего его ужаса. Посмотреть в глаза своему страху. Что может быть проще?
Не показывай себя трусом, Джеки, ты выглядишь очень смешно, зажмурившись посреди кладбищенского пустыря перед мертвой девочкой. Чего ты так сильно боишься? Она ведь не схватит тебя за запястье своими коротенькими пальчиками, не вцепится в шею, когда ты к ней наклонишься… Или тебя беспокоит нечто другое? К примеру, упрек в ее чистом и наивном лице, незаметный для всех, но для тебя явно видимый? А может…
Может ты внезапно понял, что все любимые тебе люди должны страдать, а затем рано прощаться с жизнью? Это ли не твое проклятие?
Невероятными усилиями он приоткрыл один, а затем и второй глаз, и не смог больше пошевелиться. Рэйчел…
Перед ним была она — такая, какой ее видел каждый из уже подошедших гостей — кукольная и умиротворенная девочка. Кружевное белое платьице, делающее ее похожей на детскую игрушку, аккуратные черные туфельки и сложенные на застывшей груди ладошки все равно не могли соперничать с самым главным, тем, что бросало в дрожь и чего так сильно боялся увидеть Джек. Ее лицо.
Тонкая бледная полоска чуть подкрашенных губ, закрытые глаза, на ресницах которых остались маленькие комочки туши… Кожа в свою очередь была обильно напудрена и смазана чем-то блестящим и липким на вид — веснушки также скрылись под толстым слоем косметики, из-за чего Рэйчел и выглядела заснувшей куклой. Казалось, подуешь слегка — и с нее слетит этот странный неуместный грим, открывая миру окровавленное лицо и распахнувшиеся в ужасе глаза перед роковой встречей с ледяной землей. И нажмешь на кнопочку где-то на уровне спины — и девочка посмотрит на тебя удивленно, пару раз моргнет непомерно большими глазками, а после выдаст из себя тихое, но жалобное: «Мама…»
Все же оторвавшись от умиротворенного выражения Робертсон и взяв кое-как себя в руки, Дауни неловко кашлянул и перевел взгляд на подгоняемые ветром тучи. Было уже начало января, а долгожданный снег так и не высыпал из пушистых облаков. Стоя перед гробом, Джек еще сильнее ощущал эту давящую тишину природы, нарушаемую легким подвыванием холодного ветра.
«Говорят, мы вырастаем и сами несем ответственность за свои действия и решения. Поначалу это, словно огромный снежный ком, наваливается на нас и подхватывает вместе с собой, засыпая все новыми и новыми слоями — создается впечатление, что выбраться из него невозможно. Только со временем выходит что-то наподобие системы».
Парень почувствовал обращенные на себя глаза. То, как они жадно кусают его спину, ожидая душераздирающей речи или слезного признания, словом, с нетерпением ждут зрелища. Никуда не спеша и намеренно долго замерев на одном месте, Джек переводил взгляд с пасмурного неба на Рэйчел и наоборот, прокручичивая в голове непонятно откуда взявшиеся мысли.
«И эта самая система внедряется в нашу жизнь, в конце концов подчиняет себе ее, а затем человек начинает метаться в панике, потеряв основную опорную нить. Только я не хочу так жить. Не хочу топтать свое будущее в рутинной пыли, а всяческие выкрики души гасить жидкостью общественного мнения. Это глупо. Нам ежедневно твердят о том, что мы должны сделать, что должны запомнить или выучить, как будто, не соверши мы этого, мир мгновенно рухнет. Это может случится по-другому. Совершенно внезапно, без предупреждения или какой-либо причины пошатнуться и рассыпаться по кускам. И потом, перебираясь через руины и подставляя щеки сухому ветру, мы спросим себя: «А что я сделал не так? Вы сказали, я должен — и я не разу не отклонился от своих обязанностей. Так что же случилось? Разве не вы теперь виноваты?» И, не получив ответа, мы будем строить новое на обломках разрушенных стен, наученные опытом и полные желания доказать известную одним себе истину».
Ты забываешь о главном, Джеки. Твои рассуждения — это прекрасно, но давай взглянем в реальность. Разве твой мир не разрушился за эти несколько дней? Ты чувствуешь себя разбитым, усталым, ищешь в себе желание жить? Разве оно не исчезло вместе с живым блеском в зеленых глазах?
— Я ничего не чувствую, — пробормотал парень, наклоняясь к Рэйчел и вдыхая запах мела, перебивающий все остальные. — Ни хорошего, ни плохого.
Кто-то в толпе пустил волну шепота, и Джек ощутил, как это слияние разных голосов подхватывает его и уносит прочь, к легкому несущемуся сквозь время ветру, к плывущим зимним облакам и бледному солнцу, спрятанному за ними. Пора прощаться.
«Только сейчас я понял, что не хочу взрослеть. Мне это не нужно. Не хочу принимать на свои плечи всю ту ответственность, которая мне полагается, говорить умные вещи и озвучивать важные решения, следя за каждым своим словом, чтобы не выдать лишнего».
Тогда что это, Джек? Чего ты хочешь, если не самостоятельности и свободы? Неужели есть что-то лучше?
«Это сложно объяснить. С одной стороны, я понимаю, что мои желания невыполнимы, особенно сейчас, когда вернуться в прошлое нет возможности… Но я бы хотел все изменить. Вошел бы в ту самую комнату грусти, если бы мог, приобнял сидящую там девочку и осторожно вывел бы ее наружу. Сел напротив недоумевающей малышки и принялся говорить обо всем, что только взбредет мне в голову, а она бы только недоверчиво молчала. Правда, спустя некоторое время разговорилась, и мы вместе болтали бы о всяких пустяках, и она бы начала улыбаться — сначала незаметно, затем все более и более весело, а в конце концов громко рассмеялась и бросилась от меня прочь, в обычный мир, оставив свой маленький уголок далеко позади. И я проводил бы взглядом рыжеволосое убегающее чудо, уверенно развернулся и вернулся в эту комнату с канистрой в руках. Разлил бензин по полам, стенам, обмочив каждый второй рисунок в вонючей жидкости, и бросил у порога спичку, с мрачной радостью глядя, как яркое пламя пожирает эти горючие лужи. Вот, что я сделал бы, будь такая возможность».
Дауни еще раз глубоко вдохнул, наполняя легкие морозным воздухом, наклонился к все еще неподвижной и теперь навеки застывшей Рэйчел и просипел, стремясь перебить тихий шелест ветра:
— Спасибо, рыжик. Прости меня.
Затем, не поворачиваясь
