Исповедь Обреченной - Соня Грин
Короче, выложила всю правду, даже не знаю зачем. Утаила только то, что умираю.
Мне так надоело держать это все в себе, а тот, кому бы я могла рассказать всю ее раньше и как следует посетовать на жизнь, уже давно пребывает в мире ином. Вот и получается такой горький замкнутый круг во всех смыслах…
Мы настолько заговорились, что я даже не сразу вспомнила глянуть на часы. А как увидела время, то сразу сообщила Марку, что у него остается меньше сорока пяти секунд на то, чтобы выместись из дома и убраться куда подальше, пока Кир не увидел.
(Очевидно, про Кира я ему не сказал, иначе он мог подумать про меня что-то не то).
Он был внизу, обувал ботинки, и я, совершенно неожиданно, громко выкрикнула о том, что собираюсь прийти в парк. К сожалению, я не видела выражения его лица, но спорю, в то мгновенье его мозг пронзила мысль примерно такого содержания: «интересно, а она будет добираться на двух или четырех конечностях?», но Марк добросовестно ее не озвучил. Как бы, понимаете, тут, разрываясь между обычной подростковой жизнью и смертельной болезнью, нужно соблюдать нормы этикета… Бесплатную парковку тебе разрешат, а ты уже сам, как хочешь, доказывай, что она бесплатна именно для тебя.
Он ушел… А я сидела на кровати и пыталась понять, во что же я себя ввязала…
17 мая
10:00
Только что узнала, что первого июня встреча с кардиологом и новые обследования.
Кир, кстати, документы из университета забрал.
Интересно, теперь уже можно считать, что я официально умираю?
20 мая
23:11
Вчера Кир заставил меня проведать могилку тетушки – последний раз я была там в январе. А я, как ни отбрыкивалась, все равно вскоре очутилась на высохшем пустыре с тысячей надгробных плит, поросших в паутине.
Юноша-то наш откуда-то достал инвалидную коляску и потребовал меня усесться в нее. Я бы хотела поспорить, но все равно чувствовала себя не очень после каждодневного приема таблеток, поэтому покорно уселась на холодное брезентовое покрытие.
Мы ехали медленно, отчасти из-за того, что трава и всякий сор забивались в колеса между спиц. Я рассматривала могильные камни. Где-то на середине пути мне попалась черно-белая выгравированная фотография мальчика лет девяти, и подпись: «это была неравная схватка. Покойся с миром».
Неравная схватка… Если отбросить вариант с соперником на ринге, про «неравную схватку» говорила какая-то болезнь, очевидно, достаточно серьезная для того, чтобы отправить своего обладателя в землю.
Мы наконец въехали на территорию тетушки. Ее фотография на памятнике и… скорлупа и обертки конфет по всему периметру.
Я поморщилась.
– Ну что за люди, – Кир принялся собирать мусор в ладонь.
– Нелюди.
– Точно, нелюди, – повторил он так, словно я раскрыла ему вековой секрет, который не удавалось раскрыть даже самым великим гениям. – Кошмар. Это могила или мусорка?!
Кир припарковал меня у входа, а сам сбегал к машине, взял лопату, грабли, мусорный пакет и принялся за работу. Вот так мы и провели последующие два часа, а потом мне стало плохо, и я попросилась домой.
Как только приехала, упала без задних ног на кровать и сразу уснула.
23 мая
10:15
Все эти дни просто лежу и смотрю в потолок, размышляя о тяготах жизни.
В парк, естественно, не ходила.
Марк не звонил.
Грустно…
26 мая
19:05
Он снова заявился ко мне домой, только теперь – по предварительному звонку и с яблочной шарлоткой.
Не Кир – Марк.
Мы сидели, ели пирог, смотрели мультфильмы и шутили, как дети. И мне было так легко. То ли дело Кир: хмурый постоянно, как туча, и иногда даже кажется, что он мне не друг, а нянька. А Марк… Хороший он. Очень хороший.
29 мая
21:34
Сегодня Марк приходил снова. И снова мы болтали, болтали, болтали… Я прямо даже забываю о том, что я, собственно, уже ходячий труп, осталось только дождаться, когда сердце откажет или машина на худой конец переедет.
Ну так вот… Сделала Марк скриннинг, результаты будут первого июня.
– Ого, вот это совпадение, – удивилась я и захихикала, как идиотка. Словно узнать, насколько твой организм еще жив, можно отнести к понятию «романтика».
– А что? – он непонимающе нахмурился.
– У меня встреча с лечащим врачом в этот же день.
– И что там, на встрече, обычно делают?
Я снова улеглась на кровать и стала пялиться на потолок.
– Ну, сначала он беседует с тобой на наличие новых симптомов, потом проводит разные манипуляции. Эхокардиограмму, рентген легких с контрастом… Я уже сделала их так много за последний год жизни, что на меня датчики в магазине пиликают.
Мы покатились со смеху.
Потом Марк спросил:
– И как это, интересно – светиться, как рождественская елка?
Мы снова засмеялись. Какое же у него очешуительное чувство юмора!
Я поймала себя на том, что разглядываю его загорелую кожу и рельефное тело, обтянутое полупрозрачной майкой. Ух ты…
– Хорошо, и что потом?
– Ну-у-у-у-у, – протянула я и пожала плечами. – Он либо корректирует препараты, которые я принимаю, либо оставляет все как есть и назначает следующее плановое обследование.
В воздухе повисла тишина. Марк пялился на меня так, словно у меня вдруг выросло по четыре головы на каждом плече. Потом он все-таки нерешительно произнес:
– То есть – оставляет все как есть?
– Ну, я же сказала, до следующего…
– Нет-нет, – он грубо меня перебил, – я просто не могу понять, действует ли терапия?
Видно было, что он сильно встревожился. А я, дура, кажется, сказала слишком много. Мне нужно было выкручиваться, и как можно скорее, потому что я не собиралась говорить ему о том, что все эти обследования я делаю только для того, чтобы отследить, как скоро я ласты склею, но никак не для борьбы с недугом.
– Ну, видимые улучшения есть, – в итоге сказала я и поспешила сменить тему, потому что это было неправдой.
Мы снова заговорили на нейтральные темы. Но только Марк все оставшееся время как-то… пялился на меня… Словно я обманула его. Хотя так и было… Но Брауну незачем было знать про то, что я умираю.
Все что угодно, но я обязана сохранить эту тайну.
4 июня
17:19
Вот и лето.
Которое может стать для меня последним.
Все произошло первого июня. Все-таки, я не унывала до последнего, пока не получила результаты: сердце на пределе, легкие все такие же
