Константин Подыма - Счастливого плавания, «Шхуна ровесников»!

Были в статье Александра Николаевича Ефремова и строки, которые прямо касались «Шхуны».

Я вспоминаю сейчас день, когда я пришел сюда, к памятнику Марксу, чтобы выполнить поручение, данное мне школьниками, пионерами и комсомольцами города Новороссийска. Пользуюсь этим случаем передать ребятам через газету, что их цветы на могиле великого основателя марксизма не пострадали от взрыва. И еще мне хочется сказать новороссийским комсомольцам о том, что среди их ровесников на Британских островах несравненно больше тех, кто приходит сюда, на Хайгетское кладбище, не со взрывчаткой, а с цветами.

Ребята и не предполагали, что название операции окажется пророческим.

Порох лег на нежные лепестки роз в далекой Англии, туманном Лондоне.

Это было за тысячи километров от нашего города. А мне вспомнился случай, произошедший со «Шхуной» на горном перевале…

Глава пятнадцатая, из которой можно узнать про случай на перевале

Собирались на улице Водной. Это у завода «Октябрь», почти на самой окраине.

Операция называлась «Бригантиной». Каждый год проводится она в одно и то же время — в ночь с двадцать второго на двадцать третье сентября. На рассвете этого дня в сорок втором году погиб Павел Коган…

В 15.00 первая группа вышла в город. А через час — вторая. Солнце уже начало заходить, когда в небольшой лощине за перевалом поставили последнюю палатку. И тут же прозвучала команда к построению.

Наш город получил название Семиветровск. Ведь он и в самом деле стоит на перекрестке всех ветров.

Командиром похода был в тот раз Сережа Дмитриев.

Весь вечер в пятницу он сидел дома, набрасывал план операции, чтобы ничего не забыть в субботу. А потом до двух часов ночи рисовал эмблему палаточного города, пока мать не погнала спать…

Открыв Семиветровск, Сергей в последний раз проверил график несения караула.

Порядок такой: на вершине Сахарной головы у флага-памятника могут находиться только караульные. По узкой тропинке, вооружившись фонариками, вверх отправляются первые.

Затем их сменят другие ребята. И так до шести часов утра.

Звездное небо плывет над горами. А далеко внизу — в черной воде моря отражаются, переливаются тысячи огней. Хорошо стоять здесь всю ночь и любоваться сказочной красотой. Но пора сменяться. Вон по перевалу движутся огоньки фонариков…

— Товарищ начальник караула, за время несения вахты никаких происшествий не случилось… Разрешите оставить пост!

— Разрешаю! — говорит Саша Голопышко (или Саня — Метр Девяносто, как зовут его и на «Шхуне» и в школе, где он учится в восьмом классе). — Новой вахте занять пост!

Но сегодня случилось непредвиденное…

— Смотрите, что это? — Голос одного из караульных, Володи Козловского, был тревожен.

Одинокая вершина, стоящая примерно в километре от Сахарной, странно светилась.

Отсюда, от флага, ее было хорошо видно.

— Наверно, там идут киносъемки… — вслух подумал кто-то. — Ну точно, у нас же сейчас в городе «Мосфильм» снимает. А вы разве не знали?

— Пошли посмотрим!

Сказано — сделано.

Оставив одного караульного, ребята пошли в сторону светящейся вершины. Шли не торопясь, оживленно обсуждая, какой эпизод из кинофильма «Расплата» может сниматься ночью на перевале.

Ветер принес запах гари.

— Это же трава, наверное, горит!

И все бросились вперед.

Низким пламенем горела трава. То ли от неосторожно брошенного кем-то окурка, то ли от дымящегося пыжа охотника, невзначай оброненного, загорелась она. Ветер гнал пламя все дальше и дальше.

— Там же лес! Совсем сухой! — воскликнул Сережа Корнев.

— Вмиг заполыхает! — ужаснулся Владик Бурухин.

Кругом сухая листва, сухие ветки… Все ручьи пересохли. До города — пять километров. Что делать?

А надеяться можно было только на себя.

Добежать до Семиветровска уже не было времени.

— Вперед, братцы, — тихо сказал Козловский и снял куртку. За ним снял свою и Владик.

Мальчишки и девчонки побежали наперерез пламени, ползущему по земле.

Володя и Владик тушили огонь куртками. Сережа, Лена и Люда затаптывали его ногами, забрасывали землей…

Огонь медленно отступал. Разгоряченные ребята не замечали, что горят кеды и дымятся куртки. Они стояли на перевале, как на линии фронта, и метр за метром отступал, сдавался враг…

Путь огню к лесу был отрезан.

И тут наконец-то подоспела помощь.

Из города ехали на автобусе рабочие Новороссийского лесхоза. Увидели они огонь на перевале и сразу поняли, в чем дело, захватили с собой лопаты, кирки. Боялись одного: опоздать.

Дело пошло гораздо быстрее. Вот потушена последняя огненная полынья. И тогда победители собрались вместе на вершине. Директор лесхоза Борис Николаевич Мясоедов жал руки, благодарил за помощь, говорил добрые слова.

А лес темнел до самого горизонта, и где-то далеко светились огни маленького поселка. Там не узнали, что случилось на перевале.

— Давайте никому ничего не рассказывать, — предложил Владик Бурухин. — Кому какое дело?

— Давайте! — согласился Володя Козловский.

— На Сахарной наши! — шепнула Лена Пронченкова. — Неужели заметили?

— Нет, — мрачно сказал Володя, разглядывая сгоревшие кеды, — вечерняя поверка.

— Взгреть бы вас, — встретил доблестную группу капитан. — Ходите где-то. Становитесь в строй.

Недавние герои молча стали в шеренгу у флага.

Здесь, при свете фронтовой коптилки, которую все пытался погасить ветер, участники операции получали мандаты — маленькие фотокарточки с изображением парнишки, встречающего восход…

Меня часто спрашивают: «Как сочинилась песня «Бригантина»?

Очень просто сочинилась.

Познакомился я с Павлом Коганом заочно, по радио. Радионаушник возле больничной койки, где я лежал со сломанной ногой, зашептал стихи. Я стал слушать: передавали выступления победителей детской поэтической олимпиады. Юношеский голос, напористый и звонкий, читал немного нараспев, как читают поэты:

Я иду, а у сердца лестница.Только вот попробуй спой-ка:Страна моя, моя ровесница,Грандиозной легла стройкой.

Стихи были красивые, солнечные и показались мне тогда «по-взрослому» зрелыми. Вскоре я встретился с Павлом.

Мы быстро подружились, виделись почти ежедневно. И вот этот осенний солнечный день в моей комнате. Читали стихи. Курили. Я что-то наигрывал. Не помню, кому из нас пришло на ум сочинить песню, но мы сразу принялись за дело. Павел через несколько минут показал мне первое четверостишие:

Надоело говорить, и спорить,И любить усталые глаза…В флибустьерском дальнем мореБригантина подымает паруса…

Я никогда прежде не сочинял музыку да и нот как следует записать не умел, играл по слуху. Тем не менее я храбро взял бумажку с текстом и сел за рояль, не сомневаясь в успехе, а Павел пошел в соседнюю комнату дописывать стихи.

Написав новое четверостишие, он выходил ко мне и читал.

Тем временем я импровизировал мелодию. Сначала пришла музыкальная фраза на последние две строчки, а потом придумалось и начало. Кажется, не прошло и двух часов, как «Бригантина» была готова к «спуску на воду».

Откровенно говоря, авторы остались довольны своим произведением. Понравилось оно и нашим друзьям. Хотели даже послать песню в адрес снимавшегося тогда кинофильма «Остров сокровищ», да так и не рискнули. Мы часто пели «Бригантину».

Года два она не выходила за пределы узкого круга друзей, а потом я был призван в армию. Там до меня доходили слухи, что нашу песню поют и незнакомые люди.

Началась война, связь прервалась. О гибели Павла Когана под Новороссийском я узнал в 1943 году. А песня тем временем поплыла своими неведомыми путями…

Георгий ЛЕПСКИЙ,

научный сотрудник Академии педагогических наук СССР

Глава шестнадцатая — деловое предложение читателю

Никто не знал, что ровно в час ночи от Огня вечной славы был зажжен факел. Группе из семи ребят, которую возглавлял Володя Зигура, поручили выполнить особое задание: доставить на вершину Сахарной головы священный огонь с площади Героев.

Его предстояло пронести через весь город и поднять в горы.

Часа через два начали подъем по узкой каменистой лощине…

В половине пятого утра пришли на место. Володя оставил всех у развалин немецкого блиндажа, а сам прошел немного вперед. Здесь, недалеко от вершины Сахарной, будет хорошо слышен условный сигнал.