Валерий Медведев - И снова этот Баранкин, или Великая погоня
— Баранкин, — сказал Малинин, — если ты сейчас скажешь, что я не должен есть булочку и пить воду, то я моментально упаду в обморок — при этом он так многозначительно посмотрел на булочки, которые лежали на подносе у девчонки, и на кувшин с фантой, что Баранкин тут же понял, что если он скажет не угощаться, то Малинин действительно упадет в обморок. И поэтому Баранкин не сказал слово нет.
— Из-за тебя, — сказал только с укоризной Баранкин Косте, придётся отрабатывать этот легкий завтрак!.. Угроза воздушного нападения пиратов двадцатого века миновала. Отбой! — сказал Баранкин. Я пишу стихи!.. И кто только тебя за язык дернул сказать, что я умею писать стихи!..
— Баранкин, а ты вообще-то действительно умеешь писать стихи или нет? — спросил Малинин.
— Не знаю, — ответил Юра. — Не пробовал. Нет… и вообще-то я, конечно, всё могу… Но может не до такой степени, — продолжал Баранкин, грызя, как Пушкин, но не конец гусиного пера, а колпачок шариковой ручки.
Пока Малинин, пересев на соседнее кресло, уплетая булочку и запивая её фантой, говорил какой-то незнакомой школьнице всевозможные глупости и выслушивал от неё ещё большие и просто даже невозможные глупости, пока Зина Фокина с Эрой Кузякиной и Светой Умниковой в сопровождении Марины успели выскочить из здания ГАИ и поспешили к телефону-автомату, выслушивая от Марины в общем-то фантастические невероятности насчет того, что в кино "голос Баранкина" был, а самого его не было, пока Венька Смирнов заглядывал в водопроводный колодец, что находился впереди автобуса и в котором, по рассчётам Веньки, могли схорониться Баранкин и Малинин, тем более что водопроводчики, ремонтировавшие что-то под землей и шумевшие своей паяльной лампой, как картошкой жарившейся на сковороде, Баранкин уже закончил к своему удивлению небольшую поэму в стихах примерно на двух с половиной страницах. Подсев к Баранкину, Малинин, прочитав стихи, просто обалдел и долго сидел, как дети в цирке, с разинутым ртом от удивления и если бы ему не нужно было высказывать Баранкину свое обалдение и восхищение, то он бы так и сидел неизвестно сколько времени.
— Переписывай! — сказал Баранкин. — С цифрой один читаешь ты, с цифрой два — я! С буквой «В» читаем вместе!..
Малинин стал с интересом переписывать стихи в свой блокнот.
— Ну, Баранкин, — сказал Малинин, — если ты написал стихи, то ты всё можешь!..
Баранкин подумал и сказал:
— Ну, Малинин, я не потому всё могу, что написал стихи, а потому что я всё могу, поэтому я и написал стихи.
Костя не знал, что Баранкин имеет в виду, говоря всё это, но что Баранкин что-то имеет в виду, это он понял. Как раз к этому времени автобус подъехал к московской школе поблизости от Москвы-реки и Киевского вокзала. Началась суматоха высадки и переселения автобусного населения из автобуса в помещёние школы, возле которой уже стояла машина — ретранслятор с лакированной семицветной радугой на бежевом корпусе. Черные кабели, уже раскатанные и ещё нераскатанные, как змеи, лежали и грелись на асфальте. Суматоха переселения в школу ещё более усилилась. Все бегали, кто вдоль по коридорам, кто взад-вперед. Сталкивались. Расходились и снова налетали друг на друга. Баранкин и Малинин даже и представить не могли, как из всего этого может получиться организованная и благоустроенная телепередача.
— Может сбежим? — спросил Малинин Баранкина, но тот в ответ только что сердито сдвинул брови.
Разыскав Баранкина и Малинина, и, отняв на ходу у Кости Малинина Юрино стихотворение, девочки "сёстры Гримм" исчезли и вскоре также бегом вернулись обратно.
— Художественный руководитель сказала, что это стихотворение поднимет нашу телепрограмму на космическую высоту! — сказала Нина, а не Нина сказала: "Можно я его спишу?".
— Я это сделаю лично для вас своею собственной рукою, — сказал Малинин предельно любезным голосом.
Тем временем большая суматоха, разделившись на маленькие суматохи и суматохочки достигла своего накала и неразберихи. Поудивлявшись всему этому, Малинин спросил Баранкина в который раз: "Может сбежим с концерта?.." Он и раньше спрашивал Баранкина: "Может сбежим?" Но сейчас стал спрашивать всё чаще и чаще с пересохшим от волнения горлом. Горло у Кости пересохло с тех пор, как они вошли в здание школы и пересыхало всё больше и больше.
— Сбежим?! — передразнивал его то и дело Баранкин, — если бы ты не съел незаслуженно не принадлежавшую тебе булочку, и не выпил стакан «фанты», мы бы могли не сбежать отсюда, а преспокойно уйти!
Малинин, уязвленный справедливым обвинением своего друга, тяжело вздыхая, глотал уже несуществующую слюну в своем рту.
Передача началась с того, что стоявшие в актовом зале перед занавесом школьники из Москвы и подмосковного совхоза долго жали друг другу руки, обменивались школьными вымпелами и какими-то специальными голосами обещали приезжать друг к другу в гости и помогать друг другу.
Малинин, стоявший в задних рядах, рядом с Баранкиным, понял, что школьники из Москвы будут приезжать к подмосковным школьникам и помогать им работать на поле, но он никак не мог понять, что будут помогать делать в Москве ребята из Подмосковья?
— Как же ты не понимаешь, Малинин, — удивился Баранкин костиному вопросу, — в подмосковном совхозе они помогут нам с тобой решить задачу, решение которой мы с тобой не понимаем, а у нас в Москве они помогут нам выкопать ямы под деревья!..
— Теперь понятно, — поддержал слова Баранкина Малинин.
Затем начался концерт, который вели Федя Редькин (высоченный худющий мальчик) и Редя Федькин (мальчик маленький и толстенький!). Интермедия, которую они разыгрывали, Косте и Юре понравилась, потому что она была из школьной жизни. Речь в ней шла о том, как одного мальчика выбрали старостой класса. Они говорили, какой он умница, что его все уважают, что им гордятся. Мальчику это всё нравилось и постепенно в разговоре с ребятами начинает зазнаваться, просит называть его на «вы», не слушает ничьих советов, всем только приказывает, перечеркнул всю программу художественной самодеятельности и составил свою, никуда не годящуюся. Ребятам это не понравилось, и через десять минут они переизбрали старосту. Он пробыл на этой должности 10 минут и 9 секунд — рекордное время.
— Наша Фокина, как только её выбрали старостой, тоже начала зазнаваться, вроде этого, — сказал Малинин.
— К сожалению только она чересчур медленно зазнается, а то мы могли бы её тоже вот так свергнуть!.. — добавил Баранкин.
— И Кузякину тоже хорошо бы было свергнуть, — добавил Малинин.
После этой интермедии хор школьников спел несколько песен, а после хора на сцену вышли Баранкин и Малинин.
— Эти стихи, — сказал Баранкин, — мы посвящаем с Костей Малининым Шуре Гостину. Есть такой мальчик, про него даже фильм снят. Он очень здорово играет в футбол, ну, прямо как Пеле, может быть он будет вторым Пеле. Но этот фильм можно увидеть в одном ГАИ. Но чтобы его увидеть, надо нарушить правила дорожного движения. — В зале засмеялись. — Да, да, — продолжал Баранкин. — Мы вот с Костей нарушили правила перехода и нам показали этот фильм… А вообще-то, мы желаем Шуре Гостину больших успехов и чтобы он стал вторым Пеле, а ещё лучше, чтобы первым.
И Юра начал:
Ходят Шурины ботинки,
Не дорожкой, не тропинкой,
Оставляют там свой след,
Где плакат: "Прохода нет!"
То влезают на забор,
То пересекают двор,
То гремят по ржавой крыше,
Забрались бы и повыше,
Но повыше нету крыши.
Костя подхватывает:
То на дерево по веткам
За собою тащат цепко!
То бегом! Вприпрыжку! Вскачь!
По песку гоняют мяч!
По траве скользят, как лыжи,
Хлопают по лужам рыжим
Реактивные ботинки
С фантастической картинки
Юра продолжает:
Переносят за забор
Шуру словно метеор!
Тащат в лес, где сосны-свечки,
То к прогалинке лесной,
То на стройку, то на речку
Тянут Шуру за собой!
Малинин продолжает:
Через речку, где нет брода
За собою тянут в воду!
А вернут домою Шуру
Усталым и измаянным,
В синяках, с температурой
Под конвоем маминым!..
Юра продолжает:
У него синяк под глазом,
Он синее синей вазы,
У Шуры кашель, он охрип…
Хором:
Но зато счастливый вид!
Малинин продолжает:
Мама делает компрессы!
Папа мчится за врачом!
А в углу стоят ботинки
Будто вовсе ни при чём!..
Шура свой отводит взгляд.
Шура крутится в кровати:
Юра подхватывает:
"Я ни в чем не виноват!"
произносит он некстати.
Папа грозно хмурит взгляд:
"Кто же всё же виноват?"
Шею жмет компресс из ваты.
Малинин продолжает:
Кто же всё же виноват?
