Блистательная Эллада - Константин Владиславович Рыжов
По этим словам царевич сообразил, что перед ним его сестра Электра. Выйдя из-за памятника, Орест окликнул ее.
— Милая Электра, — сказал он. — Все обстоит именно так, как ты говоришь. Я твой брат Орест, и я приехал для того, чтобы убить отчима, а заодно с ним покарать нашу недостойную мать.
Брат с сестрой бросились в объятия друг другу и громко зарыдали.
— Какая страшная судьба выпала на нашу долю! — сказала наконец, утирая глаза, царевна. — Мы два юных существа, еще вчера бывшие неразумными детьми, но, подумай, о чем мы вынуждены говорить после стольких лет разлуки! О том как нам лучше и сподручнее убить свою мать!
— Клитемнестра больше мне не родительница! — возразил Орест. — Перед лицом всех богов объявляю, что с этой минуты я отрекаюсь от нее! Лучше мне считаться сыном дворовой собаки!
— Ты прав, — словно эхо отозвалась Электра. — Я сама отреклась от нее много лет назад, но разве от этого легче?
Брат и сестра стали совещаться, как им приступить к осуществлению своего непростого замысла. Наконец уговорились, что Орест сегодня же явится во дворец как вестник своей мнимой смерти. Клитемнестра и Эгисф непременно захотят расспросить его, и во время встречи с царской четой он воспользуется первой же благоприятной возможностью, чтобы напасть на них. Орест вернулся к Пиладу и рассказал ему свой план. Затем они оба отправились к дворцу. Сын Строфия, назвав свое имя, попросил допустить его к царице. Его тотчас провели в покои Клитемнестры. «Госпожа, — сказал юноша. — Я послан к тебе моими родителями, дабы передать страшную, прискорбную весть: сегодня минуло десять суток с того дня как твой сын Орест упал во время состязания с колесницы и разбился насмерть!» Услыхав эту нежданную новость, Клитемнестра залилась горькими слезами. Тягостное известие быстро облетела весь дворец. Рабыни с прислужницами облачились в траур и разразились громким плачем.
Электра, наоборот, прикинулась рассерженной. Она поднялась к матери и стала поносить ее гневными словами.
— Над чем ты плачешь, несчастная? — спрашивала девушка. — Разве не ты сама отослала моего брата прочь из дома, разве не ты бросила его на руки чужим людям и ни разу за столько лет о нем не вспомнила? О чем же теперь убиваться? Орест рос без родительского надзора, как сорная трава. От того он не смог избежать ранней смерти!
— Ты не справедлива ко мне, дочка, — возразила царица. — Возможно, я была плохой матерью, но я всегда любила моего мальчика. Рассказ о его смерти разбил мне сердце. Ах, почему вместо слов утешения, я всегда слышу от тебя одни только упреки!
Тут во дворец приехал, срочно вызванный с полей Эгисф. Выслушав Пилада, он сказал: «Благородный сын Строфия, ты стал для нас печальным вестником, однако в этом нет твоей вины. Судьба всех смертных в руках богов, и каждому следует принимать ее с покорностью! Давайте оставим бесполезные слезы. Позаботимся лучше о жертве подземным богам. Пусть Гермес и Персефона примут душу моего пасынка под свое покровительство, и пусть память о нем всегда пребывает между нами». Позвав слуг, царь велел приготовить для жертвоприношения беспорочную трехлетнюю корову, еще не имевшую телят.
Когда приказание было исполнено, Эгисф, Клитемнестра, Электра, Пилад и Орест спустились к жертвеннику, располагавшемуся в маленьком дворике у дальней стены дворца. Место это было тихое и укромное. Оглядевшись по сторонам, сын Агамемнона понял, что наступил благоприятный момент для осуществления его замысла. Он посмотрел на Электру, и та молча кивнула в ответ. Эгисф между тем посыпал голову коровы мукой, срезал и бросил на жертвенник клок ее шерсти. Потом он ударом топора перерубил ей шею, дал стечь крови и начал разделывать тушу. За этими делами царь совсем не смотрел по сторонам. Орест тихо подошел к нему сзади и, улучшив момент, пронзил Эгисфа своим мечом. Не успев даже оглянуться, тот мертвым рухнул на землю…
Неожиданный поступок гостя глубоко потряс Клитемнестру. Она громко закричала и хотела убежать, но Электра заставила ее остаться на месте.
— Не надо подымать шум, матушка! — сказала Орест. — Лучше подумай, какой отчет в своих преступлениях ты дашь перед богами.
— Господи, Кто ты такой? — с ужасом спросила царица.
— Неужели ты не узнала дитяти, когда-то произведенного тобой на свет? — с кривой усмешкой спросил царевич. — Я не говорю, что я твой сын. Нет! Тот Орест, которого ты знала, действительно умер навсегда! Я всего лишь твой палач и мститель за злодейски умерщвленного отца.
— Какие страшные слова ты говоришь, сынок! — с дрожью в голосе произнесла Клитемнестра. — Неужели ты в самом деле решил убить меня?
Орест, не отвечая, схватил ее за одежду и подтащил к жертвеннику, туда где лежал ее мертвый муж.
— Я понимаю, что мне бесполезно молить тебя о пощаде, — ломая руки, продолжала царица, — но как ты не боишься возмездия? Пролив мою кровь, ты сделаешься преступником! И боги, и люди заклеймят тебя как матереубийцу.
— Замолчи! — крикнул юноша. — Не тебе попрекать меня злодеяниями! Лучший из греков, мой отец, сражен твоей рукой. Убив тебя, я совершу не грех, а благо. Но довольно болтать! Ступай вслед за своим сообщником!
Ударом меча он поверг Клитемнестру на землю. Однако она была еще жива. Глядя тускнеющим взором на сына, царица с ненавистью прошептала:
— Матереубийца! Я проклинаю тебя и призываю на твою голову эриний! Пусть они преследуют тебя по всему свету, не давая ни минуты покоя! Пусть терзают и жалят тебя, пока не сведут с ума!
С этими словами Клитемнестра испустила дух, и душа ее, стеная, отлетела в царство Аида…
3. Орест и Ифигения
Клитеменстра не зря грозила Оресту своим проклятьем. Не успела весть о смерти царицы распространиться по городу, а эринии уже были тут как тут. Более всего они походили на огромных летучих мышей с собачьими головами и сверкающими глазами. Волосы же их на самом деле были не волосы, а клубки шипящих змей. Накинувшись со всех сторон на несчастного царевича, они принялись жалить, кусать, мучить его и в конце концов довели почти что до сумасшествия. Верный Пилад и Электра не знали, что им делать. Посадив Ореста на корабль, они отвезли его в священные Дельфы. Но и тут
